Лоуренс заметил и оценил его деликатность.
— Да. Джон Кузанский. Он, как говорят, больше по нраву королю. Несчастного настоятеля Уолтера обвинили в содействии побегу изменника Мортимера из Тауэра, и за то он остается в заточении.
— Политика — ужасная вещь, — с горечью произнес Болдуин. Мысленно он вновь увидел костры, на которых сожгли великого магистра его ордена и казначея.
Лоуренс украдкой покосился на рыцаря, но не увидел в его глазах ничего, внушающего угрозу. В те дни убийств и казней по произволу гнусного короля, требовавшего абсолютной верности как причитающейся ему по праву и грабившего всех и каждого в пользу своего развратного любовника Хью ле Диспенсера, люди научились благоразумно придерживать язык.
Лоуренс отвел взгляд от рыцаря, только когда они подошли к телу. Тогда он опустил взгляд на мертвого Пилигрима, лежащего в естественной ложбине.
Саймон нагнулся над краем впадины и заглянул в нее. Грустно было видеть конец столь молодой жизни, а убитому явно не исполнилось и двадцати. Волосы с золотистым отливом, отпущенные по последней моде, раскинулись вокруг головы, подобно лучам солнца. Он будто спал, скрестив руки на груди, и Саймон готов был поверить, что лежащий сейчас вздохнет и поднимется.
Вокруг тела скопилась черная маслянистая вода, темная жижа пропитала его одежду. Саймон видел, как Болдуин протянул руку, чтобы пощупать ткань, а потом понюхал свои пальцы. Кровь вытекла из двух ран, расположенных довольно высоко. Обе могли поразить сердце.
— Ну, вот все и ясно, — заявил коронер после минутного раздумья. — Конечно, мужчина добивался девушки, она ему отказала, а он настаивал. Защищаясь, она заколола его и пустилась бежать. Потрясенная совершенным убийством, бедняжка лишила жизни и себя.
Болдуин, медленно обернувшись, наградил его пристальным взглядом.
— Ты и впрямь полагаешь, видя этого человека, сильного, высокого, во всех отношениях превосходящего девушку, что она могла успеть обнажить клинок и ударить его два раза так быстро, что он не успел защититься? И что дальше: она так раскаивалась в убийстве, совершенном при самозащите, что вернулась к мертвому и приготовила тело, словно для похорон?
— Я предполагаю, что кто-то другой проходил мимо, нашел тело и уложил его таким образом, — надменно пояснил коронер. — Возможно, монах из обители.
— Твоя самоуверенность говорит в полный голос.
— Сэр рыцарь, ты, кажется, не сознаешь, с кем разговариваешь. Я здесь — королевский коронер. У меня большой опыт в подобных делах.
— И сколько же убийств на твоем счету?
Коронер снова скользнул взглядом по телу.
— Достаточно.
— Я не сомневаюсь, что ты часто сталкивался с различными преступлениями, но мы с моим другом Саймоном последние десять лет занимаемся убийствами. Я не оспариваю твоей опытности, но хочу предостеречь: не отвергай слишком поспешно все прочие версии относительно этой злосчастной пары.
Говоря это, Болдуин медленно двигался по кругу, осматривая землю. Осмотр пока мало что давал. Повсюду виднелось множество следов. Мягкая упругая трава сохранила мало понятных свидетельств, и все же в одном месте он остановился и присел на корточки.
На прямой, соединяющей тела и реку, земля была процарапана слабой двойной бороздой. Там, где трава росла реже, видны были канавки на земле. Болдуин прошел по следу, который вскоре привел его к маленькой, сравнительно сухой площадке. Здесь он нашел новые следы. На площадке побывали две или три пары ног, и еще кое-что он заметил: рядок глубоких ямок. Примерно дюйм на полтора в поперечнике, странные вмятины в почве. Он не мог найти им объяснения, но мысленно сделал заметку в памяти. Ясно было одно: эта площадка — самое высокое место на окрестном болоте.
Вернувшись к остальным, Болдуин окинул взглядом округу.
— Думаю, его убили там, а сюда притащили — в одиночку или вдвоем. Немного раньше или позже здесь же убили женщину. Вполне очевидно, что она не покончила с собой.
— Вполне уверены, надо полагать? — усмехнулся коронер.
— Совершенно уверен. Там, рядом с другими следами, — следы этого человека и полосы, которые оставили его сапоги, когда тело волоком тащили сюда.
— Ну что ж, забавная история. Мне не терпится услышать, что скажет о ней завтра суд, — улыбнулся коронер. — А пока я хотел бы понять, зачем было тащить мужчину сюда, когда можно было там же скинуть труп в Темзу?
Болдуин искоса глянул на него.
— И только-то? А мне хотелось бы знать, зачем тот, кто ненавидел его достаточно сильно, чтобы убить, потом тратил время, чтобы позаботиться о теле.
Лоуренс видел, как коронер, презрительно отмахнувшись от последнего вопроса, зашагал прочь, на ходу отдавая распоряжения об охране тел. Келарь глубоко вздохнул. Высказаться напрямик он не мог. Такой поступок был бы слишком чужд его натуре. Однако он чувствовал, что двое незнакомцев настойчивее обычного стремятся выяснить истину. Уж конечно настойчивее, чем проклятый коронер. Ему хотелось рассказать им о венчании. Эти люди, по крайней мере, сумеют распорядиться знанием.
Он терзался сомнениями. Промолчи он — и глупец коронер вполне способен выбрать в подозреваемые первого, кто попадется под руку, — его самого. А обстоятельства таковы, что оправдаться он никак не сумеет. Для бедных не существует справедливости.
— Брат Лоуренс, — окликнул его Болдуин, — послушай, ты, кажется, хотел что-то сказать, когда объявился этот дурень? Что, у этого Пилигрима было много врагов из числа родных девушки?
— Ну, Пилигрим был еще молод, и кто знает, где он мог нашалить. Видно, кто-то где-то затаил на него обиду. Но только не на Джульетту. Это была добрая, милая душа. Я всегда думал, что она станет прекрасной матерью, только не с…
— Не с кем? — подстегнул его Болдуин.
— Мне пришлось дать обет молчания, прежде чем сделать это, — жалобно проговорил Лоуренс.
— Сделать что? Обвенчать их? — проницательно догадался Болдуин, и Лоуренсу ничего не оставалось, как отвести взгляд.
Все же он вздохнул с облегчением. Тайна вышла на свет.
Тимоти Капун навсегда остался малорослым. У него было сложение человека, недоедавшего в детстве — вечное напоминание о голоде, случившемся восемь лет назад. Заразная болезнь оставила круглые шрамы на его лице, так что в целом его наружность была не из самых располагающих.
Войдя в большой зал и увидев отца, греющегося у огня, призванного спасти от сырости не по сезону холодного лета, он угрюмо протопал по плиткам пола и остановился рядом со скамьей, на которой сидел Генри Капун.
— Тебе что надо?
— Отец, я хотел только выразить сочувствие. Мы оба любили ее.
Генри поднял взгляд на сына. Лицо его скривилось, однако он совладал с болью и произнес без всякого выражения.
— Это ты сделал?
— Что, отец?
— Ты знаешь, что! Ты убил свою сестру? Потому что, даже если мне придется за это доживать век в темнице и отправиться оттуда прямо в ад, клянусь, если ты убил мою малышку Джульетту, я добьюсь, чтобы тебя вздернули.
— Отец, не думаешь ли ты, что я мог обидеть сестру? Я тоже ее любил.
Генри сплюнул.
— Тебе не дано понимать, что значит это слово!
Немного спустя Болдуин с Саймоном, сидя в грязной шумной таверне у южного конца моста, обсуждали признание монаха.
— Мне не нравится этот коронер, — согласился Болдуин. — Слишком уверен в себе. Такая уверенность опасна для правосудия. Ему следует слушать и взвешивать улики, а не принимать с ходу одно-единственное решение.
— Ты и с монахом был не слишком любезен.
— Верно, — признался Болдуин и, подумав, ворчливо добавил: — Монах принадлежит к ордену, отличающемуся не меньшей самоуверенностью, чем тот коронер. Клюнийцы так уверены в своем месте в мире и на небесах, что в броне их самоуверенности вряд ли найдется брешь, куда могла бы проникнуть капля сомнения. Я не доверяю людям, не сомневающимся в себе. Для меня сомнения — главный элемент расследования. Сомневаешься в словах каждого свидетеля — сомневаешься потому, что не уверен в собственном понимании. Чтобы добиться правды, необходимо сомневаться во всем.
— Ты не доверяешь ему потому только, что он монах?
— Угу, — кивнул Болдуин. — Боюсь, что так. Однако же он был нам полезен.
— Да, мы узнали, что она была замужем. Только за кем? За тем парнишкой?
Болдуин крякнул. Позволив себе проговориться о главном, монах замкнулся и твердил только, что связан клятвой хранить тайну. Ни на один вопрос не ответил.
— Все равно придется ждать завтрашнего дознания, чтобы услышать показания свидетелей.
— Мне не терпится услышать рассказ первого, нашедшего тело, — кивнул Болдуин. — Два тела… Очень странно они расположены. Мужчину, Пилигрима, затащили в укромное место, а потом постарались, чтобы мертвец выглядел хорошо.
