Несколько часов назад Густаво вернулся из долгой поездки. Вскоре после его прибытия из комнаты донеслась короткая, но ожесточенная словесная перепалка между братьями. Речь шла о новых делах, и разговор закончился ссорой. Пит стал жевать медленнее, пока искал глазами каштановую шевелюру Густаво. И вот он наконец разглядел его на другой стороне стола. Хотя место Густаво было в тесном кругу рядом с Эдуардо, тот сидел сегодня отдельно. У дона Густаво тоже были доверенные люди, которые сидели рядом с ним. Пит с упоением впился в кусок молочного поросенка. Когда слуги вновь проходили мимо, Пит опять схватил что-то и ущипнул свободной рукой маленькую брюнетку за зад.
— Ну что, повеселимся вдвоем?
Девушка рассмеялась, обнажив коричневатые зубы.
— Только в твоих мечтах, дорогой, только в мечтах.
Пит рассмеялся. Он не выказал досады. Чертова баба еще пожалеет о своем отказе: следующую встречу Пит превратит в ее самый страшный кошмар.
Несмотря на то что Эдуард мало выпил, у него болела голова. Он радовался, что после долгого дня оказался в своей комнате, где мог немного расслабиться. Со вздохом он наконец стащил с плеч пиджак и бросил его на спинку стула. Потом расстегнул воротник и пояс. Эдуард съел больше, чем следовало, но его люди должны видеть, что он может пить и есть, как настоящий мужчина.
Эдуард осторожными движениями массировал живот. К сожалению, он плохо переносил такие празднества. Возможно, из-за того, что бóльшую часть жизни голодал. Эдуард подошел к шкафу, взял бокал и бутылку со спиртным и налил себе. Резким движением он опрокинул в рот алкоголь и тут же почувствовал себя лучше.
Взглянув в зеркало, Эдуард на секунду испугался. «Ты стареешь, — мысленно сказал он себе. — Ты выглядишь так, словно жил слишком бурно и чересчур долго». Потом он повернулся к брату. Густав не сводил с него глаз с того момента, когда они вошли в комнату. Впервые Эдуарду было неприятно осознавать, что он старше, чем Густав.
Густав, несмотря на длинный вечер, выглядел все еще свежо. Было незаметно, что совсем недавно он проделал долгое путешествие. Все же он был на восемь лет младше. До его рождения мать потеряла много детей. Когда Густаву исполнилось два года, на свет появилась Анна, а потом и Ленхен.
Эдуард налил себе еще один бокал и залпом осушил его. «Все нити по-прежнему в моих руках, — подумал он. — Все решаю я. И пока что мои решения оказывались верными. Это единственное, что имеет значение». Братья Бруннеры неплохо зарабатывали взломами, кражами, уличными грабежами, сутенерством и небольшой контрабандой, объемы которой хотели увеличить. Эдуард пристально посмотрел в глаза младшему брату.
— Мы не будем расширять наше дело, Густав, не сейчас. Все идет хорошо, и пусть себе идет. Лучше действовать более осмотрительно.
Густав лишь молча взглянул на брата, и все же Эдуард заметил, как при слове «осмотрительно» тот нахмурил брови. Эдуард осуждающе посмотрел на брата, положившего ноги в сапогах прямо на новую кушетку, но ничего не сказал.
«Он хорош собой», — пронеслось в голове у Эдуарда. Раньше это совершенно не приходило ему на ум. Вьющиеся волосы доходили Густаву до плеч, они были чуть темнее, чем у других членов их семьи. А глаза, наоборот, были светлее, янтарно-желтые с золотыми вкраплениями. Черты лица правильные, губы немного полноватые, нос греческий. Так про него сказал когда-то Элиас, а он обладал обширными познаниями, чем всегда удивлял Эдуарда.
Сейчас же красивые, немного вызывающие губы Густава расплылись в презрительной ухмылке. Этим он хотел сказать: «Ты не доверяешь сам себе, ты стареешь. На твоем месте можно быть каким угодно — безрассудно жестоким, непредсказуемым, даже кровожадным, — но не мнительным, как старая баба».
— Это слишком большой риск, — сказал Эдуард, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
Густав фыркнул.
— Ты думаешь, люди идут за тобой, потому что им нравится твоя нерешительность? Ты думаешь, достаточно сидеть дома, отнимая доход и территории у других банд?
— А ты считаешь, — Эдуард указал пальцем на пол, — что они пошли бы за мной, если бы у них были пустые животы и карманы?
Густав пожал плечами.
Эдуард молча обернулся и снова взглянул на себя в зеркало. Это был переломный момент в его жизни. Эдуард не хотел возвращаться к прежнему существованию, к тяжкому труду и борьбе за выживание, но и новая жизнь оказалась непростой. И потом… Он вспомнил разочарование на лице Анны. Эдуард хотел бы сказать, что ему все равно, о чем думает его младшая сестра, но это было не так. Черт побери, он совершенно иначе представлял себе их встречу!
Густав убрал ноги с кушетки, на которой остались грязные следы, и встал.
— Ну, как хочешь.
Он направился к двери.
— Увидимся завтра, — сказал Эдуард, стараясь, чтобы его слова не прозвучали как приказ.
— Да, — коротко ответил Густав.
Эдуард прислушался к шагам младшего брата на лестнице, потом подошел к окну и стал внимательно наблюдать из-за шторы за темным переулком. Он видел, как Густав вышел из дома, как он оглянулся и повернул направо. Эдуард удивленно следил за изящными движениями брата. Вдруг Густав остановился. Кто-то, стоявший сбоку от входа, заговорил с ним. Но как Эдуард ни вглядывался, он не смог рассмотреть, кто это был.
Глава четвертая
Через zaguán, вестибюль, в доме Гольдбергов можно было попасть в первый патио. В центре второго патио находился фонтан, рядом виднелся aljibe[2], похожий на обычный колодец. Аljibe с каменными мурованными стенками могли позволить себе лишь богатые горожане. Там собиралась дождевая вода, которая стекала в патио с террас.
Хорошего друга семьи, слугу Юлиуса, сразу же после прибытия повели в частную гостиницу Гольдбергов, со второго этажа которой открывался вид на первый патио.
Молодой торговец подошел к большим окнам и увидел соседние дома и море вдалеке, по которому он приплыл. За спиной мягко светили газовые лампы. Со второго патио доносились женские голоса.
Юлиус подавил зевок. Накануне он долго разбирал бумаги в конторе. Когда его коллеги уже давно отдыхали дома или же предавались ночным развлечениям, он писал письмо семье Сантос, которую собирался вскорости навестить.
Он быстро и успешно влился в выросшую за последние годы немецкую колонию. Спустя несколько дней после прибытия Юлиус устроился на работу к Ведекинду в фирму «Линд и Ко». В первые дни Юлиусу пришлось привыкать к особенностям службы. Так, например, почту забирали дважды в месяц в частном доме почтмейстера. Получатели часами стояли во внутреннем дворике, ожидая, пока не распахнется дверь, после чего бросались вперед, выкрикивая имена и названия фирм и пытаясь выхватить свои письма. Поблизости открылось много немецких контор, например Адольфа фон Борриса из Любека, который обеспечивал продовольствием суда, и скупщика шкур Эдмунда Наппа. Крупные торговцы находились в хороших отношениях с английскими и американскими колониями с момента их возникновения, ездили в гости к местным жителям и женились на их дочерях соответственно положению в обществе. Но и влияния простых людей нельзя было отрицать. В большинстве своем это были ремесленники, мелкие торговцы и колонисты, владевшие поместьями.
