- Ах, капитан, капитан. Вырезай из пленки слово "ваш" и отправляй в эфир.
- Что такое, барон? - поинтересовалась Лота.
- Капитан думал, что работает в эфир, а мы вмонтировали в передатчик магнитофон, шифровка в эфир не пошла, а записана на пленку. Сейчас мы ее прослушали, выяснили, что русский добавил одно слово. Ефрейтор ножницами условный сигнал уберет, пленку склеит и тогда, Шлоссер улыбнулся, - только тогда, дорогая Лота, шифровка пойдет в Москву.
Девушка посмотрела на барона и тотчас отвернулась. Он сидел, развалившись в кресле. Лота чуть ли не физически ощущала его усталость. Лоте стало стыдно, что в эти последние, тяжелые для него дни она мешала барону. Не понимая, осуждала его. Она чувствовала, что Шлоссер сейчас думает о ней. Лота взяла с полки какую-то книгу, не понимая текста, перевернула несколько страниц. Она испугалась своей беспомощности. Если он скажет: "Идем", - она пойдет.
Шлоссер легко поднялся, выхватил у Лоты книгу, поставил ее на место. Взяв девушку под руку, вывел из библиотеки.
У комнаты Лоты Шлоссер остановился, повернул ее к себе, заглянул в лицо и неожиданно подмигнул:
- Спокойной ночи, Лота.
- Спокойной ночи, Георг. - Она обняла его и поцеловала.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Скорин шел по Таллинну. Все было так же, как и трое суток назад. Разведчик не изменился, только чуть побледнел. Да еще новая, отлично подогнанная форма из генеральского сукна. Скорин не оглядывался, не проверял, есть ли за ним наблюдение, он знал - наблюдение и охрана ведутся неотступно. Об этом надо забыть, чувствовать себя, словно этого нет. Но сколько он ни внушал себе эту мысль, невидимое присутствие абвера давило. Правда, он теперь гарантирован от каких-либо нежелательных случайностей: капитан вермахта располагал охраной, какой пользовались лишь высшие чины германской армии.
В Москве майор Симаков, наверное, ломает голову: почему он, Скорин, не согласовал с Центром переход к варианту "Зет"? Майор не знает, что они просчитались со временем: как высоко ни оценивали Шлоссера, все-таки недооценили. Недаром Канарис так любит барона. Если бы не опала у фюрера, Шлоссер теперь занимал бы в абвере более высокий пост.
По забывчивости он не поприветствовал полковника, который разглядывал витрину универмага.
- Капитан!
Скорин остановился, рассеянно улыбнувшись, козырнул.
- Задумался, господин полковник!
- Давно не были на гауптвахте? - Полковник оглядел рассеянного капитана, приготовился произнести речь, но спутник Скорина его опередил.
- Мы торопимся, господин полковник, - сказал охранник и, козырнув, увлек Скорина за собой.
- Штабная крыса... любимчик... - услышал вслед Скорин, усмехнулся и вспомнил Шлоссера, утверждавшего, что форма из генеральского сукна упрощает взаимоотношения со старшими офицерами.
По замыслу Шлоссера, в жизни капитана Пауля Кригера внешне ничего не должно меняться. Он ищет невесту, изредка посещает казино на улице Койдула, совершает прогулки по городу. Лота Фишбах - вдова его боевого командира. Желающие могут догадаться, что между ними существуют интимные отношения. Капитан обязан активизировать и свою разведывательную работу, но для этого ему необходимо обзавестись реальной агентурой. Центр должен быть доволен его работой.
Сегодня утром Шлоссер приходил в особняк и передал Скорину фотографию и краткие биографические данные одного курсанта разведшколы, завербованного из числа военнопленных. По данным СД, он ищет связь с подпольем.
Скорин должен вступить с ним в контакт, сообщить Центру о приобретении агента, передать информацию о разведшколе. Вербовка курсанта не представляла сложности, он скрыл от абвера настоящую фамилию, офицерское звание. Если он на вербовку не пойдет и выдаст капитана Кригера, Скорину это, разумеется, ничем не угрожает. Если он согласится, то Скорин обязан обеспечить его безопасность, что сделать с помощью Шлоссера не так уж сложно - Шлоссер больше всех заинтересован в "активной работе" капитана. Почему у Шлоссера такие широкие полномочия? Даже гестапо заискивает перед майором. Баронские титулы сейчас в Германии не модны. Расположение Канариса? Этого мало...
Скорин свернул на улицу Койдула, остановился у своего "оппеля", который как ни в чем не бывало стоял у входа в казино, толкнул стеклянную дверь.
- Где пропадали, господин капитан? - поинтересовался бармен, ставя перед Скориным бокал пива.
- Проходил медицинское переосвидетельствование, - ответил Скорин, оглядывая зал, кивал знакомым офицерам.
- Когда возвращаетесь на фронт?
- Меня небрежно заштопали, приказали явиться через три недели.
- Поздравляю, господин капитан. - Бармен подмигнул. - Лучше скучать в тылу, чем веселиться на передовой.
- Сейчас веселья там мало, - не принимая игривый тон, серьезно ответил Скорин, взяв бокал с пивом, занял свое излюбленное место у окна. Охранник остался у стойки. Другим охранникам, видимо, надоело сидеть в машине и сторожить второй выход. Они тоже вошли в бар, сели за один из столиков, заказали пиво.
Можно посидеть одному, подумать.
Операция развивается удовлетворительно. Начав активные действия, Шлоссер увязнет глубже. Заметил он предупреждение о работе под контролем?
Снова хлопнула дверь, наконец-то появился долгожданный Карл Хонниман. Скорин возлагал на гестаповца большие надежды. Сдержав улыбку, внимательно посмотрел на своего бывшего преследователя и кивнул ему. Хонниман на секунду задумался - он уже знал об аресте капитана, затем подошел и спросил разрешения сесть за стол.
- Пожалуйста, дорогой Карл, - сказал Скорин и значительно тише добавил: - Очень рад, что вы живы.
Гестаповец недоуменно пожал плечами, заказал пиво, открыл было рот, чтобы о чем-то спросить. Скорин перебил его:
- Молчите, слушайте и запоминайте!
Конечно, приятно было бы поиздеваться над этим недалеким гитлеровцем, но козырей на руках имелось такое количество, а времени так мало, что надо было спешить. Сохраняя на лице улыбку, чтобы охрана приняла вербовку гестаповца, которая происходила прямо на глазах, за легкую, непринужденную беседу, Скорин рассказывал, что он советский разведчик, что именно по вине "дорогого Карла" цветочница скрылась, погибли его товарищи, был в бешенстве гауптштурмфюрер Маггиль.
- Улыбайтесь, черт побери. - Скорин хлопнул гестаповца по руке, словно приглашая вместе посмеяться над удачной шуткой. - Это прежде всего в ваших интересах. Скорин продолжал козырять. Он говорил, что у шефа "юного друга" - гауптштурмфюрера Маггиля - неприятности. Что сейчас "юного друга" сфотографируют, будут расспрашивать - о чем он говорил с капитаном Паулем Кригером? Если жизнь для унтерштурмфюрера представляет хотя бы какую-нибудь ценность, то надо вести себя благоразумно. Поинтересовавшись, все ли "юному другу" ясно, Скорин замолчал.
Хонниман морщил лоб, жалко улыбался, заикнулся было, что ничего не боится, так как обо всем своевременно доложил, но, чувствуя на себе цепкие взгляды охранников, говорил все тише, перешел на слезливый шепот, затем замолчал окончательно.
- Вы знаете любимца гауптштурмфюрера? Маленький человек в черных очках, зовут Вальтер? - спросил Скорин.
Хонниман утвердительно хрюкнул.
- Мне надо знать, где он живет. Его точный маршрут из дома на работу. Сообщите мне устно, здесь через два дня, в это же время. Скорин встал. - Привет, Карл, - громко сказал он, отходя к стойке.
Бармен говорил по телефону, увидев Скорина, закивал и протянул ему трубку.
- Вас спрашивают, господин капитан.
- Меня? Кому это я понадобился? - Скорин взял трубку. - Капитан Кригер.
- Курсант получил увольнительную до вечера, через десять минут он зайдет в известный вам магазин, - сообщил Скорину приятный баритон.
- Благодарю, вы очень любезны. - Скорин угостил бармена сигаретой. - Запишите за мной. Если будут спрашивать, я зайду около восемнадцати часов.
Он поставил машину у входа в магазин, взглянув еще раз на полученную от Шлоссера фотографию, стал ждать. Курсант оказался низкорослым крепышом. Он пробыл в магазине несколько минут и вынес оттуда аккуратно перевязанный пакет. Видимо, для того чтобы подставить его Скорину, парню поручили забрать загодя приготовленную покупку.
- Ефрейтор! - высунувшись из машины, позвал Скорин.
- Слушаю, господин капитан! - Он подошел и встал по стойке "смирно".
- Садитесь в машину. - Скорин включил мотор, ничего не объясняя опешившему курсанту, захлопнул, за ним дверцу, включил скорость.
Несколько минут они ехали молча, курсант ерзал на заднем сиденье, не решался заговорить, наконец не выдержал и на плохом немецком языке спросил:
- Господин капитан, куда вы меня везете?
- Надо поговорить, лейтенант Лапин, - ответил по-русски Скорин.
Услышав свою настоящую фамилию, звание и чистейшую русскую речь, Лапин потянулся к дверной ручке.
