Светлые песочного цвета брови приподнялись, наклон головы стал до крайности надменен.
– Ваш господин – мой добрый друг. У меня нет в этом сомнений, – проговорила Елизавета, – но я не вижу, как он – или кто-либо другой – может дать мне то, что принадлежит мне по праву наследования. Никто не властен одарить меня тем, что является моим правом; так же как по справедливости меня невозможно этого лишить.
– В Англии существует обычай: монарх называет имя своего преемника, не так ли?
– В Англии существует обычай, милорд, что преемником становится ближайший родственник.
– Существовали некоторые затруднения в связи с браком отца и матери вашей милости.
– Я дочь моего отца, – сказала она. – Любой, кто знал его и знает меня, не может в этом усомниться.
– Вы говорите истину, и королева в восторге, что сделает вас своей преемницей – по предложению его величества, моего господина. Я хотел бы, чтобы вы знали, что его самое католическое величество – ваш друг.
Елизавета наклонила голову набок. Фериа с трудом мог поверить, что эта надменная принцесса та же самая молодая женщина, которая еще совсем недавно была необычайно скромна и услужлива. Принцесса знала, что ее положение безопасно; знала, что королева на смертном ложе; знала, что это дело всего лишь нескольких недель – а возможно, и дней, – и она станет королевой Англии. Но держится так, словно эта честь уже принадлежит ей, подумал испанец.
– Существуют некоторые условия, – произнес он.
– Сочту своей обязанностью выслушать их.
– Она желает, чтобы вы не меняли ее личных советников.
Елизавета грациозно приподняла плечи:
– Я считаю, что вольна сама выбирать себе советников, как вольна была выбирать их она.
Несколько мгновений граф молчал. Елизавета была агрессивна, он предвидел впереди неприятности, но продолжил:
– Но, что самое важное из всего, она требует от вас не делать никаких изменений в религии страны.
Принцесса опять склонила голову и заговорила с почтительным достоинством:
– Я не стану менять ее при условии, что ее истинность будет подтверждена словом Божьим, которое единственно может быть основанием для моей религии.
Фериа был слишком в большом отчаянии, чтобы скрыть свои чувства. Какие беды ждут впереди его господина и Испанию, когда на престоле окажется эта женщина? Она само кокетство, если восхищаются ее нарядами и драгоценностями, так что может показаться, будто перед вами глупенькая хихикающая девчонка, а ведь на самом деле это серьезный и коварный государственный деятель.
Он тревожился о будущем и лихорадочно надеялся, что его отзовут в Испанию прежде, чем ему придется служить в стране, управляемой такой королевой.
Потом в Хатфилд приехала Джейн Дормер, невеста Фериа. Это вызвало много разговоров и предположений, потому что после госпожи Кларенциус Джейн была самой любимой фрейлиной Марии.
Елизавета приняла ее сдержанно, с любопытством разглядывая прелестную молодую девушку, фанатичную католичку, которая вскоре станет испанкой, а сейчас, несомненно, шпионит для своего возлюбленного.
Елизавета доверяла ей меньше, чем всем остальным придворным королевы, которые не показали себя ее друзьями.
Джейн преклонила колени и сообщила:
– Ваша милость, я привезла три просьбы ее величества. Они заключаются в том, что вы будете добры к ее слугам, заплатите ее долги и оставите церковь такой, какая она есть – заново установленная ее величеством.
– Благодарю вас, госпожа Дормер, – ответила Елизавета. – Вы можете подняться. Ее величество может быть уверена, что я буду добра к ее слугам и заплачу ее долги. Что касается религии, как я уже говорила, это дело, в котором я не могу полагаться ни на кого, кроме Господа.
– Я привезла также шкатулку с драгоценностями от короля.
Елизавета приятно оживилась. Она обожала драгоценности, а драгоценности, подаренные Филиппом, который, как она почувствовала, уже начал ухаживать за ней, были вдвойне привлекательны.
– Он говорит, что они должны быть подарены вам, потому что знает, что они вас восхитят, и потому что будут вам к лицу.
– Значит, таковы были его слова? – спросила Елизавета.
Джейн заверила ее, что именно таковы; и Елизавета, очень довольная, стала с гостьей очень любезна.
Но, отпустив Джейн, задумалась. Было ясно: Мария, должно быть, очень близка к смерти. Елизавета помнила предупреждение Роберта и золото, которое он ей привез. Не излишне ли она тверда в деле с религией? Не держалась ли чересчур высокомерно с Фериа? И что будет, если в конце концов Испания откажет ей в поддержке? Что, если французский король устроит какой-нибудь заговор, чтобы посадить на трон Марию, королеву Шотландии?
Принцесса послала за человеком, которого знала как одного из самых восторженных своих обожателей и которому могла доверять. Николас Трогмортон был замешан в мятеже Уайетта, но его оправдали за недостатком доказательств против него.
– Отправляйтесь во дворец со всей возможной скоростью, – приказала она. – Проникните туда как можно более скрытно, не привлекая внимания, и добейтесь возможности поговорить с фрейлинами королевской опочивальни. Большинство из них хотят служить мне – за исключением Джейн Дормер и старухи Кларенциус. Королева всегда носит черное эмалевое колечко, которое ей подарил муж на свадьбу. Это безошибочно узнаваемое испанское кольцо. Пошлите его мне, чтобы я была уверена, что королевы более нет в живых. Я помню, когда умер мой брат, вокруг дворца поставили стражу, чтобы эта новость не просочилась некоторое время. Но я должна узнать о смерти Марии немедленно.
Сэр Николас отбыл, но не успел еще добраться до Лондона, как в Хатфилд приехал еще один гость. Он торопливо вошел в дом, требуя аудиенции у принцессы, и, как только она была ему предоставлена, упал перед ней на колени и воскликнул:
– Боже, храни ваше величество! Боже, храни королеву Елизавету!
Гость поднялся с колен, возвышаясь над ней, а ее сердце замерло от восхищения им.
– Вы уверены, что это так?
– Я обещал, что первым принесу вам эту новость. Я поклялся в этом.
Охваченная эмоциями, Елизавета отвернулась. Наконец-то она королева Англии; и человек, который так долго и так приятно занимал ее мысли, теперь стоит перед ней, готовый ей служить.
Потом она упала на колени и вскричала:
– Это деяние Господне, и чудесно оно для наших взоров!
На некоторое время она предалась торжественным размышлениям о своем предназначении, но потом поднялась и, повернувшись к нему, произнесла:
– Вот теперь я действительно ваша королева. Он склонил голову и прошептал:
