немногочисленная команда покидала судно, спуская шлюпкималомерки, одну на сильной волне перевернуло, люди плюхались в холодные воды.
– Вот что эти головотяпы там творят! – покачал головой Рожественский, однако, подняв бинокль, всё внимание перевёл дальше по курсовой линии. Впереди в зоне тралящего каравана начали одна за другой детонировать зацепленные тралами мины – море глухо подбрасывало косматые пенные колоссы, тяжело и шумно оседающие, расходящиеся кругами.
Пароход уже скрылся под водой, людей подобрали, уцелевшую переполненную шлюпку подняли на борт броненосца.
Вскоре пришлось принять и паровые катера тралящего дивизиона – их уже так кидало на волнах, что дальнейшие работы становились опасными.
Через полчаса стало очевидно, что не дойдя и до середины залива, тральщики наткнулись на ещё одну линию заграждений, оказавшуюся весьма широкой и плотной.
Движение вперёд замедлилось. Почти остановилось.
Ко всему нет-нет да опять стали попадаться плавающие рогатые сюрпризы, расстреливаемые с мелких орудий. Затем один из «соколов» контузило – стальной трос трала зацепил минреп совсем рядом с бортом – рвануло! Двухсотсорокатонное судёнышко едва не перевернулось, остановились машины, лопнули какие-то трубки, выхлестнув горячечное облако пара.
Миноносец взяли на буксир, отводя в тыл.
Рожественский не разозлился, скорей расстроился – в досаде стукнул кулаком по фальшборту, шипя бранью, наверное, уже от боли в кулаке, больше понося японцев:
– Так и знал, что злокозненные макаки нашпигуют залив по полной, чем попало! Медленно! Медленно идём! С учётом, что вражеские канонерки оказывают уж совсем мизерное сопротивление. Что там у японцев из водоплавающего осталось?
Обстановка была вполне стабильной, и на данный момент в прицелах наблюдалась почти не получившая ни одного попадания канонерка «Акаги».
Маячили «Майя» и пара вспомогательных крейсеров, подошедших совсем недавно, – но эти вообще не принимали участия в бою, держась вне зоны покрытия русской артиллерии… практически на самой границе.
Как в принципе уже в менее чем пределе дальности для трехсотпятимиллиметровых орудий были причалы коммерческого порта и всё ещё поддымливающий «Чин-иен», который ввиду опасности стронулся с места, намереваясь скрыться в бухте Виктория. Видимо, туда на внутренний рейд или другие портовые закоулки были отведены и остальные уцелевшие японские суда.
«Пожалуй, и средним калибром до ”Чин-иен” дотянемся, – примерно прикинул расстояние Рожественский, – но попасть будет трудно. Смысл снаряды метать?»
Переведя бинокль правее – к входу в бухты Джонок и Хунуэза, адмирал заметил отступивший к острову Хенд крейсер «Сайен» в компании с какой-то заскорузлой посудиной и гафельной шхуной. Ещё в поле зрения попались какие-то обшарпанные пароходы, больше похожие на вспомогательные крейсера, и жмущиеся к северной стороне залива низкие силуэты миноносцев (готовящиеся к прорыву?).
«Ни к псам не разобрать! Далеко. Однако весь этот старый хлам смехотворен в удержании талиенванской позиции. Медленная агония», – сделал заключение Зиновий Петрович.
– Но слишком медленная, – провозгласил уже вслух, чтобы его услышали остальные офицеры.
Косился на небо, смахивая со лба и щёк мелкие капли дождя:
– Пока протралим, пока доколотим, перетопим… Чёрт, возня мышиная!
* * *
После 18:00 по местному времени, так и не добив поредевшие остатки противостоящих им сил, запнувшись на тралении, русские стали выводить свои корабли из залива.
Готовые уже сегодня умереть японские моряки воздавали хвалу богам за отсрочку.
Катаока уже знал, что этот день был последним.
По полученным сведениям, генерал Ноги отказался от своих бесплодных попыток штурма. Его армия отходила, оставив в прикрытие сводный усиленный полк, спеша миновать четырёхкилометровое игольное ушко у Цзиньчжоу, пытаясь спасти обоз и склады, накопленные в Дальнем. Но уже было окончательно ясно: большую часть всего этого добра, что так упорно свозилось судами из метрополии, придётся уничтожить.
Катаока, собрав воедино все данные, выслушав доклады командиров уцелевших и полууцелевших кораблей, смысла в завтрашнем артиллерийском сопротивлении русским не усматривал.
«Полууцелевшими» вице-адмирал посчитал лишённые хода (или адекватного хода) корабли: «Мацусиму», крейсер 3-го ранга «Сайен», канлодку «Чокай», вообще не принимавшую участия в бою по причине поломки машин, в том числе один из вспомогательных крейсеров. Время их «жизни», применяйся они даже в качестве неподвижных огневых точек береговой защиты, исчислялось минутами.
Невысокими оставались боевые показатели и у других судов, но они хотя бы были на ходу.
«Завтра всё будет кончено, – совершенно спокойно, со свойственным японским фатализмом вывел командующий обороной Талиенванского залива, – весь инвалидный отряд не продержится против ”бородинца” и часа. Минами их тоже уже не задержать».
После недолгих размышлений Катаока решает вывести из-под удара всё что можно, что ещё представляет хоть какую-то боевую ценность, обосновав:
– Что ни говори, но «Чин-иен» всё-таки остаётся броненосцем. Лишённый большинства артиллерии, он ещё подлежит ремонту, перевооружению, как и израненный «Хасидате». Армии гибель этих кораблей, гибель их экипажей поможет ненамного. Вообще будет бессмысленна.
Офицеры молча выражали своё согласие, вытянувшись перед адмиралом – маленьким, сухоньким, но необычайно упрямым командующим «Забавным флотом»[41].
Вывод кораблей ночью, резервным (а теперь аварийным) проходом в системе заграждений в северной части залива вдоль материковой береговой линии многим виделся делом рискованным. И пусть зажжённые на побережье вешковые ориентиры не позволят сойти с фарватера, но ночь есть ночь!
Этой ночью при попытке постановки дополнительных заслонов подорвалось на собственных минах судно-заградитель.
Наверняка подозрительные огни на берегу привлекут внимание противника. И тогда медленно и осторожно бредущие фарватером суда окажутся под дулами и в досягаемости русских пушек с Норд-Сан-шан-тау.
«А боги в последнее время к нам не столь благосклонны, – читал мысли подчинённых адмирал, – однако попытаться мы должны».
Распустив офицеров, выйдя на мостик, Катаока взглянул в сторону берега.
В порту у складов горели десятки огней, стоял шум, копошилось муравьиное движение людей – армия спешила эвакуировать свои запасы.
«Всё не успеют, – мысль в адмиральской голове отрешённа, почти ленива, даром, что повторялась, будто оправдываясь, – завтра уже после одиннадцати русские корабли начнут обстрел отступающей из-под стен Рёдзюн армии. Что я и могу сделать для Ноги, это утопить всё бесполезное в узостях и фарватерах заливов Джонок и Хунуэза. А что не дотащить и туда – в бухте Виктория. Так, по крайней мере, русские не смогут расстреливать японские войска из менее дальнобойной артиллерии канонерок. ”Бородинцев” это касается в меньшей мере, однако расстрел стволов кораблей линии станет небольшим, но успокоением совести».
Стоял вопрос: «Что дальше?»
Собственно, мыслями вице-адмирал уже был там – у той группы островов, что Хэйхатиро Того явочным порядком превратил из временной стоянки в мобильную базу флота.
Эллиоты.
Карта с секретами периметра обороны лежала перед глазами на столе.
Ещё сорок восемь часов назад Катаока был уверен, что Талиенванский залив он сможет держать не менее недели. Вместе с тем
