В ответ Тимоти до половины обнажил меч.
— Ты ответишь сейчас же или будешь отвечать моему…
Он не успел договорить: зазвенел блестящий синевой клинок Болдуина, и острие коснулось горла юноши.
— Мастер Капун, будь добр отпустить моего спутника. И, пожалуйста, убери руку от меча. Нам ведь ни к чему новое кровопролитие?
Саймон перехватил руку Тимоти и высвободил свое плечо. В глазах юнца вспыхнула злоба, но сопротивляться он не пытался. Как только рука Тимоти упала с рукояти меча, Болдуин одним плавным движением отнял свой меч и вложил его в ножны.
— Мы хотели поговорить, — напомнил Саймон, ища взглядом Лоуренса.
Келарь исчез, едва меч Бодуина скрылся в ножнах.
— О чем?
— Твоя сестра убита, а ты спрашиваешь, о чем нам говорить? Мы хотим узнать, что произошло той ночью.
— Спросите того ублюдка. Здесь был сын этого чумного борова. Уильям их убил.
— Твой отец того же мнения, — заметил Болдуин, — однако в этом мало смысла. Неужели такой человек станет убивать родного сына просто ради мести твоей семье? Твою сестру он мог бы убить, не спорю, но зачем убивать Пилигрима?
— Пилигрим любил сестру. Может, он хотел защитить ее от своего бешеного отца? Не стану притворяться, что я его понимаю.
— Ты предполагаешь, что Уильям-старший пытался убить твою сестру? Ты видел когда-нибудь, чтобы он ей угрожал?
— Не видел, но этот человек обезумел от зависти к моему отцу. Назло ему он сделает все что угодно.
Болдуин пристально разглядывал юнца. Высокомерный, озлобленный, но ведь он только что потерял сводную сестру. Горе оправдывает его.
— Разве это причина причинять зло сыну?
— А кто еще мог поступить так с Пилигримом? И тело уложено с любовью. Кто, кроме отца, стал бы так о нем заботиться?
— А не ты? — спросил Саймон.
— Я бы наплевал ему в лицо и отрезал бы яйца за то, как он обошелся с сестрой! Пусть даже она…
— Да?
— Она у отца — первое дитя. Он безумно любил ее, — буркнул Тимоти. — И неудивительно, если посмотреть на меня. Кого бы ты больше любил: сына вроде меня или такую миленькую дочурку, как она?
Болдуин не позволил отвлечь себя от вопроса. В конце концов людей, изуродованных шрамами, кругом полно.
— Говоришь, он ее изнасиловал? За это ты готов был его оскопить?
— Можно сказать и так, — уклончиво ответил Тимоти.
— Она его знала. Они позволили себе обычные вольности между мужчиной и женщиной?
— Да! Я знаю, я видел их вместе. Это было отвратительно! Словом, я ворвался к ним и не проткнул его, коварного ублюдка, насквозь только потому, что она меня схватила и удержала.
— Где это было?
— В моем доме, в конюшне за стеной зала. Он пробрался туда, и она вышла к нему на свидание. Она умолила меня не говорить отцу. Узнай он, это разбило бы ему сердце. Для благородного добродетельного человека такое скотство нестерпимо. Но я ей поклялся, что если еще раз увижу Пилигрима, то быть ему без головы.
Болдуин задумчиво кивнул.
— Правда, голова осталась у него на плечах, но это не доказывает, что ты невиновен.
— Я? Я бы убил его, если б смог, и с превеликой радостью. Он насильник.
Тимоти собирался пройти мимо, оттолкнув их, однако Болдуин удержал юнца, положив ему ладонь на грудь.
— Еще несколько вопросов… Ты знал, что они в браке?
— Не смеши меня!
— Я говорил со слугой Божьим, слышавшим их обеты. Они состояли в браке.
Тимоти разинул рот, но не вымолвил ни слова, только переводил взгляд с одного на другого, а потом хмуро уперся глазами в землю.
— Но… не могла же она… Она знала, каково это будет отцу… Почему она мне не сказала?
— На этот вопрос ты сам себе ответишь, — безжалостно сказал Болдуин. — Так ты уверен, что она не говорила тебе о своем венчании?
— Никогда! Христом богом клянусь, если бы я знал…
Он снова поднял глаза на Болдуина, и тот увидел в них холодную ярость.
— Если она это сделала, не спросив отца, значит, она получила по заслугам.
Позднее, обсуждая это дело, Саймон выразил сомнение в невиновности Тимоти.
— Не удивлюсь, если этот рябой дурень копил обиду, пока она не прорвалась. Мог рассудить, что такое оскорбление достоинства семьи заслуживает суровой кары.
— Возможно. А уверен я в одном: что версия коронера совершенно ошибочна.
Саймон согласился с Болдуином. Заключение коронера оказалось разорительным для вилла:
— Итак, подытожим основные факты. Два тела. У женщины в руках нож. Я не сомневаюсь, что именно этот нож послужил орудием убийства, оборвавшего две молодые жизни.
— Понятно, он не сомневается, ведь даже не потрудился измерить клинок и сравнить с глубиной ран и шириной порезов, — презрительно пробормотал Болдуин.
Коронер продолжал:
— Кинжал как орудие преступления будет продан с аукциона. Вполне ясно, что женщина убила своего любовника, затем в раскаянии позаботилась о его теле и отошла в сторону, где и совершила самоубийство, упав в том самом месте, где ее нашли. За эти преступления…
Далее он стал перечислять штрафы, наложенные на бедных крестьян за то, что те допустили нарушение королевского закона в своей местности, а Болдуин, подтолкнув Саймона, стал выбираться из толпы, сердито буркнув:
— Надо полагать, у этой крошки хватило сил подобрать мертвого любовника и протащить его по болоту?
Он остановился поодаль и взглянул назад.
— Мы так и не выяснили, зачем было убивать его там и потом оттаскивать в сторону. Ясно, что тело хотели скрыть. Но зачем? Самое правдоподобное — что его хотели спрятать от Джульетты, когда та придет. Значит, кто-то с самого начала задумал двойное убийство. Сначала убили мужчину, его тело спрятали, но обошлись с ним достойно, а потом появилась девушка и тоже была убита. Но она не заслужила такого уважения, ее тело брошено как попало. Почему? Не потому ли, что она была наказана за преступление, в котором парень не был повинен?
Покачивая головой, он двинулся дальше, сердито глядя себе под ноги. Чтобы не приближаться к берегу, особенно сырому у нового королевского дворца, окруженного рвом, двое направились к монастырю с намерением обойти его и выйти на ведущую к мосту дорогу.
У ворот они увидели брата Лоуренса, говорившего с возчиком. Заметив их, келарь внезапно оборвал разговор, отправив возчика в ворота, а сам остался стоять, поджидая их.
— Ты поторопился покинуть нас, брат, — заговорил Болдуин.
— Предпочитаю держаться подальше от этого отродья, — признался монах. — Ну что, все кончилось, как я и думал: новые штрафы с бедняков, которым и без того едва хватает на пропитание?
— Во всей стране не найдешь более сурового и грозного коронера, — сказал Болдуин.
— Он как раз подходит верховной власти. Подозреваемого определили?
Болдуин ухмыльнулся.
— Кого бы выбрал ты?
— Я?
Лоуренс взглянул на него и принялся рассуждать:
— Вполне ясно, что Пилигрим — невинная жертва. Тот, кто убил его, почтительно обошелся с телом, как если бы убийца все же признавал в нем достойного человека. Он не захотел просто оставить его лежать…
— Чего не скажешь о человеке, убившем Джульетту, — вставил Болдуин. — Ее оставили в грязи.
Саймон кивнул.
— Возможно, кто-то спугнул убийцу, и тому пришлось бежать?
— Могло быть и так, — согласился Болдуин. — Как тебе кажется, брат?
Лоуренс со вздохом возвел глаза к небу.
— Вам известна репутация нашего монастыря? Много столетий назад один капеллан согрешил здесь с женщиной. Говорят, что их утащил дьявол, и с тех пор на равнине временами появляется призрак того мужчины.
— Здесь? — спросил Саймон.
Он бы уже озирался кругом с суеверным ужасом, если бы не присутствие Болдуина, который не упустит случая посмеяться над его испугом.
Болдуин улыбнулся свысока и взглянул на Саймона. Но бейлифу он ничего не сказал, а снова обратился к Лоуренсу:
— Как в монастыре оказалась женщина?
— Думаю, ее сюда прислали… как бы под опеку.
— Трудно поверить, чтобы кто-то прислал в подобное место молодую привлекательную воспитанницу, — заметил Болдуин.
— А что случается с теми, кто видит призрака? — осведомился Саймон.
— Говорят, они умирают.
— Ну, тех двоих никто не унес, и мне трудно поверить, что дьявол испугался бы случайного свидетеля. И заботиться о теле молодого Пилигрима он бы не стал, — ехидно добавил Болдуин. — Лично я придерживаюсь мнения, что все это — дело рук человеческих.
— Каждому своя вера, сэр Болдуин. Твоя, возможно, более мирского свойства, нежели моя.
— Возможно, — снисходительно согласился Болдуин. — Скажи, брат, где мы найдем женщину, обнаружившую тела?
— Это Элен. Она, должно быть, на берегу. Когда вода спадает, она подбирает то, что принесла Темза. На берег часто выбрасывает что-нибудь, годное в хозяйство или на продажу.
