— Верно, но сначала надо помочь нашим союзникам окрепнуть, чтобы они сами могли себя защищать.
— О, вон как дело-то выглядит, — медленно произнес солдат. — Тогда мы ставим не на ту лошадь. Эта до финиша не дойдет.
— Почему вы так думаете? И почему так мрачно настроены?
— Потому что не верю этим союзникам. Они прямо говорят: это ваша война, вот и воюйте. А на что она мне, эта война? Сам не знаю.
— Я понимаю, друзья, — придав теплоту словам, сказал Агню, — вы пережили тяжелые испытания, пролили кровь за наши идеалы. Но Америка нуждается в вас и возлагает на вас большие надежды. Президент Никсон просил меня передать вам пожелания успехов и его благодарность за ваши подвиги.
— Спасибо, но попросите господина президента сделать так, чтобы мы вылезли отсюда.
Агню сухо попрощался и вышел из палаты.
— Я вижу, господин генерал, — сказал он в коридоре, — что настроение у этих солдат не очень бодрое.
— Их можно извинить, господин вице-президент, они ведь раненые, у них слишком обострены чувства, а вообще-то это смелые и храбрые парни, — сказал Абрамс, а про себя подумал: «Что бы ему сказали те девятьсот солдат дивизии, которыми занимается прокуратура?»
В палате тяжелораненых Агню задержался еще меньше времени.
Он подошел к солдату с ампутированной рукой.
— Капрал Вильсон, — назвал его главный врач. — Награжден многими боевыми медалями. Представлен к «Почетной медали конгресса США».
— Вы настоящая гордость Америки, капрал Вильсон. О ваших подвигах будет знать весь народ. Разрешите пожать вашу руку.
— Только левую, сэр, правая осталась где-то в болоте.
«Вот бы сейчас сюда фоторепортеров, — подумал Агню, — получился бы впечатляющий снимок: вице-президент США с национальным героем».
— Что вы думаете об этой войне, капрал? Вы понимаете, какое великое дело совершает Америка, сражаясь с красной опасностью?
— Я не знаю, сэр, об этом. Мое дело было воевать, и я воевал. Но теперь, когда остался как рак с одной клешней, я думаю, что мне не следовало бы здесь быть. Только теперь уже поздно так рассуждать, надо было немного раньше.
— И так рассуждаете вы, гордость нашего народа? — почти возмущенно сказал Агню.
— Что делать, сэр? Такие мысли приходят в голову не от хорошей жизни. Я-то остался жив, хотя и инвалид, а сколько парней погибло? Страшно подумать…
Но все-таки вице-президент встретил в госпитале человека, который произвел на него глубокое впечатление.
Они уже выходили из госпиталя, когда навстречу попался, опираясь на палочку и слегка прихрамывая, сержант с двумя медалями «Серебряная звезда» и двумя «Пурпурное сердце». Видимо поняв, что это высокое начальство, он вытянулся и лихо отдал честь.
Агню остановился около него:
— Сколько времени вы в госпитале, сержант?
— Вторую неделю, сэр. Не дождусь, когда выберусь отсюда, скорее бы в свою роту.
— Давно воюете? Как ваша фамилия?
— Джек Дейн, сэр. А воюю уже давно. Был даже в Конго. Вы, может быть, не поверите, сэр, но в школе я был тихим и слишком прилежным учеником. А когда попал в армию, понял, что мое настоящее дело — война. После Конго вернулся в Штаты и затосковал. Я должен был найти какую-то драку, тут и подвернулся Вьетнам. Здесь, сэр, скажу вам, место для настоящего мужчины. Прошел подготовку и попросился в часть, которая занимается умиротворением вьетнамских деревень, сочувствующих Вьетконгу. Сотни полторы — не меньше — я умиротворил лично, — громко рассмеялся он.
— Вы, я вижу, отмечены высокими наградами. За что?
— Я же сказал — за умиротворение.
— Расскажите подробнее, — попросил Агню, плохо представляя, что такое «умиротворение».
— Я, знаете ли, сэр, очень люблю поджигать, не меньше, чем взрывать. Я не курю, но всегда ношу с собой спички. Они очень полезны, когда надо расправиться с красными. Делается это очень просто. Берешь пластик «C-4»[7], втыкаешь в крышу. Затем для верности подвешиваешь несколько гранат. Вместо запала — сигарета. Солома вспыхивает, бамбук трещит, гранаты разносят все на куски. Конечно, внутри — и женщины, и дети. Но что делать? Они же — враги, их мужья и отцы воюют против нас. Дети тоже возьмутся за оружие, если мы не помешаем им вырасти, — он опять громко рассмеялся. — Если бы, сэр, все так действовали — от Вьетконга давно бы ничего не осталось. Обидно, что у нас тут много сосунков, которые боятся испачкать руки.
— И вы опять пойдете на фронт? — спросил Агню, прерывая излияния сержанта, они его немного коробили своей откровенностью, все-таки сержант ему нравился.
— Обязательно, сэр. Я готов быть тут до тех пор, пока не увижу последнего вьетконговца. Убитым, конечно.
— Ну, сержант, желаю вам оставаться таким же храбрым и беспощадным к нашим врагам.
— Спасибо, сэр, я уж постараюсь выполнить ваши пожелания, — и он снова лихо козырнул вице-президенту.
— Вот кого надо представить к «Почетной медали конгресса», генерал, — сказал Агню, садясь в машину.
— Он уже награжден ею, господин вице-президент, — но отказался ехать в Штаты получать. Говорит, покончим с Вьетконгом, тогда все награды сразу получу.
На встрече с журналистами вице-президент приводил сержанта Дейна как самый убедительный пример высокого боевого духа американских солдат, которые и обеспечат в конце концов победу.
— А вы знаете, сэр, — задал вопрос, видно, очень пронырливый репортер, — что в дивизии, которую вы посетили, около тысячи солдат отказались идти в наступление и дело о них передано в трибунал?
Агню опешил на минуту, но потом принял это за дезинформацию. На всякий случай он решил спросить генерала Абрамса. Но в суете приемов он как-то забыл об этом и вспомнил только в самолете, который уже летел на Тайвань.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Лето семидесятого года начиналось изнуряющей жарой.
Горели леса на американском дальнем Западе, и казалось, что обжигающее пламя долетало до американской столицы на другом конце огромной страны.
Жара проникала даже в кондиционированные кабинеты Белого дома и Пентагона, государственного департамента и ЦРУ. Здесь шли жаркие дебаты: как быть с Вьетнамом и с Индокитаем вообще?
Во второй половине марта «ребята» из ЦРУ, как писала итальянская газета «Темпо», учинили в Камбодже военный переворот. Место путешествующего по Европе принца Сианука занял генерал Лон Нол, правительство которого было признано Соединенными Штатами раньше, чем весь мир узнал о перевороте. Генерал сразу попросил оказать его стране военную помощь. На второй день после обращения Лон Нола на столичный аэродром Почетонг, закрытый для гражданских самолетов, стали прибывать транспортные «геркулесы» с оружием и снаряжением.
Представитель Белого дома по вопросам печати Рональд Зиглер встретился с журналистами и заявил, что американскому командованию в Южном Вьетнаме «предоставлено право самостоятельно решать вопрос о вводе войск в Камбоджу и Лаос в случае военной необходимости».
— Из Камбоджи поступают сведения, — спросили его, — что не только американские, но и южновьетнамские подразделения вторгаются в эту страну. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Мне такие сообщения неизвестны, — ответил, не смущаясь, Зиглер, — но если вторжение имеет место, то оно направлено на поддержку законного правительства Камбоджи и для преследования укрывающихся на ее территории отрядов Вьетконга.
— Не планирует ли правительство президента Никсона открыть новые фронты в Камбодже и Лаосе?
— Я не располагаю такой информацией. Могу только сказать, что экстремистские элементы в Камбодже серьезно угрожают режиму генерала Лон Нола, и никого не должно удивлять, если наше правительство придет на помощь дружественной стране.
В конце апреля в кабинете президента Никсона собрались министр обороны Лэйрд, государственный секретарь Роджерс, директор ЦРУ Хэлмс и помощник президента по вопросам национальной безопасности Киссинджер. Обзор обстановки в Камбодже, сделанный Киссинджером, заканчивался настойчивым советом ввести туда американские войска. Ни один из участников встречи не высказал возражения. Президент отдал приказ генералу Абрамсу начать операцию.
Из сообщений иностранных агентств потрясенный Лон Нол, просивший помощь только оружием и снаряжением, узнал, что границу Камбоджи перешли 31 тысяча американских и 43 тысячи южновьетнамских солдат. Государственный департамент не счел нужным уведомить «главу дружественного государства» об этой акции. В его заявлении приводилась, поразившая весь мир, неуклюжая причина вторжения: для спасения жизни американских солдат, находящихся в Южном Вьетнаме, и стремление приблизить окончание войны в Индокитае.
Ровно через год, нарушая международные соглашения, гарантирующие территориальную целостность и суверенитет Лаоса, американо-сайгонские войска вторгнутся в эту страну. В конце концов правительство Никсона не выдержит давления массовых манифестаций, протестов во всех странах и в самой Америке, отдаст приказ вывести войска сначала из Камбоджи, а потом и из Лаоса, но зато усилит бомбардировки этих стран.
