Так они и шли в кольца захлебывающихся лаем собак, пока к тем не присоединились еще три персонажа — крупные, широкогрудые, похожие на Кахира статью собаки отличались от толпы шавок своим величавым спокойствием и полным отсутствием агрессии. Они встали на дороге, перекрыв ее своими телами, и теперь уже Кахир насторожился. Он рысцой пробежал вперед, медленно подошел к самому крупному кобелю, и секунд десять они обнюхивали друг друга. Затем постояли молча, грудь к груди, глядя друг другу в глаза, а потом… бросились на свору собак с оглушительным рыком, так, что те с истерическим визгом разбежались в стороны и понесли, поскальзываясь на утоптанном до ледяного состояния снегу и орошая его ярко-желтыми каплями страха.
Кахир и остальные псы довольно оскалились, потом еще раз обнюхались, дружелюбно повиливая хвостами, и местные короли пошли по своим делам. Кахир же снова пристроился у ноги Уны.
— Мам, а почему они драться не стали? — спросила Диана, заглядывая в лицо Уны. Та помолчала, сама честно сказать потрясенная, а потом ответила дочке:
— Знаешь, дочка, сдается… это его сыновья. Кахира. Видела, как они на него похожи? Только помельче.
И тут же обратилась к псу, лукаво косившему на нее желтый глаз:
— Что, старый разбойник, детишек наделал? Сознавайся!
Кахир повернул к ней голову, осклабился, обнажая клыки, и рысцой побежал вперед, как обычно ничего не ответив на слова своей старой подруги. Но Уна готова была поклясться, что, что Кахир ей взял, да и подмигнул. Но чего только не померещится на морозе, когда глаза невольно слезятся на ветру?
Диана снова погрузилась в санки, и скоро троица подошла к дому Главы селения, мужчине основательному, и по-своему даже порядочному. Если он брал деньги, то всегда выполнял то, за что они были заплачены. Пусть даже это была всего лишь взятка. Должность Главы выборная, его выбирают на Сходе, а потом Главу утверждает окружной совет в районном центре — чистая формальность, надо сказать. Еще не было случая, чтобы вместо выбранного Главы округ назначил своего человека — в приказном порядке. Потому что это было бы просто глупо — кто послушает человека, которого народ не выбирал?
Глава занимался управлением общиной, в том числе регистрацией сделок — если требуется такая регистрация, и учетом, сбором налогов — которые он отправлял в округ. Ну и судейская деятельность на местном, так сказать, уровне — если кто-то не может найти общий язык в сделке — отправляются к Главе. Как он решит, так оно и будет.
Существовала и местная стража — неофициальная, это уж само собой. Содержать постоянную стражу у общины нет денег. Стражниками служили такие же лесорубы, которые по зову Главы собирались, чтобы навести порядок в селе. Например — если молодежь на празднике выпьет и слишком уж расхулиганится. Или подвыпивший лесоруб бегает по селу с топором и борется с воображаемыми демонами, по дороге пугая до смерти случайных прохожих.
В общем — глава был здесь всем — и судом, и следствием, и стражей, и даже канцелярией, регистрирующей сделки. Важный человек, незаменимый человек.
У дома Главы пахло пирогами. Уна даже ненароком сглотнула слюну. Она любила пироги, хотя и не часто позволяла себе их печь. С пирогов толстеют, а она не хотела становиться толстой коровой, терять легкость движений, и… в общем-то, и здоровье тоже. Мастер Кан говорил, что умеренность в еде, правильный выбор пищи — это единственный способ сохранить здоровье. Помимо специальных упражнений — это уж само собой. Если ты делаешь правильные упражнения, но при этом жрешь все подряд — и ломаного медяка не стоят твои эпические усилия.
Но при этом мастер говорил, что не надо себя так уж жестко ограничивать. Если тебе сильно хочется съесть пирог — ешь его! Иначе потом будешь думать о нем, мечтать о нем, у тебя испортится настроение, и ты начнешь это самое настроение «заедать», и результат будет строго обратный — вместо потери веса ты его наберешь.
Мастер Кан был худощавым, даже сухим мужчиной неопределенного возраста. Возраст свой он называть отказывался, только лишь однажды сказал, что пережил пару королей и пару императоров. И за это время успел забыть, в каком году он родился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вообще, когда Уна увидела его в первый раз — была просто поражена. Вернее, так — когда она в первый раз увидела его обнаженным, в одной набедренной повязке. Мастер был абсолютно сед — белые волосы на голове, белые волосы бороды — дедушка, да и только! Но при всем при том — его смуглое, жилистое тело казалось выточенным из камня. По нему можно было бы изучать анатомию — каждая жилка, каждая мышца на теле были рельефны и видны так, как если бы их нарочно нарисовали. А то, что он творил со своим телом, Уна и сейчас повторить, скорее всего, не сможет. Продольный и поперечный шпагат — это самое легкое, что он мог делать без всякого напряжения. Мастер мог завязаться узлом, изгибаться так, что его пятки загибались к затылку и уходили дальше, за плечи.
А еще — он мог дробить кулаком камни, и толкнуть рукой воздух таким образом, что человек, стоявший напротив этой самой ладони падал так, что казалось, будто по нему ударили кувалдой.
А кроме всего прочего мастер Кан был высокообразованным, умным человеком, разбирающимся казалось во всем на свете! Не было ни одной темы разговора, которую он не мог бы поддержать, и не просто так поддержать, а со знанием дела, с глубокими, дельными мыслями. Выдающийся человек! И он обучал Уну.
Вначале она терялась в догадках — зачем ему, такому мудрому, такому… Мастеру, в общем — зачем ему какая-то девчонка, пусть даже она и принцесса? Зачем ему тратить время на ее обучение? Неужели ему так нужны были те, в общем-то, небольшие по меркам дворца деньги, которые ему платили? А однажды Мастер с улыбкой сказал, что выбрал ее в ученицы, и хочет передать ей все, чем владеет сам. А как она потом распорядится его знаниями — уже будет не его, Кана, дело.
Увы, не успел. Передал многое, очень многое! Но не все. Уна до сих пор не может смириться с его смертью… Он для нее был как отец. Хотя нет — лучше чем отец, справедливый и умный дедушка.
Уна выбросила грустные воспоминания из головы, и постучала в ворота, откликнувшиеся гулким грохотом. За грохотом последовал басистый лай, и скоро в щели между воротами и столбом показался принюхивающийся влажный собачий нос. Показался, засопел, втягивая воздух, потом за воротами взвизгнули и послышался легкий топоток. Кахир довольно фыркнул и осклабился. Уна покосилась на него и покачала головой, невольно ухмыляясь во все лицо. И тут наследил, демон пушистый! Знают!
— Кто там! — прогремел гулкий бас, и Уна поспешила ответить:
— Господин Кормак, это Уна, лекарка! Поговорить хочу!
— Уна? — голос говорившего сразу стал мягче и явно в нем появились нотки радушия — Давненько тебя не видал, с осени! Давай, заходи! Как раз вовремя ты, я хотел за тобой посылать!
Уна вздохнула — вот оно, началось. Кормак за свои услуги выжмет все, что может выжать. Обещала ему скидку в цене на услуги — вот теперь и терпи. Фактически она обслуживает его по цене изготовления снадобья, без всякой на то наценки. Вернее, даже так — не снадобья, а его ингредиентов, без учета работы по изготовлению. Но тут уж без вариантов — так они с ним когда-то договорились.
Калитка в воротах раскрылась, и перед Уной предстал во всей своей красе Сам. Кормак весил как три нормальных мужчины, и ростом был чуть не в полторы Уны. И это притом, что особо большого живота у него не было. Могучий, как старый дуб — борода с проседью, волосы до плеч — в молодости он точно был грозой всех девок на выданье. При взгляде на такого молодца просто захватывало дух. Как сожмет такими ручищами! Как прижмет к мощной груди! Где тут уберечь девичью честь?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— О! Это что тут за пигалица? — растягивая в улыбке толстые губы прогудел Кормак — Это не та ли, которую называют дочкой лекарки? Слышал, слышал о новообретенной дочке! (Глава глянул на Уну хитро, с прищуром) И когда это ты успела за ней сбегать в дальние края? Только недавно у тебя никого не было!
