– Я с вами! – пересохшими губами сипло шепнула Жаккетта и принялась снимать кольца и серьги.
– Ты что? – зашипела Жанна. – Зачем? Бери все украшения с собой, кто тебя бесплатно повезет?
– Это нехорошо… – тихо сказала Жаккетта. – Как будто я ворую…
– Да не воруешь ты! – Жанна силой опять надела Жаккетте кольцо на палец. – Это тебе шейх подарил? Значит, твое! Шевелись, времени мало!
Жаккетта перестала снимать украшения. Она съежилась на постели и невидящим взглядом смотрела в пол.
– Я пойду с вами… – медленно сказала Жаккетта, вслушиваясь в себя. – Если вы напишете то, что я скажу…
– Чем я тебе напишу? – взвилась Жанна. – Что-то выдумываешь, выдумываешь!
– В вашей комнате есть и бумага, и чернила, и перо. Абдулла туда сам заносил, – так же медленно сказала Жаккетта. – Не напишете – не пойду. Умру здесь. Христианкой. И поклянитесь, что слово в слово запишете. Я дам вам распятие.
Жанна, чертыхаясь в душе, побежала за бумагой и чернилами.
Когда она вернулась, Жаккетта поднялась и, двигаясь словно во сне, сняла с шеи крестик. И вложила его в руку Жанне.
– Клянитесь! Пресвятой Девой клянитесь, она добрая, но за нарушение этой клятвы покарает! Я знаю.
– Пресвятой Девой клянусь, что слово в слово запишу то, что ты мне скажешь! – произнесла оробевшая Жанна, настолько серьезной и непохожей на себя была Жаккетта. У нее. сначала было искушение написать шейху от имени Жаккетты какую-нибудь гадость на прощание, но после клятвы желание улетучилось.
– Пишите!
Жаккетта встала у окна и, глядя на черный шатер во дворе, глухим голосом принялась диктовать:
– Господин мой! Извини, я ухожу! Мне было хорошо с тобой. Но госпожа Жанна говорит… – Жанна поморщилась: эта дура тут же выложила все, но клятва… – чтобы быть с тобой, надо менять веру. Я не могу. Мне будет плохо без тебя. Никто не говорил мне, что я грею сердце. Только ты. Спасибо. Победи своих врагов! Будь счастливым. Нитка Жемчуга.
Жанна безмолвно, слово в слово, написала письмо.
Жаккетта отошла от окна, взяла листок и положила на свой тюфяк. Достала из ниши в стене покрывала для себя и для Жанны и тускло сказала:
– Возьмите. Во время молитвы уйдем.
Сам побег совершился очень буднично, просто и неинтересно. Беглянки дождались часа молитвы и, когда вся усадьба замерла на ковриках лицом к Мекке, на цыпочках прошли по двору, держась в тени стены, и вышли маленькой боковой калиткой.
Уже перед тем как закрыть дверь, Жаккетта бросила взгляд на молящихся. И увидела спину шейха. «Ну повернись! – кричало ее сердце. – Почему твой Аллах и мой Иисус должны враждовать, когда нам хорошо вместе? Ты же мужчина, ты же сильный! Повернись, останови меня! Не нужна твоему Аллаху моя душа, но я-то тебе нужна, я ведь знаю! Я не хочу уходить! Повернись, останови меня!»
Жанна нетерпеливо дернула ее за руку.
Жаккетта опустила на лицо покрывало и закрыла калитку. Слезы текли по ее лицу и капали одна за другой. В пыль. На красные туфли без задников…
Ты зашей мне ворот сердца, порванный рукой разлуки,Чтобы швом на том разрыве шелк волос твоих блистал.Всяк пожнет, что сам посеет; только мне во всем злосчастье:Сеял я, любовь и верность – боль и бедствия пожал.К своему живому взгляду я с утра тебя ревную,Ведь вчера во сне глубоком он твой образ созерцал.О, к тебе, как Нил к Египту, слез моих поток стремится,Омывая лишь обрывы безотрывных мертвых скал.
Триполи, арабский Тарабулюс, давно так не развлекался, как в тот день. Из усадьбы шейха сбежали две невольницы. Французская принцесса и любимая наложница шейха. По улицам Медины, ища беглянок, носились вскачь воины шейха. Они прочесывали каждый переулок христианского квартала и ведущих к нему улиц. Ведь только здесь, у единоверцев, могли укрыться пленницы. Были предупреждены власти на базарах и выходах из города. Приличные деньги ожидали того, кто нашел бы беглянок и доставил их в усадьбу.
Девушек нигде не было. Они словно растворились.
На основных улицах Триполи кипела жизнь. Сновали люди, повозки, ослики. Всадники и пешие торопились по делам. А в лабиринтах кварталов царило сонное безлюдье.
Две женские фигурки, закрытые с ног до головы покрывалами, бестолково кружились по извивам улиц этого глиняного муравейника уже не один час. Жанна с Жаккеттой безнадежно заблудились. Где-то, буквально за две стены от них, проносился галопом, в развевающемся белом бурнусе Абдулла, сверкая глазами и зубами. С гиканьем скакали воины шейха. А здесь было тихо. Похожие, как близнецы, глухие с улицы дома, узкие проулки. Где-то высоко над стенами небо. В какой стороне христианский квартал – непонятно. Спросить нельзя никого. Остается безнадежно брести по бесконечным глиняным траншеям.
Жанна растерялась. Она думала, что без затруднений найдет дорогу, но увы… С высоты носилок Бибигюль улицы казались совсем другими.
Жаккетта же брела за Жанной, совсем ничего не замечая вокруг. А когда, понукаемая госпожой, она попыталась осмотреться, выяснилось, что и Жаккетта это место не узнает. Путешествие вслепую на ослике не способствовало запоминанию дороги, а в баню Жаккетту возили по другой улице, куда выходили главные ворота усадьбы. Да и ей было все равно, где они и что с ними. Какая разница, где будет плохо?
Голодные, с гудящими ногами, они в полном изнеможении остановились у какого-то дома. Уже давно перевалило за полдень. Злые слезы ярости закипали на глазах у Жанны. Так хорошо начался побег и так бессмысленно кончается! Словно кто-то водит их за веревочку по заколдованному кругу!
За спиной раздался топот копыт. Жанна обернулась – и уткнулась взглядом в белое одеяние. Страшный, словно черт из преисподней, Абдулла слетел с седла. Жанна с ужасом заметила, что неосторожно зацепилась покрывалом и стал виден подол ее золотого платья.
Абдулла метнулся не к ней. Он резким движением откинул покрывало с лица, привалившейся к стене Жаккетты. Жаккетта была без сознания.
Абдулла подхватил ее на руки и, бросив Жанне:
– Иди за мной! Быстро! – вошел в ворота этого самого дома, около которого они стояли.
Жанна понимала, что бежать сил у нее не осталось. И покорно пошла за нубийцем.
Жаккетта очнулась от голоса Абдуллы.
– Хабль аль-Лулу! – рычал он ей в ухо. – Какого шайтана ты задумала!
Жаккетта открыла глаза и опять закрыла.
– Хорошо, что ты жива! – Абдулла водил по ее лбу кусочком льда;
«Откуда лед?» – подумала Жаккетта.
– Ты хоть знаешь, что учинила? – устало спросил Абдулла. – Зачем сбежала?
– Не спрашивай! – пролепетала Жаккетта. – Нельзя мне оставаться…
