Лив опустила блузку и снова села на стул.
— Медсестра Кинтнер рассказывала, что наше рождение вызвало настоящую сенсацию. Никогда прежде не было зафиксировано рождение страдающих омфалопагусом разнополых близнецов. А затем, когда нашей маме стало плохо, врачи запаниковали. После большой потери крови и нанесенных ей внутриматочных повреждений она потеряла сознание. Врачи понимали, что в случившемся есть доля их вины, поэтому постарались замять дело. Мама умерла, не приходя в сознание, через восемь суток после нашего рождения. В тот же день врачи провели успешную операцию по нашему разделению. Только тогда они обнаружили, что по ошибке было выдано всего одно свидетельство о рождении. Администрация больницы решила эту проблему просто — выдала еще одно свидетельство тем же числом, когда проводилась операция. С технической точки зрения, возможно, это и правильно. Только тогда я стала отдельной личностью. Отец решил назвать меня в честь матери, которая в девичестве носила фамилию Адамсен. Вот почему он не хотел рассказывать нам историю нашего рождения.
Аркадиан обдумывал услышанное, сопоставляя его с тем, что уже знал.
— Почему у вашей бабушки и мамы разные фамилии? — задал он вопрос.
— Это норвежская традиция. Дети в качестве фамилии используют имя отца. Бабушкиного папу звали Ханс, поэтому она Хансен, что переводится как сын Ханса. Отца моей мамы звали Адам, поэтому она Адамсен. Если ты живешь в скандинавской стране, составлять свою родословную очень непросто.
Девушка посмотрела на лежащую перед ней газету. Оттуда на нее смотрел Сэмюель.
— Вы говорили, что хотите показать мне кое-что, что объяснит смерть моего брата, — произнесла Лив.
Полицейский неуверенно забарабанил пальцами по голубой папке. Его мнение о девушке улучшилось, но полностью он ей еще не доверял.
— Послушайте! — начала Лив. — Мне не меньше вашего хочется выяснить, что произошло с моим братом. Вы, конечно, можете не доверять мне — это ваше право, но если вас беспокоит род моей профессиональной деятельности, то я могу подписать любой документ о неразглашении услышанной от вас информации. Договорились?
Аркадиан молча встал и вышел из комнаты, оставив папку на столе.
Лив уставилась на нее, борясь с искушением заглянуть внутрь, пока инспектора нет в комнате. Он вернулся через секунду, держа в руках ручку и стандартное соглашение о конфиденциальности. Девушка подписала, и инспектор сверил ее подпись с подписью в присланной ему по факсу копии ее паспорта. Затем он открыл папку и разложил на столе перед Лив несколько глянцевых фотографий размером шесть на четыре дюйма.
На снимках было запечатлено лежащее на анатомическом столе тело покойного. Обмытое из шланга, оно блестело под ярким неоновым светом. Темные шрамы четко виднелись на бледной коже.
Ошарашенная Лив уставилась на труп брата.
— Кто нанес ему эти раны? — наконец выговорила она.
— Не знаю.
— Но вы ведь беседовали с людьми, которые знали его здесь, в Руне? Они что-то говорят? Может, перед смертью Сэмюель странно себя вел или находился в депрессии?
Аркадиан отрицательно покачал головой.
— Единственный человек, с которым мне удалось поговорить — это вы. Ваш брат упал с вершины Цитадели. Поскольку нет доказательств того, что он жил в городе, мы можем с большой степенью вероятности предположить, что он некоторое время провел в монастыре. Сколько лет, вы говорили, от него не было вестей?
— Восемь.
— И за весь этот период ни единой весточки?
— Нет.
— Значит, если ваш брат все это время жил в Цитадели, то единственные люди, которые видели его живым, тоже живут в монастыре. К сожалению, взять у них свидетельские показания не представляется возможным. Я сделал официальный запрос, но все напрасно. Никто не станет со мной разговаривать.
— А нельзя их заставить?
— Понимаете, Цитадель в определенном смысле является государством в государстве. Монастырь вне нашей юрисдикции. У них там свои законы и система юстиции.
— То есть они вообще могут промолчать, словно никто не погиб, а власти Руна ничего не смогут с этим поделать?
— Точно, — согласился Аркадиан. — Хотя я полагаю, что в свое время уполномоченный представитель Цитадели сделает официальное заявление. Они большие специалисты в области пиара… А пока мы займемся кое-чем другим…
Полицейский вытащил из папки еще три фотографии и положил первую на стол перед Лив.
Девушка увидела цифры номера своего мобильного телефона, нацарапанные на узкой полоске кожи.
— Мы нашли это в желудке вашего брата. Только поэтому я смог с вами связаться.
Аркадиан пододвинул к ней вторую фотографию.
— Но это еще не все…
56
Дороги в квартале Потерянных Душ прокладывали еще в начале VI столетия. Тогда они предназначались для лошадей и ручных тележек. Скорость и габариты современных транспортных средств требовали совершенно других улиц. Расширение проезжей части привело бы к сносу части старинных строений, поэтому решено было создать сложнейшую систему улиц с односторонним движением. Любая машина, попавшая в этот лабиринт, запутывалась, словно муха, угодившая в паутину.
Езда в машине «скорой помощи» по средневековым улочкам была сущим кошмаром. Согласно правилам, Эрдем обязан был приехать на вызов не позже, чем через пятнадцать минут после звонка. Те же правила обязывали его привести машину обратно в целости и сохранности. Одно противоречило другому. Любая поездка по лабиринту каменных стен, покрытых облупившейся краской, на скорости, достаточной для выполнения первого, неизбежно привела бы к нарушению второго.
Водитель наблюдал за тем, как нарисованная на боку машины эмблема медленно выползает из тени каменной арки. Вот показался обвитый змеей жезл Эскулапа.[21] Эрдем еще больше сбавил скорость и посмотрел вперед на дорогу. «Скорая помощь» медленно, почти робко, ползла вперед. Водитель вглядывался в темноту, выискивая новое препятствие.
— Сколько? — спросил он товарища.
— Уже четырнадцать минут, — глядя на часы, ответил Кемиль. — Не думаю, что мы побьем сегодня свой рекорд.
Звонивший ограничился тем, что сообщил о белом мужчине, найденном на одной из боковых улочек в глухой части квартала Потерянных Душ. Учитывая время и место, Эрдем пришел к выводу, что они имеют дело либо еще с одним наркоманом, превысившим дозу, либо с застреленным или зарезанным преступником. В любом случае «хорошее» начало «хорошего» дня.
— От фараонов что-нибудь слышно?
Кемиль проверил.
— Нет. Они сейчас допивают кофе… с рогаликами.
В таких случаях полицейские обычно не спешат на вызов, особенно во время завтрака. В отличие от «скорой помощи» они не обязаны являться на место предполагаемого преступления в течение четверти часа.
— Сюда.
Эрдем осторожно завернул за угол и увидел лежащую в отдалении смятую кучу одежды. Нигде ни следа полицейской машины. Улочка вообще была пустынной.
— Семнадцать минут, — сообщил Кемиль, нажимая кнопку рации.
Теперь время их прибытия зарегистрировано.
— А на машине — ни царапинки, — сказал Эрдем, останавливая автомобиль и вытаскивая ключ из зажигания.
Одним отработанным за годы практики движением он выскочил из машины.
Мужчина на тротуаре казался мертвенно-бледным. Эрдем перевернул тело и понял почему. Верхняя часть штанины его правой ноги была пропитана кровью. Эрдем отодвинул в сторону лоскут порванной штанины, ожидая увидеть страшную рану, но вместо нее обнаружил пропитанную кровью свежую повязку. Он хотел уже повернуться и позвать Кемиля, когда почувствовал упершийся в затылок ствол пистолета.
Кемиль не успел выбраться из машины, когда бородатый мужчина возник у открытого окна и направил на него пистолет.
— Передай на базу, — голосом, в котором чувствовался сильный английский акцент, приказал он, — что помощь не требуется. Скажи, что найденный вами человек просто пьян.
Кемиль потянулся к наушникам. Его глаза метались между черным дулом пистолета и спокойными голубыми глазами мужчины. За шесть неполных лет работы это было второе нападение. Кемиль знал, что нужно сохранять спокойствие и идти на «сотрудничество», но это нападение его по-настоящему испугало. В прошлый раз нападающие были в лыжных масках и явно находились под действием наркотиков. Они так нервничали, что скорее бросили бы оружие и убежали, чем начали стрелять. Голубоглазый оставался предельно спокойным. На нем не было маски. У него была длинная борода и шрамы от старых ожогов на лице. Капюшон красной ветровки низко надвинут на лоб. Длинные волосы песочного цвета.
Пальцы Кемиля нащупали наушники. Подняв их, он сделал все, что от него требовали.
57
