— Дело знакомое, знаем. В войне участвовать не доводилось, а вот сидеть в засаде и скрадывать зверя — дело привычное.
— Засад всего пятьдесят? — спросил один из охотников.
— Да. Вы, наверное, хотите знать, чем будут заняты остальные? — Дождавшись подтверждающих кивков, я продолжил: — Дело найдется для всех. По десять человек должны направиться вдоль скал и выбрать себе позиции в их тени. Остальные три десятка перекроют узкий рукав. Там никаких приготовлений не ведется, да и ни к чему они: укрытий там столько, что можно разместить три сотни стрелков, а не три десятка. В общем-то все. Те, кто пойдут в узкий рукав, могут отправляться прямо сейчас. Остальные выдвигаются, как только смолкнут песни.
Охотники разулыбались. Причина этого не заставила себя долго ждать. Один из охотников толкнул другого:
— Ну что, Дилой, гони пять медяков! Я тебе говорил, что гномы не просто так поют!
— С тобой спорить — в убытке останешься, — пробурчал незадачливый Дилой.
— А ты не спорь!
— Зато я врагов больше настреляю.
— Может, поспорим?
— Га-ха-ха, — раскатилось по округе.
— Нет уж, знаю я тебя, Ойли.
Я тоже улыбнулся, слушая эту дружескую перепалку.
— Может, возьмете арбалеты? — Несмотря на то, что большая часть мастеров собиралась здесь, вооружение продолжало поступать, пусть и не такими темпами, как раньше. Вот и сегодня вечером с очередным обозом доставили три десятка ручных арбалетов и пару тысяч болтов к ним. — Лежа из арбалета стрелять удобнее, чем из лука.
— Дилой, возьмешь арбалет? — спросил Ойли, хитро прищурившись.
— Только после тебя.
— Спасибо, мы лучше с луками, — обратился Ойли ко мне. — Пока эту машинку взводишь, из лука можно выпустить десяток стрел, да оно и привычнее.
— Тогда не высовывайтесь слишком, маскируйтесь за камнями.
— Это уж непременно. Лишний раз подставлять свою голову под стрелу желающих нет.
— Что ж, удачи вам.
Смех стих, и охотники стали переговариваться вполголоса, распределяя, кому и где занимать позицию. Через пять минут первая группа отделилась и двинулась в сторону узкого ущелья. Минут через двадцать песня гномов стихла, и все остальные охотники двинулись занимать места в приготовленных укрытиях.
Лагерь погружался в тишину, если не считать мерного фуханья баллист. Раста стрелял не слишком часто, примерно раз в пять минут. Иногда попадал, судя по тому, что улюлюканье кочевников периодически сменялось криками, ругательствами и ржанием коней.
Несмотря на это, работы по забрасыванию ям продолжались. Тилукмены думали, что перехитрили нас, мы — что перехитрили их. Трос был размотан поперек долины, пропущен через блоки, сейчас гномы доделывали вороты, на которые он будет наматываться.
— Маловато одного троса будет, — пробурчал Нимли.
— Согласен. У тебя еще есть идеи?
— Может, перегородим долину фургонами?
Я покачал головой:
— Ничего не получится. Тилукмены не будут создавать затор перед видимым препятствием. Подожгут его стрелами издалека. Выиграем пару часов времени и лишимся всех фургонов — неравноценный обмен. На трос я надеюсь лишь потому, что он до поры не будет виден скачущим всадникам.
— Это так, — согласился Нимли.
17
— Одепр, воины готовы?
— Да, мой хан. Разреши, я возглавлю отряд лично? — отозвался предводитель отборной тысячи хана Тулума.
— Нет, ты останешься в лагере. Отобранные тобой три сотни пусть действуют самостоятельно. Или ты не уверен в своих сотниках? — В голосе хана прозвучала явная угроза. Как в шипении змеи, что предупреждает противника об опасности.
Одепр покрылся холодным потом. Это он-то — испытанный воин. Ужас, который иногда внушал ему хан, был для Одепра загадочен и непонятен. Он не сказал бы, что хан был с ним слишком суров. Но когда Одепр слышал в голосе хана нотки, подобные только что прозвучавшим, он вдруг понимал, как шатко то равновесие, которое называется «благосклонностью хана». Случалось такое нечасто и, как правило, неожиданно. Вот и сейчас Одепр хотел лишь лично принять участие в ночной вылазке, а со слов хана получилось так, что он не уверен в сотниках своей тысячи — отборной тысячи хана Тулума. А если они недостаточно хороши, то кто недосмотрел? Он, Одепр. А это уже серьезный проступок.
— Уверен, сотники справятся с задачей, — поспешил заверить Одепр. И почувствовал, что угроза миновала. Хан Тулум стал таким же, как обычно — гроза и на этот раз прошла стороной. Одепр мог спорить и возражать хану, но только не в такие моменты, как тот, что только что миновал.
С наступлением темноты запылали сотни костров — тилукмены прощались с павшими в бою соплеменниками. Около полутора тысяч всадников были отобраны для того, чтобы забрасывать ямы-ловушки, наполовину заполненные угодившими в них лошадьми, нашедшими здесь свой последний приют.
Три сотни из личной тысячи Тулума имели совсем иное задание. Они должны были незаметно приблизиться к порядкам гномов и забросать их стрелами. В темноте точной стрельбы добиться сложно, но хан и не ставил задачи нанести противнику существенный урон. Главное было — поднять в лагере гномов тревогу, заставить их построиться в боевые порядки, не дать спать и набраться сил для будущего сражения.
Одна сотня направилась в обход скалы, разделяющей ущелье на две половины, — она должна была двигаться по узкому рукаву. Там, где не удалось прорваться днем, решили пройти ночью, стараясь не шуметь и не привлекать внимание. Две оставшихся сотни должны были двигаться по другую сторону разделительной скалы.
Еще два десятка всадников из отборной ханской тысячи двинулись вперед, горяча коней. Их задачей было погасить ближайшие к скале осветительные шары, обеспечив тем самым безопасный проход сотен на расстояние выстрела до порядков гномов.
В битве им не довелось принять участие, зато сейчас выпал шанс себя проявить. Не зря они считались лучшими из лучших, не зря хан Тулум отобрал их среди тысяч молодых кочевников. Пришла пора себя показать. Им удалось лишь приблизиться к шарам. Прилетевшая из темноты стрела попала в горло одному из всадников. Это послужило сигналом — стрелы летели из темноты, безошибочно находя свои жертвы. Тилукмены закрутились на месте, пытаясь определить, откуда летят стрелы. Те, кто успел, схватили луки и начали стрелять в ответ, стараясь поразить лучников, спрятавшихся в темноте. Стреляли наудачу и на звук спускаемой тетивы. Продлилось это недолго — через полминуты два десятка кочевников остались лежать на земле. Выпущенные наугад стрелы не достигли своей цели — невидимого лучника, притаившегося в укрытии, поразить не так-то просто.
Дикий вой, раздавшийся из темноты, огласил окрестности. Тилукмены принялись метать стрелы наугад, в надежде случайно поразить притаившихся стрелков. Количество иногда имеет значение, но не в этот раз. Минут через двадцать десяток тилукменов предприняли новую попытку. Встреченные стрелами, полетевшими из темноты, они отступили. Точнее, попытались отступить. Семеро из десятка остались лежать в поле, скрыться в темноте удалось лишь троим. Что странно — часть стрел прилетела со стороны поля. Откуда? Если у скал еще можно найти укрытие, то как укрыться в чистом поле под ливнем выпущенных наугад стрел? Что за стрелки-невидимки смогли там притаиться? Сотни стрел опять посыпались на позиции притаившихся охотников. Охотники не отвечали. Тратить стрелы впустую, стреляя наудачу, они не хотели. Затаившись в укрытиях, они поджидали, когда очередной тилукмен появится на освещенном участке.
На этот раз он появился один. В прекрасном кованом панцире гномьей работы. Через каких посредников его удалось перекупить тилукменскому сотнику? Такие панцири были штучным товаром и делались на заказ для знатных вельмож империи или Абудага. Был ли сотник родственником купцов, которым удалось сторговать знатный доспех в дальних странах? Отбил ли он его в походе, или нашел в захваченном обозе? Такие панцири можно было пересчитать по пальцам. Голову сотник предусмотрительно прикрывал щитом. Несколько срезней ударили по панцирю, срикошетив и улетев в пустоту. Пара бронебойных стрел высекла искры, столкнувшись с ним, одна отскочила, ударившись в металлический нагрудник коня.
Сотник на скаку ударил копьем в пылающий шар и загнал его в яму. В тот же момент сотни восхищенных криков раздались из темноты — тилукмены приветствовали успех своего сотника.
Сотник привстал на стременах, заставив коня приплясывать и бравируя своей неуязвимостью. Секундой позже он вылетел из седла и, пролетев метров десять, свалился бездыханным телом на землю. Болт станкового арбалета, прилетевший со стороны второго бастиона, не только пробил панцирь — он ударил с такой силой, что сотника буквально выкинуло из седла, а его конь, попятившись, присел на задние ноги и чуть было не потерял равновесие. Тилукмены бросились вперед, стреляя из луков куда придется. С криками подхватив убитого сотника, они потеряли еще полтора десятка убитыми и скрылись в темноте.
