взгляд. Он заметил дрожь в ее руках и представил, как она дрожит под его весом.
— А, может, мое общество уже наскучило тебе? Не каждый день у меня пленник засыпает на ногах.
— Я достаточно хорошо выспалась, принц Мехнес, — пробормотала она. — Могу я теперь увидеть детей?
— Нет, не можешь. Хотя это прекрасное совпадение, что ты упомянула их. Я привел тебя сюда, чтобы сообщить, что они вполне здоровы.
— Вполне? — Адиана посмотрела на него. Сомнение затуманило эти поразительные глаза. — Как они могут быть здоровы, когда вы оставили их…
— Я не трогал твоих драгоценных беспризорников прошлой ночью, госпожа Адиана. Это ты предположила. Хотя, признаюсь, мне нравилось играть с твоей самонадеянностью.
— А теперь вы со мной не играете? Откуда мне знать, когда вы говорите правду, а когда нет?
— Ты не можешь знать, — он вернулся к столу и провел пальцами по кожаным переплетам томов, наслаждаясь запахом волнения Адианы. — И все же у тебя есть выбор. Если я лгу, девочкам ты уже не поможешь. Ничто из того, что ты делаешь или говоришь, не изменит этого. Если я говорю правду, то их благополучие в твоих руках. В твоих изысканных руках, госпожа Адиана. И это то, что тебе следует иметь в виду.
Женщина нахмурилась.
— Идем, — он поманил ее. — Нам есть о чем поговорить.
Она оглядела павильон, сначала его стражей, потом Пашнари. Когда, наконец, она приблизилась, то робкими шагами. Он привлек ее к себе, положив руку ей на поясницу, и открыл перед ней книгу.
— Какой это язык? — спросил он.
— Это священная письменность Старых Орденов.
От нее исходил освежающий аромат, запах примулы и летнего ветра.
— Можешь прочитать это?
— Нет, я не могу.
— Почему же тогда ты это ценишь?
— Я… я не понимаю, принц Мехнес.
— Ты решила спасти эти книги от огня и, возможно, из-за этого не смогла сбежать сама. Почему?
— Я знаю, что они значат… что они значат для Эолин.
Мягкие, как тончайший шелк, волосы. Как перышко под его руками.
— Что они для нее значат? — спросил он.
Она стиснула зубы и изобразила восхитительный вызывающий вид.
— Почему вы хотите знать?
— Не ты задаешь вопросы. Ответь мне, госпожа Адиана, и скажи мне правду, потому что я знаю много способов заставить тебя страдать, если ты этого не сделаешь.
Адиана прикусила губу. Образ проскользнул из ее сознания в его сознание: три испуганные и одинокие девочки.
Мехнес перевел дух и подошел ближе, стремясь укрепить связь.
— Она ценила их, потому что это все, что у нее осталось, — сказала Адиана. — Большая часть анналов маг была сожжена во время чисток Кедехена. Остались только три небольшие коллекции: одна в королевской библиотеке, другая в Восточной Селен, а эта принадлежала Эолин.
— Я понимаю. Ее ученицы умеют это читать?
Адиана покачала головой.
— Катарина и Таша присоединились к нам прошлой осенью. Гемена с нами дольше, но она еще очень юна. Они все только учились читать, когда ваши люди покончили со всем. Возможно, они смогут что-то перевести, но было бы рискованно заставлять их пытаться.
— Почему?
— Если заклинания произносятся неправильно или вызываются без должного внимания, может случиться что угодно.
Теперь Мехнес стоял позади нее, достаточно близко, чтобы чувствовать жар, исходящий от ее спины. Он коснулся ее запястья, наслаждаясь ее учащенным пульсом, и позволил своему дыханию коснуться ее уха.
— Где прячется мага?
— Она не прячется, — спокойствие в голосе Адианы было неожиданным. Слабая связь, которую он только что установил с ее разумом, оборвалась. — Она мертва. Ваши люди позаботились об этом прошлой ночью.
Мехнес отошел, посмеиваясь, чтобы скрыть свое разочарование.
— Ты — плохая лгунья, госпожа Адиана.
Он обошел вокруг стола, встал лицом к ней и указал на ближайший стул.
— Ты знаешь этот инструмент?
Адиана нахмурилась, когда ее взгляд остановился на лютне.
— Да.
— Сыграй для меня.
Она моргнула и сделала шаг назад.
— Я хотел бы услышать твою музыку, прежде чем мы продолжим наш разговор.
— Почему?
Он терпеливо вдохнул.
— Играй для меня. Я больше не буду просить.
Она подошла к креслу, взяла лютню и провела руками по ее изогнутой спинке и полированному грифу.
В ее движениях была грация, заметил Мехнес. Чувство уверенности в себе, которое отличало ее от простолюдинок, но не носило надменный оттенок, столь часто встречающийся у женщин из знати.
Дочь купца, заключил он. Или что-то в этом роде.
Он задавался вопросом, как женщина ее положения могла поддаться судьбе, в которой она призналась прошлой ночью. Трудно было представить госпожу Адиану шлюхой на причалах Селкинсена, хотя мысль эта не была неприятной.
Адиана устроилась в кресле, поморщившись из-за плеча, когда нашла положение, чтобы поддерживать лютню. Она потянулась к колкам, но струны были идеально настроены. Мехнес позаботился об этом. Действительно, он выбрал для нее совершенный инструмент. Дека была из бледной ели, отполированной до золотого блеска, с причудливо вырезанной розой в центре. Спинка была изготовлена из темного вишневого дерева, а гриф был покрыт шпоном черного дерева.
Закрыв глаза, Адиана сделала долгий неглубокий вдох, пока не прося мелодию от лютни, а играя по одной ноте за раз, чтобы ощущался резонанс каждой.
— Прекрасный инструмент, — пробормотала она. — Где вы его нашли?
Ему было приятно это слышать.
— Сырнте очень любят музыку. Я путешествую с музыкантами, куда бы я ни пошел.
Адиана кивнула, и перед его мысленным взором проскользнуло другое изображение: скромная комната, заполненная инструментами, собранными из многих стран. Ее место радости и близости, полностью сожженное пламенем.
Видение застало его врасплох. Она бросила свои сокровища, пытаясь спасти книги маги. Уже второй раз за встречи самоотверженность этой женщины заставила его задуматься.
— Я работала с музыкантами из Сырнте, — сказала она. — Они были прекрасными артистами, безупречными в своей технике. Среди лучших, с кем я когда-либо играла.
— Может быть, ты еще сыграешь с ними.
Она издала резкий смешок.
— Вы достаточно наигрались со мной, принц Мехнес. Не мучайте меня этим, — она подняла голову и встретилась с ним взглядом, в котором смешались мужество и покорность. — Что я сыграю для вас?
Мехнес сел перед ней и дал сигнал стражникам встать по обе стороны от Адианы.
— Все, что душе угодно.
Женщина сосредоточила свое внимание на лютне. Музыка пронизывала ее тело, выливалась на ее пальцы и наполняла комнату едва уловимым протестом.
Мехнес закрыл глаза, позволяя мелодии нести его на призрачных волнах. Она выбросила его на берег ее обиженного сердца, где она билась о стены невидимой тюрьмы, ограничения своего пола, оков своей уязвимости.
Ноты расходились, затем снова сплетались, сжимая свои
