Через минуту электропоезд медленно тронулся.
— Я хочу к окну, — тихо попросил мальчик у матери.
Варяг, повернувшись к нему, предложил:
— А что, пацан, давай ко мне на колени! Будем вместе в окошко смотреть — я тоже люблю.
Мальчик нерешительно посмотрел на мать, которая одобряюще улыбнулась, и перебрался на колени к Варягу. Тот легко подхватил маленькое тельце и вдруг почувствовал такую тоску, что слезы навернулись на глаза.
— Смотри, — сказал мальчишка, показывая на пылающий газовый факел, — что это за огонь?
— Это?.. Это газовая горелка, — сказал Варяг, вглядываясь в факел, пылающий неподалеку от железнодорожного полотна на какой-то неведомой ему заводской территории.
— Ну да! — недоверчиво засмеялся парнишка. — Какая же это газовая горелка? Такая огромная. Кто на ней суп готовить будет?
— Господь бог, — серьезно ответил Варяг.
Мальчишка внимательно посмотрел ему в глаза:
— Ты шутишь, дядь?
— Шучу, — честно признался Варяг.
Мальчик заулыбался, украдкой посмотрел на мать, потом поделился:
— Вот я и думаю, что шутишь. Зачем богу суп?
Он продолжал что-то болтать, но Варяг уже не слышал, потому что по проходу, спотыкаясь о расставленные сумки и раздвигая пассажиров, пробирались два милиционера. Они оглядывали толпу привычно цепким взглядом.
Один из них посмотрел прямо на Варяга. Он в ответ скользнул по менту равнодушно глазами и улыбнулся мальчику, который, сидя у него на коленях, продолжал без умолку говорить:
— А мама рассказывала, что в раньшие времена им вообще запрещали в бога верить и в церковь ходить. Это правда?
— Правда, — кивнул Варяг, краем глаза следя за «сладкой парочкой». — Но только кто хотел верить, тот все равно верил.
Милиционеры прошли мимо. Варяг мысленно перекрестился. Он еще некоторое время болтал с мальчиком, потом тот стал зевать, а через десять минут сладко уснул прямо у него на руках. Варяг всю дорогу молчал, глядя в окно и думая о своем.
В Твери Варяг решил взять тачку. Было уже поздновато — около пяти вечера, Варяг торопился. Он подошел к стоявшему в сторонке «москвичонку», за рулем которого сидел молодой водитель.
— Эй, командир, до Бологого поедем?
Паренек присвистнул:
— Знаешь, мужик, во сколько это тебе обойдется?
— Догадываюсь, — весело отвечал Варяг.
Сговорились на ста долларах. На выезде из Твери они удачно проскочили мимо двух постов ГАИ.
Глядя на проносящиеся мимо заснеженные поля, знаменитые тверские леса, слушая беспечную болтовню шофера, Варяг позволил себе немного расслабиться, отвлечься от дороги на несколько часов. Нет, он не собирался спать, этого делать нельзя. Да и не смог бы он уснуть после всего, что случилось за прошедшие сутки. Ему необходимо было спокойно все обдумать, не упустить ни малейшей детали, ни в чем не ошибиться. Он должен понять: что за адская машина крутится незримо за всеми событиями, какие фигуры стремятся в дамки и кто король, чьими руками творятся дела, и каковы цели, кто ближайшая жертва, чем все это грозит и чем закончится, какой очередной катастрофой или потрясением?
Глава 25 Возвращение в питер
Итак, Питер. Варяг вспомнил все, что происходило там за последние месяцы. Зарвавшийся Стреляный — стремившийся в смотрящие по Питеру, его смерть по приговору сходняка. Гибель других авторитетов — беспредельщиков из города на Неве. Приглашение Шрама на роль главаря питерской братвы. Шрам был человеком серьезным, хотя, пожалуй, и излишне честолюбивым. Именно потому, что Шрама всегда чуть больше, чем положено вору, волновала собственная шкура, Варяг приставил к нему Пузыря. Негласно приставил. Так, что об этом знали только они двое.
А еще Шрам был немного жадным — не до денег, а до власти. Теперь Варяг понимал, что поторопился и, вполне возможно, совершил ошибку, допустив этого человека до столь серьезного дела. Ведь, в сущности, всем известны недостатки Шрама. Но уж больно сложной была обстановка в Питере. И нужно было определяться со смотрящим быстро, пока питерские бандиты не успели опомниться от серии взрывов и выстрелов. Варяг тогда посчитал, что достаточно, если при Шраме будет его человек — преданный, толковый и самостоятельный. Такой, как Пузырь (Трубач его очень ценил и рекомендовал). Теперь возникает вопрос, а предан ли он? Власть делает с людьми самые невероятные вещи. Если Пузырь надежен, тогда почему же он не сообщил о заговоре против смотрящего России? Почему никого не предупредил? Не заметил опасности? Или, может, не захотел заметить? А может, он вместе со Шрамом? А может, уже убит?..
Да нет, не может быть. Узнать о том, что Пузырь — человек Варяга, Шрам мог только от него самого и только в этом случае постарался бы от него избавиться.
«Но почему я так решил, что все затеял Шрам? — поймал себя на мысли Варяг. — Не проглядеть бы реального врага. Если это Шрам, то почему тогда в деле замешаны менты, ФСБ и кто-то там еще?»
Варяг терялся в мыслях: слишком много вопросов и слишком мало ответов. Ясно было одно — в Питере предательство, в котором замешан один из самых доверенных людей Шрама. Кое-кто из воров ссучился, и это нужно немедленно выяснить и удавить гада ползучего собственными руками.
Светлана и Олежек были его слабым местом, и, зная это, кто-то посчитал необходимым взять их как заложников. Уничтожать их нет никакого смысла, скорее всего, они живы. Но что же тогда все эти люди хотят от него? И самое главное, кто-то стремится его убрать, а кто-то желает шантажировать.
Вот корень!
Душа болела так, что временами Варягу не хватало воздуха и он приоткрывал окно, впуская холод в машину. С тоской глядел в темный лес, как будто бы пытался увидеть что-то в нем.
* * *
Едва прибыв в Питер, Варяг первым делом позвонил Пузырю и, услышав его голос, повесил трубку. Через пять минут он стоял на пороге его квартиры, нажимая на кнопку звонка. Он услышал шаги, глазок в двери замутнел — кто-то смотрел на Варяга, потом раздался сдавленный возглас — то ли радостный, то ли испуганный, — в конце концов, дверь распахнулась. На пороге стоял в чем мать родила Пузырь и радостно смотрел на Варяга.
— Ты?! — изумился он.
Варяг, не отвечая, заглянул через его плечо.
— Не один? — коротко спросил он.
Пузырь открыл шире дверь, впуская Варяга.
— С девкой, — весело отвечал он. — Ты проходи, я ее сейчас отправлю домой.
Он скрылся в глубине квартиры. Варяг, на всякий случай держа руку с пистолетом в кармане, прошел за ним. В постели, чуть прикрыв бедра простыней, лежала смазливая грудастая девка и нагло пялилась на Варяга.
— Никуда я не пойду, Мишаня, — заявила она, видимо, отвечая Пузырю. — Мы еще не закончили. Ты сегодня обещал посвятить день мне и теперь вдруг раздумал?
— А ну пошла! — возмутился Пузырь и, виновато глянув на Варяга, стащил деваху с кровати вместе с простыней. — Если не свалишь отсюда за две минуты, то четыре раза тебя трахнут мои пацаны… в жопу… шваброй. И, милая, будь уверена — загонят ее на всю длину. Ну-ка, марш!
Девка фыркнула, бесстыдно сбросила с себя простыню и, прихватив ворох одежды, потрясая необъятными грудями, начала неохотно одеваться.
— Тоже мне… кавалер!
— Давай, давай, — подгонял ее Пузырь, вдевая ноги в джинсы и чувствуя себя неловко перед Варягом, который молча ждал.
Когда девка наконец удалилась, не забыв бросить уничтожающий взгляд на Пузыря, он закрыл дверь и вернулся в комнату.
— Ты как… — начал он. Но, не закончив фразу, отлетел к стене — мощный удар кулаком сшиб его с ног.
Варяг подошел к нему и, подняв его за ворот рубашки, врезал еще раз. Получилось смачно — голова последнего со звоном треснулась о стену.
— Ты чего… — попытался закрыться руками ошарашенный Пузырь, изумление на лице которого сменилось обидой.
Но Варяг, не давая ему говорить, сгреб в горсть его волосы и треснул мордой о свою коленку.
Пузырь сполз на пол. Варяг сел в кресло, положил на колени пистолет, закурил и сказал:
— Ссучился, поганец?
— Варяг, давай поговорим как люди. — Пузырь, размазывая кровь по щекам, старался говорить как можно спокойнее.
— Ты много на себя берешь, Пузырь! Мы не будем говорить с тобой как люди. Здесь я не вижу людей. Я тебя буду спрашивать, а ты будешь мне отвечать!
— Послушай…
— Я не намерен вести с тобой дипломатические дебаты. Ты меня хорошо понял?
Пузырь слегка побледнел, он никогда не видел Варяга таким рассерженным. Хотя тот не повышал голоса, не собирался для пущей убедительности стучать по столу, речь его звучала куда громче, чем автоматная пальба. Михаил не был трусом, наоборот, неоправданный героизм толкал его в такие ситуации, из которых любой другой вышел бы с раскроенным черепом. Но сейчас ему стало по-настоящему страшно. Видно, так же скверно ощущает себя незадачливый грибник, нос к носу столкнувшись с хищником, хозяином тайги.
