Посреди воцарившейся на доли песчинки тишины слово взял Пыхча.
- Тания, подписала Признание, вот бумага, уведите её! - протянул он Помладу бумажку.
Ознакомившись с текстом, тот кивнул своим гвардейцам, и они быстро подняли Печатницу со стула.
- Пик, а Пик… - чуть слышно прошептала Тания, подняв на своего Ученика печальный взгляд потухших очей. - Чтобы стало ясно нынче вечером, воспользуйся свечой… Зажги огонек, Пик, зажги его…
- Тания, прости-и-и, – провожая её крайне виноватым взглядом, мышонок обреченно протянул к Наставнице руки.
Когда дверь захлопнулась, паренек резко повернулся к директору. Утирая мокрые от горьких слез глаза, он огласил своё решение, что далось ему сквозь щемящую сердце и разрывающую душу на части боль от предчувствия безвыходности, на которое себя обрекает.
- Я увольняюсь!
Директор, чуть поднял очи на Сиберию, та не шевелилась.
- Хорошо, доработаешь день и можешь быть свободным! А теперь ступай и без тебя куча работы!
- Как вам будет угодно! - специально коряво с издевкой поклонился мышонок вначале Пыхче, а затем Сиберии.
- Вы друг друга стоите! - прорычал сквозь зубы мышонок так тихо, чтобы было слышно лишь мышке.
Затем он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Паренек хотел нагнать крыс и еще раз увидеть Танию, но не успел. Гвардейцев и след простыл.
Опустив голову, Пик медленно обреченно побрел обратно в цех, в сердцах сокрушаясь больше не из-за потери работы, а об утрате друга.
========== XXI Раскаяние Сиберии ==========
Не поднимая глаз шел Пик через все цеха, чувствуя на себе прожигающие насквозь взгляды окружающих. Слухи опередили его и теперь все считали мышонка главным виновником увольнения Тании.
Добравшись до своего цеха, и поспешно исчезнув за дверью, паренек принялся поднимать буквы, но всё у него валилось из рук. Наполнив один ящик, он со злости швырял его на пол. Всё разлеталось, но этого было недостаточно. Со злости он выдергивал другие ящики и опрокидывал на пол.
Вскоре оказавшись не в силах больше злиться, мышонок упал на колени и опустив голову, глухо зарыдал, клеймя себя во всем произошедшем. Отчасти Пик был прав, и поэтому не мог остановиться долгое время. Взяв себя в руки, он снова принимался прибираться, но надолго его не хватало. И он раз за разом, повторял всё заново.
Время для него перестало существовать. Ему хотелось как можно скорее отсюда уйти, чтобы никогда больше не возвращаться. Мало того, что ему было нестерпимо плохо, так еще и Мастер производства Николир «насыпал ему соли на хвост».
- Покажи ему производство. Он наш новый печатник, - раскрыл дверь мышь и впустил в цех никого иного, как старого знакомого Пика – черного долговязого мышонка по имени Серро.
Встретившись с ним взглядом, Пик сразу осознал, что тот пришел сюда явно не работать, а командовать. Мышонок даже порадовался в душе, что работает здесь последний день.
Серро, как только дверь захлопнулась, стал «втирать» Пику свои порядки:
- Ну и гадюшник у тебя! Здесь что - был погром!?
- Нет, обыск, - отвечал Пик, не оборачиваясь, стараясь поскорее успокоиться и утереть слезы.
- А-а, ну да… Слышал, как же! Ну ты и навел шороха, – с издевкой проговорил мышь.
- Я здесь не причем! – чуть не выкрикнул Пик.
- Ну конечно, - не особо поверил ему Серро.
- Я лишь хотел, чтобы всё было правильно, – обреченно опустил нос мышонок.
- Ну ты и дурак! Лучше бы оставил, как было…
- Да!? А может и сейчас всё оставить!? - вскипел Пик, швыряя очередной ящик на пол перед ногами долговязого.
- Слушай ты, сопляк! - подошел ближе Серро, сжимая кулаки. - Я теперь здесь главный, и мне наплевать, что у вас тут случилось, но до конца дня ты мой! Это значит - будешь делать всё, что я прикажу! Ты меня понял!? - схватил он Пика за плечо и попытался развернуть к себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Понял! - одернулся от него мышонок, не оборачиваясь.
- То-то мне! – бросил Серро, толкнув Пика ладонью по голове.
- Я на обед! Чтобы, когда я вернулся, здесь царил порядок! – скомандовал Серро и вышел.
Тяжело вздохнув, мышонок поднял очи на часы, было еще два часа до обеда. Осознавая, что этот Серро превратит остатки дня в сущий кошмар, он, стиснув зубы, принялся за уборку, так как особо деваться было некуда.
Крайне напряженно чувствовал себя Пик, находясь под пристальным взглядом долговязого, который вернулся через час и ничего не делал. Чувствуя свою силу, он, в наглую усевшись на стул, который подарила Пику Сиберия, просто наблюдал за всем, что делает мышонок. Паренек и рад бы запротестовать, но лишний раз вспомнив, что отныне Тании этот стул без надобности, прикусил язык.
Мышонку казалось, будто он находится в эдакой стеклянной банке, словно пойманная мушка. И за ним безмолвно наблюдает её Хозяин, не позволяя вздохнуть, и только лишь не бьет по стеклу. Но и без этого Пику приходилось несладко.
Когда мышонок всё убрал и пришел первый тираж, Серро не спешил помогать ему и продолжать «болты пинать», приговаривая:
- Впитываю, как губка, – при этом и пальцем не пошевелив.
Одно лишь спасало паренька от срыва - Серро каждый час отходил на перерыв минут на сорок, позволяя тем самым вздохнуть свободнее.
Сам Пик почти не выходил из цеха. Если и показывал нос из-за двери, то тут же встречал презрительные взгляды окружающих полные укоров и злости. Больше всего мышонка страшило, как он пойдет отсюда домой через всю типографию и мимо всех работников, которые, казалось, готовы были растерзать его на мелкие кусочки.
Ближе к концу дня его томительные ожидания оказались прерваны появлением в цеху Начальника Производства. Николир сказал дожидаться бухгалтера, который должен был сам принести ему зарплату. Серро само собой, тут же поспешил удалиться.
Пику ничего не оставалось, как сидеть и ждать пока принесут его Зерно за два полных рабочих дня. Которое он честным трудом заработал и теперь хотя бы его хотел принести домой. При этом он не переставал невыносимо мучиться не зная, как всё объяснить родителям.
Думать об этом Пику хотелось меньше всего. Голова и так разрывалась от всяких дум и предположений: на счет себя, семьи и того, что ждет их в будущем. Ему было жутко стыдно, что он не продержался на работе и два дня. Виной всему он считал свою упертость - во всем добиваться честности и справедливости. Он мог просто промолчать и продолжить работу, но не мог сжиться с мыслью, что стал причиной бед, ни в чем не повинной Тании и остался безразличен к чужой беде.
Это желание, во всем следовать правилам морали и нравственности не позволяли Пику плюнуть на всё и самому пойти за зарплатой, кричать и требовать, как того и полагалось. Вместо этого мышонок с час просидел на холодном полу и не заметив, как задремал. После чего, не в силах более сидеть без действия, паренек принялся хоть немного разбирать буквы по размерам кеглей и шрифтам.
Вскоре совсем стемнело. Всюду воцарилась тишина и покой. Перестали доноситься звуки работающих печатных машин, резаков, стук колес монорельсов. В печатном цеху горела всего одна свеча. Когда и она стала угасать, Пик потянулся за новой, которую ему вчера подарила девушка, имя которой он так и не успел узнать у Тании. Решив сохранить хоть какое-нибудь положительное воспоминание о своей первой работе, он не стал её зажигать и положил в карман рубахи, которых было с каждого бока по одному.
Продолжив уборку, ему в руки попалась одна литера. Это была заглавная буква «Д». Примечательного в ней было то, что у неё оказалась отломана засечка. Приглядевшись, Пик полез в карман штанов, раскрыл бумажку и вне себя от удивления выронил из рук и то и другое. В этот самый момент дверь в цех открылась, в него вошла Лина.
