Девушка со смехом пошевелила пальчиками ног на теплом асфальте.
– А ниче. Как у Умы Турман, – заметил Шкипер.
– Может быть. Но нам-то не легче! Точнее, мне… В общем, фишка в том, что меня добило последнее. Лак на ногтях пальцев ног – специально подчеркнуто! – только розовый или бесцветный. Я не понимаю: если все будут в туфлях с закрытыми носками, то какого черта лак регламентировать?!
– Это кто у вас такое придумал? Наверно, старая тетка из бухгалтерии.
– Нет. Имидж-консультант. Я бы его своими руками придушила, чес-слово! Замочила бы в сортире.
– Ну и замочила бы.
– Не могу, – призналась Лис. – Он в другой сортир ходит. Молодой парень, только что из института. О-о, кайф! Вот я и пришла сегодня на работу назло всем. В «закрытой обуви».
Медный стоял, покуривая трубочку, усмехался. Отделившись от компании, к нему подошел Шкипер. Черно-желтая шапочка сползла набок. Он усмехнулся:
– Ну что, открываем фирму «Рога и Копыта»?
– Вроде того.
– Слышь, Медный… ты мне про грузило говорил, да?
– Какое грузило? А, оловянный жетон…
– Ну да! Покажи мне его.
– Пойдем.
Охранник давно уткнулся сычом в телевизор. Они прошли в кабинет. Медный покопался в ящике и вытащил из-под бумаг ребристый кусок олова. Очень грубо отлитый, самодельный. Шкипер взял его в тонкие пальцы пианиста, повертел. Хмыкнул.
– Ты что?
– Шестиконечная звезда, говоришь?
– Ну да… а что? Вот смотри, углы: раз, два, три, четыре, пять… шестой.
– А вот седьмой.
– Где?!
Шкипер постучал по оловянной звезде ногтем.
– Вот он. Не виден. То есть он должен быть, если представить, что… что это не ОДНА фигура, а ДВЕ.
– Какие?
– Треугольник, наложенный на квадрат. Или квадрат – на треугольник.
– И что?
Медный присел на край жалобно скрипнувшего стола. Действительно, как интересно… он сразу и не понял! Классический равнобедренный треугольник вмещал в себя квадрат – и по этой логике обе фигуры оказывались абсолютно гармоничны, даже изящны. И вот он, скрытый слитком металла, невидимый угол квадрата – под углом треугольника. Да, скорее всего, это квадрат, не до конца скрытый треугольником. Шкипер все это время задумчиво вертел в руках оловянную пластину.
– У тебя лупа есть? – вдруг спросил он.
– Лупа?
Медный кинулся к шкафу, где у них лежал реквизит для походов и «веревочного курса». Извлек из рыжей, в трещинах, планшетки компас со встроенной линзой, и Шкипер приложил его к граням куска металла.
– Видишь?
На крайних сторонах треугольника, почти у самой кромки, были видны цифры, выдавленные небрежно, как клейма: в верхнем углу – единица, в левом нижнем – тринадцать, а в правом – двадцать один. Цифры почти стерлись, видимо, от частого рассматривания в чужих руках.
– Ты знаешь, Медный, мне это что-то напоминает… – медленно проговорил Шкипер, отнимая лупу. – А! Я тут недавно одному чуваку карты Таро рисовал. Ну, для типографии. Так вот, это же… Это же Великий аркан Таро! А карта в середине треугольника… или вся фигура – это фигура «Глупец», понимаешь?
– Ничего не понимаю! – признался Медный.
Шкипер вздохнул.
– Слушай, давай-ка я возьму это себе. Грузило. Грузиться буду!
– Возьми, – Медный пожал плечами. – Не вопрос.
– Я дома покопаюсь в Интернете… по картам Таро! Сдается мне, что тут что-то с чем-то зашифровали. Типа, глупец тот, кто увидит поверхностный смысл, а не глупец – кто…
В этот момент в комнатку влилась веселая компании. Впереди шла Лис, гордо топая голыми пятками и таща в руках пятилитровую пластиковую емкость с янтарным пивом.
– Туборг пришел! – возвестила она.
– Оба-на! Это откуда?
– Лис на опохмел дали! – давясь смехом, сообщила Камилла. – Подошли к киоску, где пивбар рядом. А там мужик. Лис увидел и говорит: «Девушка, где вы туфельки потеряли?»
– И что?
– А я ему: пропила, говорю, дядя… – Лис азартно тряхнула волосами. – Вот, решаю, на опохмел чего взять, как, мол, думаете?
Оказалось, мужик, сраженный наповал простотой и искренностью ответа, тут же убежал в бар и, пока ребята скидывались на напиток местного пивкомбината, вытащил пятилитровку светлого «Туборга». И вручил Лис, присовокупив: «А и правильно, девушка! Вы так красивше!»
– В общем, наколдовали! – заключил Диман, открывая емкость. – Да, Лис?
– Ну, я им, ботинкам, когда сняла их и оставила, сказала… про себя, – улыбнулась девушка, – что принесу им чего-нибудь. Вкусненького.
– Правда, что ли? Или ты это прямо сейчас придумала?!
– Честно, честно!
– Да-а… – с зависть протянул Иван. – А зимой как быть?
– У тебя пивнушка вообще во дворе! – заметила Соня. – Пробежался за три минуты, и все. И пиво, и закалка… Так, есть еще чистый стаканчик?
Мозговой штурм с пивом пошел лучше. И, когда емкость опустела, была рождена новая организация – ООО «БиЗ». В переводе «Богатство и Знание». С девизом: «БИЗ – не Симорон! О! О! О!»
Назад возвращались поздно от телецентра до метро, а Лис и Иван пошли вместе – на троллейбус. Уже кружилась в ветвях темнота, уже отлетала мотыльками от подъездных фонарей. Лис смеялась, держа Ивана за руку, и размахивала своими дубовыми ботинками, связанными за шнурки. Медный посмотрел им в спины, когда все разошлись, попрощавшись, у метро и неожиданно услышал, как уходящий Шкипер завистливо и обреченно выругался вполголоса.
Документы
Подтверждено источником: https://wikileaks.org/wiki/Assasin 093121-90878400-p887_confidential_reports
Строго секретно. Оперативные материалы № 0-988Р-36551652
ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление «Й»
Отдел дешифрования
Шифротелеграмма: Центр – СТО
…Источник Центра в р. Горный Алтай сообщает, что получена информация об активности шаманских общин, относящихся к роду Абычегай-оола. Состоялось зафиксированное камлание, имевшее целью расконсервировать расположенный на территории Новосибирска «мерцающий» объект под условным обозначением «Шаман». По сообщению источника, предполагаемая цель: мумифицированные останки женщины в Институте археологии СО РАН. Направление энергетического удара: инициация с перенесением свойств на партнерский объект…
Тексты
Ирка, Людочка и частушки
В давние, очень давние времена, когда советское телевидение сделало свой последний, апоплексический вздох, чтобы быть сметенным фабриками звезд, домами последних героев и бандитскими сериалами, Людочка очень любила смотреть передачу «Хочу все знать». Особенно сладкими были моменты, когда на экране появлялось ядрышко ореха. К ореху на ракете прилетал мальчик, а экранный голос вещал: «Орешек крепкий очень – что же? Мы не привыкли отступать!» Мальчишка вытаскивал из кармана кувалду, размахивался ею… сердце замирало. «Нам расколоть его поможет киножурнал „Хочу все знать!“» Этот момент – крак! – когда из раскрывшегося ореха вылетали заветные слова, всегда волновал Людочку. И она отчетливо помнила, что мальчик-то бил по ореху целых три раза, а катарсис наступал только с третьего раза. И можно было смотреть: отступала мать, не ворчал дедушка, и ей было гарантировано полчаса спокойного сидения на стульчике перед телеэкраном.
С тех пор ощущение вот этого орешка, закаменевшего под ее плоской грудкой, жило в ней всю жизнь, очень, очень долго. И все это тянулось годами, а мальчик так и не прилетал и не бил кувалдой. А ведь ударит, и Людочка не сомневалась: будет больно. Чрезвычайно. Но пусть лучше три удара и раскрытый орех, чем эта тяжесть на душе и полное ощущение собственной никчемности.
Сейчас они сидели с Иркой на скамейке, во дворе, на задах поликлиники Академгородка – желто-красного здания с облупившимися, вафельной лепки, фасадами. Напротив них в соснах, растущих здесь в каждом дворике, резвилась белка, прячась от взглядов прохожих, винтообразно проскакивая по стволу и все равно не покидая своего места. Шерстка ее отливала золотом в солнечных параллелях, протянувшихся сверху, и казалось, что эта белка – уж она-то точно расколет тот самый орешек.
Они ели мороженое. Точнее, ела Людочка, осторожно откусывая длинными, выпирающими зубами край шоколадно-белого батончика. Ирка же курила, пуская дым трубочкой губ, и просто наслаждалась покоем.
– …Твои-то как? – спросила Людочка, подбираясь языком к самому основанию палочки.
– Башибузуки-то? Диверсанты голозадые! Сидят, видик смотрят. Накормила, и все.
– Ты уверена, что сидят?
– Ну, может, и не сидят… – Ирка зевнула. – А, по фигу! У меня все колюще-режущие под замок убраны, на розетках заглушки – сама выдрать иной раз не могу – посуда пластиковая. Небьющаяся! Так! Ты съела мороженое?
– Почти.
– На еще одно.
– Ну-у, Ирка-а-а! – запищала девушка. – Это уже третье.
– Не рыпайся, мать! Терпи – атаманшей будешь! Кстати, у тебя когда первая помойка?
