несколько шокировало, я за годы на родине привык к совершенно иному. Последние мои собеседницы в Санктуме старались быть тихими и незаметными, благодаря меня за доброту и терпение, с коими я принимал их малодушие и несовершенства. Аван же благодарила меня за помощь и заботу, и это ощущалось гораздо ценнее, чем притворное заискивание, коим я был окружен ранее.
Для себя я также открыл возможность не только любоваться девушкой, но и слушать ее с таким огромным удовольствием, что работа над кристаллами стала моим наваждением. Мне хотелось продлить бодрствование Аван, хотелось спросить о миллионе разных вещей, узнать, что она думает, ее мнение, ее взгляд, и я не мог насытиться нашим общением, чуть ли не умоляя рассказать еще хоть что-нибудь.
Тогда же я узнал и то, что, наверное, не следовало бы знать такому человеку, как я. Это вышло почти случайно. Аван многое поведала мне о своей семье, но еще большее недоговаривала, пока я не вспомнил статую, увиденную в Кадате. Тогда я узнал девушку, выточенную в камне, и немало удивился, заметив имя «Лилит» на постаменте. Некромантка честно ответила, что это изображена ее мать, но я не поверил, и пустой поначалу спор чуть не перерос в настоящую ссору. Мне казалось, темные просто присвоили себе образ бывшей королевы, обозвав ее новым именем и возведя чуть ли не в святые, что, конечно, было чудовищным богохульством по отношению к светлым, но правда оказалась несколько иной. Принять ее не без доли скепсиса я смог только когда увидел портрет Каина и прочитал книгу, где местная ведьма рассказывала свои странные сказки. Там, среди, как мне казалось, откровенного бреда, я внезапно нашел и себя. Короткий отрывок из моего прошлого, пересказанный так, будто неведомая писательница журила меня и отчитывала, как маленького ребенка. Чуть не сгорев от стыда, я закрыл книгу, спорить окончательно расхотелось.
В день, когда я убрал последний осколок, Аван попросила меня позвать детей, и я едва смог сохранить спокойное выражение лица, только представив ее реакцию на появление дочери. Гера, получив мое приглашение, послушно собрала братьев и зашла в спальню первой, дрожа, словно осиновый лист. Не зная, куда деть культю, она сначала попыталась скрыть ее кофтой, безуспешно стараясь не волновать мать, но та быстро заметила неладное. И без того бледное, еще болезненно худое лицо застыло восковой маской. Протянув руки, Аван осторожно притянула дочь к себе и, сжав в объятьях, неверяще коснулась края пустого рукава.
— Что это?
— Я накормила волчицу, как рассказывал Ньярл, чтобы Тар мог тебя вылечить. Ничего страшного, рука это мелочь, мам, главное, что ты снова с нами.
Аван сжала губы, изо всех сил стараясь не заплакать, и, уткнувшись Гемере в макушку, судорожно выдохнула, жестом привлекая Мома и Гани к себе. Младший тут же подошел и сел рядом, средний задержался неловко, переступая с ноги на ногу. Обратив на него внимание, я к собственному удивлению заметил в его взгляде вину и даже тень раскаяния. Гера, отвлекшись от матери, протянула ладонь брату.
Я чуть было не открыл рот, чтобы предупредить ее, но вовремя остановился, поняв, что сейчас не время для обвинений. Мом послушно прошел к сестре и матери, обняв обеих, будто в момент став чуточку человечнее и вспомнив, кто он такой. Я хотел бы поверить, что он действительно понял свою ошибку, что он не специально замер на окраине опушки в лесу, что он любит свою семью, но чутье говорило мне обратное, и я не представлял, как можно рассказать Аван об опасности. Мне хотелось бы защитить свою случайную спасительницу, я отплатил ей добром за добро, но все же не являлся частью семьи. В моих силах было не так много. Впрочем. Кое-что пришло мне в голову, пока я был в вынужденном заточении.
Самонадеянный и хлипкий план по спасению поместья выстраивался на моем знании характера Авеля и надежде на хрупкое перемирие. Я рассказал его Аван, едва мы вновь остались наедине, и сильно сомневался в том, что некромантка готова сдаться светлым, в обмен на безопасность, но… Она согласилась. Вытянув из меня всю возможную информацию, она готова была сделать свою страну колонией, лишь бы жителей оставили в покое и дали возможность отстроить свою жизнь заново. Я видел, что это решение далось ей нелегко, я понимал, как много она ставит на кон, вновь вверяя свою жизнь в мои руки, но в тот момент я уже готов был биться до конца, до собственной смерти, отстаивая ее интересы.
Привыкнув к обществу Аван, я не хотел отпускать ее и в тайне даже от себя надеялся, что ее муж не вернется, что он погиб, и как только я решу все свои дела в Целестии, смогу вернуться в Кадат к ней, но судьба решила всё иначе.
Стоило только целестинцам уйти с полуострова, как Эреб оказался дома. Целый и невредимый, он выглядел так, будто совершил что-то поистине героическое, но на все вопросы отвечал уклончиво, так и не рассказав, как пережил войну и где скрывался до этого.
Он смотрел на меня волком, ненавидел мое присутствие и всячески старался оградить от Аван, не давая нам решить даже самые простые рабочие моменты. Я хотел бы ответить ему тем же. Закричать, что он и пальца своей жены не достоин и вытрясти из него признание в том, где прятался этот горделивый глупец всё то время, пока Аван с трудом боролась за жизнь. Обида, ненависть и банальная ревность настолько застилали мне глаза, что, не будь во мне хоть капли благоразумия, я бы выбил из Эреба весь дух.
Мне пришлось отстраниться, ограничиться общением письмами и помогать Аван из Санктума, надеясь на редкие встречи с ней в столице. Я знал, что поступаю неправильно, что обязан был забыть о чувствах к замужней девушке, к тому же еще и темной, но всё равно не хотел сдаваться. Расставило всё по местам появление Каина.
Закончив с основными организационными вопросами, я занялся просмотром данных о заключенных в темнице светлого дворца и совершенно случайно наткнулся на информацию о брате Аван. Конечно, я тут же сообщил об этом ей и дождался приезда, чтобы забрать мужчину из камеры, но даже не подумал, что я сам должен был прийти туда первым, еще только когда увидел данные в картотеке. Мне нужно было проверить, жив ли Каин, в каком он состоянии, и тут же отдать его под опеку лекарей, но я был слишком взволнован приездом некромантки.
