Дома он вел себя отчужденно, больше читал, практически не читая текст.
А у Леры что-то еще оставалось в сердце.
Вадим уверял Леру, что его может вывести из этого состояния только шок, но чудовищный, невиданный человеком шок. Лера только пожимала плечами:
— А что делать, повезти его в заброшенный хоспис, посмотреть в глаза умирающих. Или может быть, мне самой повеситься, чтоб привести его в чувство.
— Лера, Лера, — утверждал Вадим. — Даже последнее не выведет Леню из его состояния. Да, он поплачет, будет страдать, но это все. Это не изменит его. Как ты не понимаешь!? Только нечеловеческий, метафизический шок может изменить его.
— Например, новая клиническая смерть или тому подобное? Встреча с Богочеловеком? Но тут мы бессильны.
Вадим сникал и лишь тогда просил ее об одном:
— Не отчаиваться, беречь себя, по мере сил беречь Леню, в конце концов, пусть высшие силы разрубят этот узел.
И, наконец, свершилось. Теплым солнечным, почти вдруг летним, московским утром — за окном голубое небо, и словно дух предков снова вселился в Москву, таким утром и раздался звонок.
Леонид был один в квартире. Лера уехала на работу. Он подошел, и сердце его екнуло: он сразу узнал голос Акима Иваныча.
— Ты готов? — прозвучал вопрос.
Когда Лера вернулась из редакции, она нашла письмо, скорее записку. Слова были написаны резкими черными чернилами на белой бумаге и лежали на самом видном месте, на столе.
Всем и Лере. Простите меня. Теперь я могу уйти к тому, к кому и хотел. Ухожу от всех. Навсегда. Не ищите меня, это бесполезно. Решение принял по своей воле.
Леонид
Эпилог
Исчезновение Одинцова было воспринято неоднозначно. Но тайный трепет прошел по всем, знавшим его.
Надо было как-то помочь Лере. Но удар был смягчен тем, что и так дело шло к разводу. И все-таки сердце Леры сжималось от обиды. «Такое следовало ожидать, — решила Алёна, — прекрасный финал для вернувшегося из иного мира».
Но оказалось, что Лера как раз не ожидала. Смысл и подтекст этой записки привел ее в бешенство. И вообще, тень легкого сумасшествия легла на всех, близко знавших Леню. Сурово прореагировала и милиция (кто-то догадался позвонить):
— Сбежал от жены, так и сбежал. По своей воле, в записке ясно сказано. Вы же признали его почерк. Сейчас таких удальцов видимо-невидимо. Не мешайте работать.
Инна, та самая истеричная дальняя родственница Одинцовых, уверяла, что записка — это фикция, а на самом деле Леню использовали на органы. Во всяком случае, так она кричала по телефону. Не давала ей покоя судьба злополучного Володи, сына ее друзей Ковалевых. Отрезанные органы, правда, чудились многим. Но только не Лере, не Алёне и Вадиму, и не Филиппу Пашкову. Последний особенно твердо утверждал, что все было предопределено.
И тайный ужас был вовсе не в блуждающих по миру почках, или даже голове. И не в самом факте исчезновения Лени. «Мы все когда-нибудь исчезнем», — пожимал плечами Пашков.
Тихое сумасшествие состояло в том, что Леню увел из этого мира, и видимо, навсегда, некий неизвестный человек, очевидно, обладающий огромной неведомой силой и притягивающий к себе, как потусторонний магнит.
Особенно мучительно ощущали ужас этого Вадим и Лера. Словно из потустороннего мира повеяло бредом, но их бредом, а не нашим. «Их» бред окутывал сознание желанием выскочить из самого себя, чтобы понять, что происходит.
Все иное только раздражало. И когда Инна позвонила Лере и объявила, что она принесет ей ботинок, который якобы был на Володе, когда его делили на органы, Лера прервала с ней все отношения. Этот ботинок, по мнению Инны, вещественно показывал, что и с Лёней могло произойти то же самое.
Пугали Леру и Вадима версиями о бандах гипнотизеров, о парапсихологах, облучениях и еще более нелепыми версиями. Хотя гипнотизеры действительно шалили и шастали по Москве. Но от всех этих версий у Вадима и Леры только легчало на душе, хотя бы на мгновения: абсурд порой помогал жить, но, увы, не всегда.
Оставалась одна надежда: Вадим помнил слова Ротова, что у него есть еще один запасной ход к Аким Иванычу.
Ротов как назло опять исчез. Надо было его искать. Где-то в московских щелях, в которых он мог бы находить уединение.
А Лера тем временем наседала на экстрасенсов, «подлинных», как уверяли. К родственнице своей, Софье Петровне Бобовой, она и не пыталась обратиться: та ни с того ни с сего потеряла ум и была занята его восстановлением. Сеансы свои между тем Софья Петровна не прекращала, причем после потери ума они становились все успешней и успешней. Но сеансы она сосредоточила только на лечении депрессий. Получалось хорошо, ибо и Софья Петровна и каждый клиент впадали обычно в единое непомерное веселие. Предсказывали сами себе судьбу, не только здешнюю, но и на том свете…
Лере было не до того. Тем не менее, «подлинные колдуны» и «экстрасенсы» только отмахивались, приговаривая, что в такие дела они не будут влезать.
Внезапно появился Тарас. Ротов пришел к Вадиму с пакетом водки и с адресом.
— Все знаю, все помню, — крикнул он с порога. Расцеловал Вадима и указал на бумагу с адресом и телефоном.
— Это некий Глеб. Вхож к Аким Иванычу. Я уже с ним договорился. Удалось. Звоните, он примет сразу.
Ликование Вадима и Леры казалось бесконечным. Позвонили и поехали.
Дом находился недалеко от метро Алексеевская (на проспекте Мира). Это был добротный дом, видимо, построенный в довоенное время. Связались по домофону, поднялись на шестой этаж, раскрылась крепкая дверь, вся в черном, и на пороге стоял интеллигент среднего роста и средних лет, в очках, но телосложения недостойного.
Вместительная двухкомнатная квартира выглядела, как вместилище хаоса, везде книжные шкафы и книги, разбросанные где попало: на столе, на креслах, на диване.
Глеб посмотрел на гостей пристальным, но отнюдь не интеллигентским взглядом. И затем провел их в гостиную, где в кресле сидела молоденькая с виду девушка, беленькая, в очках, и сладенько улыбающаяся.
Она встала:
— Катя.
— Она своя, — представил ее Глеб.
Познакомились и расселись. Вадим обратил внимание на книгу, весьма странную для интеллигентного читателя. Заглавие гласило: «Двери смерти широко раскрыты для всех, здесь и сейчас».
— Чем могу служить? — сухо спросил Глеб. — Рассказывайте предельно откровенно, даже больше, чем откровенно. Рекомендации у вас отменные.
Лера рассказала. Вадим что-то добавил. Картина получалась впечатляющая до экстаза.
— Вы вхожи к Аким Иванычу? — прямо спросил Вадим.
Глеб удивился.
— К нему нельзя входить. Ко мне входить можно, а к нему нельзя.
— И что же?
— Да, я его знаю, имел честь не раз беседовать. Не более того.
— Так что же вы скажете? Помогите нам!
— Чем же я могу помочь? Во-первых, прямо скажу: забудьте о вашем Лене. Он теперь не ваш. И никогда вашим не будет. Побаловался семейной жизнью и хватит.
У Леры широко раскрылись глаза, и злость стала преобладать в ее сердце.
Вадим помолчал и вымолвил:
— Вы знаете, Леню всегда мучили слова этого Акима Иваныча о том, что он, Лёня, не знает своей души, и по сути, на самом деле он вовсе не какой-то там Лёня Одинцов и даже, может быть, и не…
— Вы попали в точку. Но знаете, прежде чем понять, что произошло с Лёней и почему его бесполезно искать, я должен высказать свое мнение о том, кто такой Аким Иваныч, кто он. Иначе будет совсем непонятно.
В этот момент Катя вдруг взвизгнула и высказалась в том смысле, что она хочет спать.
Глеб посмотрел на нее.
— Нет, я лучше просто полежу на том вот диване, у стены. И подремлю о своем. Не обращайте на меня столь сильного внимания, — пробормотала она и упала на диван.
— Итак, Аким Иваныч. Во-первых, я вас разочарую: он человек.
У Леры даже глаза расширились от удивления.
— Да какой же он человек, — воскликнула, — не похоже на него!
Глеб вскочил и стал ходить по комнате.
— Как раз это я могу сказать уверенно, но за многое остальное не ручаюсь. Да, он появлялся одновременно в двух местах и т. д. и т. д. Это мелочи, любой серьезный африканский маг может делать то же. А вот то, что он может бывать в разных параллельных мирах — такое посерьезней. Косвенно я убедился в этом. Впрочем, древние йоги могли тоже совершать такое свободно, делая со своей душой все, что они захотят.
Вадим пробормотал:
— Ну, допустим. Это еще человеческое.
Глеб неожиданно опять присел. Катя всхлипнула во сне.
— Я с ним беседовал не раз и не два. Из этих бесед я осознал главное: он человек, но не нашего цикла, не нашего грешного земнородного человечества. Он пришел к нам из другого человечества, не знаю — будущего цикла, нового неба и новой земли или из так называемого прошлого цикла — неважно. Иное человечество. Все это известно из традиции, не только индийской. Мне кажется так. Я верю своей интуиции. Да и он делал странные намеки.
