— У тебя это хреново получается, — проворчала она и, развязав галстук, начала завязывать его по новой.
— Следи за словами. Интересно почему у тебя это получается так хорошо? — спросил Джеймсон, глядя, как она ловко завязывает узел.
— Трахалась со многими профессорами, — ответила Тейт.
Джеймсон оттолкнул ее руки.
— Ты не достойна ко мне прикасаться, — сообщил ей он.
— Вчера ночью ты говорил совсем другое.
— Вчера ночью была совсем другая история. Скажешь что-нибудь напоследок? — спросил он.
Девушка на секунду задумалась.
— Не делай ничего такого, чего бы не сделала я, — с улыбкой ответила она.
— Что за ужасная мысль. Веди себя хорошо, — Джеймсон снова ее поцеловал и вышел за дверь, Сандерс понес за ним багаж.
Был понедельник. Он вернется в пятницу. В субботу вечером Тейт призналась ему, что любит его. Ничего не взорвалось. Земля под ногами не разверзлась, и сатана не унес ее в свой храм судьбы. Хотя он и унес ее в свою спальню.
— Малышка, мне это известно.
— Когда ты узнал?
— В Париже.
— Как? Этого не знала даже я.
— Ты плохо скрываешь свои чувства.
— Прости.
— Тейт, никогда не извиняйся. Я никогда этого не делаю.
— Это что-то меняет?
— Нет. Ничего.
— Пожалуйста, не делай мне больно.
— Я постараюсь.
— Это все, о чем я могу просить.
Он поцеловал каждый сантиметр ее кожи, практически обожествляя ее своим ртом. Ей казалось, что она умрет прямо у него на столе, но уже через пятнадцать минут, Джеймсон так ее завёл, что Тейт почувствовала, словно от пальцев ее ног можно прикуривать реактивный двигатель. Как раз в тот момент, когда она уже была готова молить о пощаде, Джеймсон скользнул в нее и снял напряжение.
На самом деле ничего не изменилось. Все выходные они трахались, наверстывая упущенное. Сандерс не раз пугался до чертиков, заходя не в ту комнату в неподходящий момент. Джеймсон по-прежнему обзывал ее грязными словечками, и ей это по-прежнему нравилось. По-прежнему занимался рукоприкладством, и ей это нравилось еще больше. Но лучше всего было, когда он говорил что-то приятное, не причиняющее боли. Не оставляющее ран. Это просто незаметно добавилось ко всему остальному.
«Наконец-то».
— Я кое-что купил, — сказал Джеймсон в воскресенье днем, войдя в библиотеку.
Тейт снова растянулась на полу, лежа на животе. С диваном произошел небольшой «инцидент». Он перевернулся, и у него отломилась ножка. Его отправили в ремонт. Джеймсон сказал, что впредь ей следует быть поосторожней — его барахло не из дешевых. Тейт ответила, что, наверное, ему не стоит так бешено трахать людей. Он велел ей заткнуться. В след за этим последовала перебранка, после чего они сломали его рабочее кресло.
Тейт долго смеялась.
— Что это? — настороженно спросила девушка и, сев, взяла протянутую ей коробку.
Она тут же его узнала. Винтажное колье от «Cartier», в основном с жемчугом и бриллиантами. Купленное анонимным покупателем по телефону.
— Купил на каком-то дурацком аукционе, — проговорил Джеймсон, усаживаясь в свое вольтеровское кресло. — Не знаю зачем. Пустая трата денег. Для какого-то благотворительного фонда.
Ей хотелось плакать, но Тейт старалась приучить себя к тому, чтобы никогда больше не лить слез. Соответственно вместо этого она сделала Джеймсону минет. Она была уверена, что это практически равноценно.
Но в воскресенье вечером ему позвонили. Они все еще были в библиотеке, поэтому Тейт стала невольным свидетелем разговора. Что-то о филиале его фирмы в Германии. Она все слышала, Джеймсон пытался отмазаться. Даже предложил послать вместо себя Сандерса. Но было необходимо его присутствие. Ему нужно было ехать — как это ни прискорбно, но у него имелись обязательства. Ему нужно было ехать в Берлин.
Естественно, первым, что пришло ей в голову, была паническая атака. Но потом девушка успокоилась. Сказать: «Эй, я вроде как тебя люблю, гребаный ты садист» — это все равно что заключить сделку. В какой-то степени она должна ему доверять. Поэтому Тейт просто улыбнулась и попросила его поскорее возвращаться домой. Джеймсон пытался уговорить ее поехать с ним, но она сказала, что не поедет ни за какие коврижки. К черту. Отпустить его — это всего лишь первые шажочки. Пусть ждет от нее гигантских скачков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Однако Тейт попросила оставить с ней Сандерса, и это всех очень обрадовало. Сандерс не любил ездить в Германию. Джеймсон не любил оставлять Тейт одну. Тейт не слишком-то любила оставаться в одиночестве. Так что этот вариант устроил всех.
На самом деле все было не так уж плохо. Именно это без конца твердила себе Тейт. Она старалась не обращать внимания на то, что в последний раз, когда она призналась Джеймсону в своих чувствах, он сбежал в Берлин. Слишком странное совпадение. Но это было именно совпадением, должно было быть — она должна верить, что это так, доверять ему. Поэтому Тейт старалась, как могла.
— Что мы будем без него делать? — спросила она, когда Сандерс, наконец, вернулся домой.
— То же самое, что и обычно, когда его нет дома, — войдя на кухню, ответил он.
— Я не стану делать брауни. Пару недель назад ты назвал меня толстой, — напомнила ему девушка.
— Ты меня разозлила. Можно сказать, спровоцировала.
— Нихрена я тебя не провоцировала. Ты вел себя как засранец.
— Хотя, на самом деле, для твоего роста в тебе есть пара фунтов избыточного веса.
— Заткнись! Я не жирная!
— Ну, пару лишних фунтов, и ты ею будешь.
— НЕ БУДУ!
Тейт засмеялась и высыпала на него муку. Завязалась небольшая кулинарная потасовка. Что-то в испачканном Сандерсе ее просто убивало. От вида безупречного, холёного Сандерса, вымазанного в пищевой соде и рапсовом масле, ее разбирал дикий смех. Даже когда она поскользнулась на масле и упала на спину. Даже когда он высыпал на нее целый десятифунтовый пакет сахара. Тейт никак не могла остановиться. Наконец Сандерс ее поднял и потащил в ванную, где прямо в одежде затолкал в душ. Она вскрикнула, почувствовав, как на нее потоком хлынула холодная вода.
— Не смешно, — только и сказал Сандерс, а затем вышел из ванной комнаты.
Но вскоре вернулся, чистый и умытый. Парень переоделся в пижаму, и они смотрели в гостиной фильм, наслаждаясь брауни. Тейт посетовала на уборку кухни, но Сандерс сказал, что утром придет уборщица.
— Сэнди, Джеймсон знает, что ты со мной спал? И не один раз? — спросила Тейт, запихивая в рот почти целое пирожное.
— Да. Я ему все рассказываю.
— И он не возражает?
— Нет. С какой стати? — не отрывая глаз от экрана телевизора, спросил Сандерс.
— Да он бесится, стоит мне всего лишь улыбнуться Энджу, — заметила она.
— Мистер Холлингсворт представляет собой угрозу. А я — нет, — возразил Сандерс.
Тейт кивнула.
— Вполне справедливо.
На следующее утро они проснулись, все на том же диване. Она растянулась на груди у Сандерса, пустив слюни. Очаровательно. Парень скрыл свое отвращение, но, когда они встали, Тейт опять разобрал смех. Потом Сандерс приготовил им завтрак, и они съели его на улице в пижамах. Тейт поймала себя на мысли, что одни из самых счастливых моментов ее жизни были связаны с обычным бездельем с Сандерсом.
— Мне ему позвонить? — спросила она, прыгая на кровати Джеймсона.
Сандерс стоял в дверях.
— Если хочешь, — ответил он.
— Конечно, хочу. Но я никогда раньше ему не звонила, — сказала Тейт.
— Знаю.
— Ну, мне вроде как хотелось, чтобы мой первый звонок был чем-то особенным, — попыталась объяснить она и, подпрыгнув выше, коснулась его пальцами ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты упадешь, — предупредил Сандерс.
— Пффффф, нет, не упаду.
— Почему телефонный звонок должен быть особенным? Ты собираешься ждать его Дня рождения? — спросил Сандерс.
