- Реальны лишь жизнь и смерть. - Шлоссер пустил кольцо из дыма, с мальчишеским любопытством следил, как оно расползается по полированному столу. - Я убежден: два разведчика всегда могут договориться. Тем более что у вас нет выбора, дорогой коллега, а у меня есть более сильное оружие, чем угроза смерти.
- Не увлекайтесь, барон. Вы зря отдали меня в гестапо. Вы пользуетесь услугами такого тупого палача, как Маггиль. Ради карьеры он и вас, не задумываясь, прибьет гвоздями к стене.
Шлоссер представил себе Маггиля. Русский абсолютно прав. Задумавшись, барон забыл, о чем говорил, сердито посмотрел на Скорина:
- На чем мы остановились?
- На том, что обдумаете мое предложение перейти на нашу сторону. - Скорин решил идти ва-банк.
Шлоссер боялся переутомить русского, вызвать повторный сердечный приступ. Барон беспокоился о здоровье своего подопечного больше, чем о собственном. Лицо капитана приобретало землистый оттенок. Барон, вспомнив рассказ Маггиля, прекратил разговор, шутливо объявил, что высокие договаривающиеся стороны должны перед вечерним заседанием пообедать и отдохнуть.
- Надеюсь, вы понимаете, капитан, - сказал вечером Шлоссер, что я не принимаю абсурдную идею об избранности арийской расы. Подобные теории создаются для одурачивания толпы.
- Тогда непонятно, как вы можете сжигать и распинать себе подобных, - ответил Скорин.
- Время от времени люди заливают грешную землю своей кровью и не любят, когда им мешают. Я спокойно отношусь к лаврам Иисуса Христа, не лезу на дорогу, по которой идут танки. Мой труп, капитан, даже на секунду не приостановит стальные гусеницы истории. Ваш труп тоже никого не остановит.
- Красиво говорите, барон. Насколько мне известно, в тридцать девятом году вы работали в посольстве в Москве. Это верно? - Скорин смотрел вопросительно.
- Верно.
- Предположим, мы захватили бы вас, барон, на сборе секретной информации. Вы согласились бы работать на нас?
Шлоссер долго не отвечал. Он попытался представить, как бы вел себя в подобной ситуации, и, решив, что скорее всего постарался бы обмануть русских, попытался уйти от ответа:
- Не стану лгать, не знаю, капитан. - Он снова задумался... А если бросить эту мысль русскому: - Знаете, я, наверное, пробовал бы вести двойную игру. - Разумеется, он, Шлоссер, переиграет русского, повернет игру в свою пользу.
- Это совет? - быстро спросил Скорин.
- Нет. И давайте перейдем к действительности. Вы ясно представляете ситуацию, в которой находитесь? Предположим, вы отказываетесь от сотрудничества со мной...
- Точно, отказываюсь.
- Что делаю я? Сегодня вечером я по вашей рации, используя ваш шифр, начинаю радиоигру.
- Москва знает мою руку, майор.
- Учитываю. У нас имеется магнитофонная запись двух ваших шифровок, хороший радист в состоянии подделать почерк. Я допускаю, в городе имеется человек, через которого Москва может проверить вас. Шлоссер рассуждал вслух, делал паузы, задумывался, задавал вопросы, не ждал ответа. - Это не страшно, коллега. Живете здесь, изредка появляетесь в городе. Любая проверка подтвердит мои сообщения. Вышлют связного? Я приму шифровку, буду знать место и время встречи. Мы возьмем связного, попытаемся перевербовать его. Да, да, знаю, с русскими это редко удается. Что ж, тогда - расстреляем. Я успею передать от вашего имени уйму дезинформации. В конце концов Москва убедится в вашем предательстве, мы постараемся подбросить соответствующие факты...
- Вы захватили меня, расстреливайте! - чуть не крикнул Скорин, встал и, прихрамывая, отошел от стола.
- Вы мне нужны живым, капитан. Для своего народа вы человек потерянный. Кто узнает о вашей стойкости? Соглашайтесь работать, я не заставлю вас делать подлости. Мало того, чтобы в вас не сомневались, я снабжу вас ценной информацией. Вы принесете своим некоторую конкретную пользу. Связной не провалится. Он останется жив.
Необходимо любым путем втянуть русского в сотрудничество, пусть даже не искреннее. Главное, чтобы он вступил в игру, дальнейшее зависит от искусства партнеров. В своих силах Шлоссер не сомневался.
- Вы мне нужны, чтобы, анализируя задания вашего Центра, я мог знать, чем конкретно интересуется русская разведка.
- И только? - спросил Скорин.
- Конечно, изредка я через вас буду передавать такие сведения, которые выгодны нам, - полагая, что русский оценит откровенность, ответил Шлоссер и продолжал: - Предупреждаю, если вы не согласитесь на условия либо, приняв их, нарушите - попытаетесь бежать либо выкинете какой-нибудь иной номер, - покончите жизнь самоубийством... - Барон, давая русскому время вникнуть в смысл, выдержал паузу. - Я обеспечу ваш Центр такой информацией, что ни один человек на площади Дзержинского не станет сомневаться в вашем предательстве. Тогда уж действительно и ваши дети не будут гордиться вами.
- Продолжайте.
- Не забывайте, мне известны ваш шифр, почерк, время выхода в эфир. - Шлоссер понимал, что не сломил противника, русский - идейный враг, он никогда не пойдет на сотрудничество искренне. Тем лучше, в Москве знают характер и стойкость своего разведчика, будут верить до конца! Именно такой человек и нужен, пусть только начнет игру. Барон решил дать русскому надежду на возможную победу в конце операции.
- Кто знает, ход войны может измениться, - философски произнес он.
- Уже изменился. Мы разбили фашистов под Москвой, будем бить, пока не дойдем до Берлина.
Шлоссер чуть было не сказал, что русский фанатик, сдержался и повернул разговор в нужное русло.
- Пока об изменении говорить рано. Но если ваша армия войдет в Европу и ход войны действительно изменится, интересы нации потребуют от меня совсем иного...
Шлоссер подошел к Скорину, взял его за плечо.
- Тогда, капитан, я предложу вам свои услуги. Вы завербуете меня, станете героем. Не улыбайтесь, вы по большому счету поможете своей нации. Знаете, сколько стоит такой агент, как я?
- Много, барон. - Скорин опустил голову. - Дайте подумать.
- Вы готовы, капитан? - весело спросил Шлоссер, входя в гостиную.
- Да. - Скорин осмотрел рацию, положил перед собой часы. Осталось две минуты.
Шлоссер взял листок, перечитал текст составленной Скориным радиограммы: "Познакомился вдовой Фишбах, часто бываю гостях, намерен поселиться постоянно, дом представляет большой оперативный интерес. Бывают информированные люди. Сергей".
- Вот получите разрешение своего начальства, станете здесь жить официально. - Шлоссер испытующе посмотрел на Скорина. - Широкий круг знакомств даст вам возможность располагать интересной информацией.
Скорин кивнул, подвинул ближе листок с колонками цифр и положил руку на ключ. Ровно в двадцать три часа рация заработала. Скорин отстучал радиограмму, через тридцать секунд повторил ее и отошел от стола.
- Мавр сделал свое дело, - сказал он глухо и неожиданно повысил голос: - Чтобы из квартиры работать последний раз, майор. Ваши пеленгаторы засекут квадрат, начнут докладывать, вы не будете принимать меры, и сразу уйма людей поймет в чем дело. Сообразят, что рация работает под крылышком абвера.
- Хорошо, хорошо. В будущем, капитан, будем работать из машины. Шлоссер убрал рацию в чемодан. - Не знаете, где Лота?
- Нет. - Скорин стучал пальцами по столу, повторяя только что переданное сообщение. Не ошибся ли, правильно отстучал: не Сергей, а ваш Сергей. Подпись "ваш Сергей" означала, что он находится в руках у немцев.
Лота сидела в библиотеке и разглядывала подшивку французских журналов начала двадцатых годов. Увидев Шлоссера, она отложила журналы.
- Что с вами, барон?
Шлоссер опустился в кресло, положил чемодан с рацией на колени и вздохнул.
- Се ля ви, фрейлейн. Чтобы жить, надо уметь побеждать. Подвинул девушке телефон. - Вызовите сюда радиста, затем соедините меня с Берлином, с квартирой адмирала.
- Вы меня звали, господин майор?
Шлоссер долго смотрел на радиста, не понимая, зачем он явился, затем отдал чемодан.
- Запри дверь. Прослушай и расшифруй, вот оригинал. - Он протянул радисту листок.
- Барон, Берлин на проводе.
Несколько минут трубка молчала, затем раздался сонный голос Канариса. Барон улыбнулся и ровным голосом сказал:
- Здравствуйте, господин адмирал. Прошу извинить меня за поздний звонок. Племянник дал первый концерт. Можете не сомневаться. Спокойной ночи, господин адмирал. Спасибо. - Шлоссер положил трубку.
- Я бы не доверяла русскому, барон, - сказала Лота. - Мне не нравится его взгляд. Не мог он как-нибудь предупредить Москву, что арестован?
Шлоссер почти нежно посмотрел на девушку.
- Молодец, Лота. Вы делаете успехи. - Он повернулся к радисту, который, надев наушники, что-то писал. - Ну, что?
- Пожалуйста. - Радист протянул свои записи.
Шлоссер сравнил их с текстом шифровки и вздохнул:
- Ах, капитан, капитан. Вырезай из пленки слово "ваш" и отправляй в эфир.
