— А можно мне какую-нибудь одежду? А то как-то неудобно вести светскую беседу, когда раздета.
Петр Юрьевич мотнул головой и вежливо сказал:
— Потерпите немного. Раз вы пришли в сознание, то хотелось бы как можно быстрее испробовать на вас одну теорию.
Как-то странно этот врач говорит. Что-то скрывает. Впрочем, мне по барабану.
— Давайте только быстрее, — устало произнесла я. Несмотря на то, что я только проснулась, все равно хотелось спать.
Петр Юрьевич вышел из палаты, и через минуту вновь появился. Следом за ним — мама и…
— Маша, — выдохнула я.
Едва увидев эти сияющие зеленые глаза, я сразу все вспомнила. Дом, пожар, Антона… Галину.
Румяная кожа, радостная улыбка и энергичность говорили о том, что Маша совершенно здорова. Но как же так? Я ведь похоронила и её, и себя под пепелищем.
Сестра осторожно присела на кровать и улыбнулась еще шире. Мама встала у изножья кровати, она смеялась и плакала одновременно, прижимая руки к груди. Её любящий взгляд не отрывался от меня ни на секунду, словно женщина не верила в то, что я действительно жива.
Петр Юрьевич остался стоять. Немного взволнованно поправив халат, он произнес:
— Мария получила бесценный дар для колдуньи. Он важен и может пригодиться прямо сейчас.
— Да погодите вы! — воскликнула Маша. Она взглянула на мое лицо и участливо спросила: — Как ты?
Я попыталась припомнить, какие травмы получила в ту кошмарную ночь. Сломанные ребра, голень и правая ключица, глубокие порезы от кинжалов, ушибы по всему телу. Но сейчас я была достаточно здорова, сломанных костей не было, разве что сильная слабость, и осознание это пришло только что.
— Почему я жива? Почему мы живы?
Мама всхлипнула, но ответила Маша:
— Если кратко, то нас вовремя спасли.
Девушка взмахнула рукой, пресекая мои вопросы. Она ответила лишь на один, самый главный:
— Я выжила, потому что во время пожара я получила свой дар. Я исцелила себя.
Я выдохнула, не веря собственным ушам. Способность исцелять себя других очень редкий и ценный дар. Он появляется раз в поколение на весь мир.
Маша гордо добавила:
— И первой, на ком я использовала твой дар, была ты. Я залечила все твои переломы и сильные ушибы. Остались только поверхностные раны — царапины да синяки.
Мама закрыла лицо руками, не сдерживая слез. Она всегда была эмоциональной женщиной.
Я улыбнулась и протянула:
— Ма-ам. Хватит плакать. Все же хорошо.
Мама закивала и начала вытирать слезы со щек.
— Да, да, ты права, ты права, доченька, — бормотала женщина. — Но я так боялась потерять тебя…
Маша пожала плечами и улыбнулась — мол, мамы, они такие.
— Теперь позвольте вашей сестре окончательно излечить вас, — встрял врач. Видно было, что ему не терпится увидеть это чудо.
Вообще-то, мне тоже было любопытно. Только поэтому я протянула руку Маше. Та взяла её, и от её руки к моей словно потянулся солнечный свет, только невидимый. Он приятно грел кожу, щекоча её, заставляя покрываться мурашками. Это тепло разрасталось и вскоре проходило по всему телу.
Я с трудом вдохнула воздух и закрыла глаза. Машина магия дала мне не только физическое излечение, но и душевное. Я буквально чувствовала, как сердце замедляет ритм до нормального, мысли стали ясными и четкими, а в душе царили умиротворение и спокойствие.
Когда я открыла глаза, Маша сидела, привалившись к изножью кровати, и пила апельсиновый сок из рук матери. Заметив мой удивленный взгляд, девушка пояснила:
— Я только учусь лечить, и не умею экономно расходовать энергию.
— Как жаль, что Галина погибла, — вздохнула мама, не выпуская из рук стакан. — Она бы помогла нам справиться.
Ах да, никто же не знает правду о главе нашего семейства. Хотя это и к лучшему. Пусть все остается в тайне между мной, Волковым и… И неизвестным полудемоном.
Я моргнула, отгоняя прочь плохие мысли. Повернув голову в сторону доктора, я спросила:
— Раз Маша излечила меня, то вы меня выпишете?
Петр Юрьевич покачал головой:
— Мне жаль, София, но придется полежать еще несколько дней. Физически, я уверен в этом и без осмотра, вы полностью здоровы, но ваше так называемое биополе еще слишком слабое.
Подняв подушку повыше, я подоткнула простынь подмышки и нахмурилась:
— О чем это вы?
Петр Юрьевич, казалось, не уставал стоять на одном месте и отвечать на мои вопросы.
— Вы были непосредственно в доме во время пожара. Учитывая связь с магией огня, вы не получили ожогов, но вашей магии нужно время, чтобы восстановиться после такой перегрузки. Вы впервые очнулись, и в это время — от двенадцати часов до суток — будете очень восприимчивы к любой магии. А в нашем мире да при вашей профессии, сами понимаете, это крайне опасно. Поэтому полежите тут.
Маша согласно кивнула.
Я пробурчала что-то достаточно грубое, но особо возражать не стала.
Следующий день стал просто днем открытых дверей. Мама и Маша раструбили всем, что я очнулась и вполне здорова, и меня можно навещать. Правда, из-за моей временной острой восприимчивости к магии, Петр Юрьевич позволил заходить ко мне в палату не больше, чем двум людям.
Первым, кто постучал ко мне в дверь, был — не поверите! — полицейский. Он представился, как следователь Нахимов, и начал разговор.
— Прежде, чем разговаривать с вами о пожаре, хотелось бы предупредить, что прессе стала известна ваша профессия.
— Что-о? — удивилась я.
Следователь пожал плечами и заметил:
— Сейчас все газеты только и трубят об убийце из благородной семьи. В холле больницы постоянно появляются журналисты, пытающиеся прорваться к вам.
Я выдохнула и закрыла глаза. Только этого не хватало! Теперь все папарацци будут охотиться на меня, пока не найдут что-нибудь поинтереснее. Вот только что может быть интереснее настоящего лица агроторы?
Но здесь есть свои плюсы. Я больше могу не мучиться с маскировочными заклинаниями — от него зачастую появляются прыщи. Все всё равно знают мое настоящее лицо.
— Спасибо, что предупредили, — благодарно улыбнулась я. — А теперь давайте поговорим о пожаре.
— Ваши родственники решили, что вы уехали, — проговорил Нахимов. — И они уехали следом за вами. Зачем вы инсценировали свой отъезд?
— Я не делала этого. — Я наивно захлопала ресницами. Изящный вид и невинная мордашка всегда заставляли как представителей закона, так и бандитов, забыть о моей репутации и большом послужном списке. — За день до этого в лесу я заметила следы болотной кикиморы, а болото было довольно далеко от нашего дома. Я помнила о любви кикимор утаскивать детей и пожирать их, а на инициацию приехали моя младшая сестра и двоюродные братья, десятилетние близнецы. И я решила изловить кикимору, так, на всякий случай. Но, так как я агротора и в моем чемодане всегда оружия больше, чем вещей, чемодан был убран подальше от любопытных детских глаз. На кухне я оставила записку, но, видимо, домовой упрятал её или что-то еще случилось.
Закончив речь, я опустила глаза и якобы слабой рукой поправила подол темно-зеленого халата. Нахимов потер переносицу рукой, сверился с документами в своей руке и поднял на меня свои голубые глаза:
— Как начался пожар и почему вы не смогли остановить его?
Вздохнув, я кротко начала рассказывать:
— Кикимора изрядно меня вымотала. А еще в ту ночь русалки решили сыграть со мной, и чуть не утопили. Вернулась я только в середине ночи. То, что никого из родственников нет, внимания не обратила — не стану же я ночью по комнатам бегать. Думала, что Агния и Эльвира уже спят, и решила их не беспокоить. Выпив обезболивающее вкупе со снотворным, я крепко заснула на диване в гостиной. Не проснулась даже тогда, когда начался пожар.
Следователь задумчиво кивнул, прищурил глаза, отчего морщины на его лбу под редкой черной челкой стали еще заметнее, и продолжил допрос:
— Доктор Фапирин Петр Юрьевич указал, что при поступлении у вас были многочисленные переломы и травмы. Допустим, порезы и ушибы можно списать на последствия охоты за кикиморой, а переломы?
