Я знаю таких.
Королевы, которые начинают истерить, когда мужики, которые их раньше боготворили, отворачиваются в сторону.
— А не зря я тебя на крышу-то пригласил, да? — Герман одаривает меня усмешкой.
Он не верит мне.
Зря, наверное, я решилась на авантюру с тестом на беременность.
Сглупила. Не надо была верить подруге Ирке, которая посоветовала брать все в свои руки и цеплять Германа за жабры, а то уплывает мужики к бывшей стерве.
Тест на беременность — ее идея, а я после слов Германа, что он во мне больше не нуждается, разозлилась и запаниковала.
— Ты на ужине хотела об этом сказать, — поднимает тест-полоску к моему лицу.
Да, такой был план у Ирки.
Я бы нескольких зайцев, как она сказала, пристрелила. Вызвала бы у детей истерику, бывшую такой новостью щелкнула по носу, и вопрос о том, чтобы простить-принять Германа, вспыхнул бы синим огнем гнева.
Но я сама налажала.
Я пришла раньше.
Я хотела разведать ситуацию, успокоить за пару часов бдительность детей, а после, может быть, вытащить козырь из рукава.
Может быть.
Потому что все могло обойтись и без моего обмана с ложным тестом.
Ирка еще на мою претензию, что я как бы не беременная, ответила:
— Это крайняя мера. Красная кнопка, на которую нажмешь, если сильно припрет. Потом уже подумаем, как быть.
После она сказала, что за определенную сумму меня в клинике могут сделать беременной. Искусственная инсеминация. Или даже эко, но оно дороже.
Господи, какая я дура!
Послушалась идиотку, которая смски пишет с ощибками. Стукнуть бы сейчас по лбу, но я вместо этого прикусываю кончик языка до острой боли и пускаю слезу.
Я не зря в свое время решила пойти в театральный кружок.
— Ты меня отправишь на аборт?
Я понимаю, что сама себя закапываю.
В глазах Германа я вижу не удивление и растерянность, а разочарование. Он точно мне не верит.
Проклятье.
А женушке бы своей точно поверил.
— Отправить на аборт? — Герман усмехается, и мне от его усмешки холодно. — У меня разве есть такое право?
Я себя не только закопала, но собственноручно поставила поверх своей могилы гранитный памятник.
— Ветер холодный, — поднимает ворот пальто и неторопливо шагает в железной двери со следами ржавчины у петель. Передергивает плечами и беспечно говорит. — Хочу лето обратно.
— Но Герман…
Делаю неуверенный шаг за ним.
Я должна заткнуться, но меня начинает распирать от злости.
Меня поматросили и бросили.
Я этому гондону завтраки, мур-мур, поцелуйчики, массаж, а он меня выкидывает, как использованный гондон в окно. Стоило только Анфисе пальчиком его поманить.
— Я все равно рожу ребенка!
А, может, аферу с искусственной инсеминацией действительно провернуть, а? Потом и с тестом на отцовство подшаманить?
— Ди, — Герман лениво разворачивается ко мне, — а ты ведь хорошо держалась, — улыбается, — что же ты сейчас так резко отупела?
— Не надо меня оскорблять, — всхлипываю. — Почему ты мне не веришь? Да, я перестала пить таблетки. Тогда, когда ты сказал, что мы съезжаемся… я подумала…
— Что ты подумала? — хмыкает.
— Герман, не будь со мной таким жестоким…
Вот теперь на лице Германа я вижу презрение и отвращение.
— У меня вазектомия, Диана, — Герман раздраженно вздыхает. — Поэтому рожай, сколько влезет. И хорошо, что ты предупредила, Ди. Надо теперь сходить и провериться, а то вдруг ты чего-то подцепила от будущего отца.
и ревности в нем нет. Только гадливость.
— Я тебе не шлюха! — срываюсь на крик. — Ясно. Ты за кого меня принимаешь?!
— За ту, которая где-то, — бросает в мою сторону тест-полоску, и ее подхватывает ветер, — потрахалась и залетела. Этот вывод я сделал из твоего слезливого признания. Знаешь, Ди, тебе стоит знать, что мало у каких женщин выходит повесить на мужика чужого отпрыска. Если, конечно, он не олень.
— А ты и есть олень!
— Как ты заговорила, — Герман смеется. — Милая пушистая Ди показывает зубки?
— Ты же таких стерв, как твоя жена, и любишь!
— Диан, — Герман поглаживает переносицу. — Я согласен с тем, что поступаю, как мудак, — вновь смотрит на меня, — но ты сама не уподобляйся дурам.
— Ты не будешь с ней счастлив, — агрессия из меня выходит потоком, как из воздушного шарика.
— Мы друг друга хотели использовать, — Герман достает ключи из кармана пальто. — У тебя свои были цели, у меня свои. И это стремно, Диана. Да, я устал от одиночества, оттого что моя бывшая жена отказывается от меня…
— Мне это неинтересно! — зло отмахиваюсь и шагаю мимо. — Удачи тебе под юбкой бывшей жены. Только она тебя обязательно оттуда выпнет.
Мне удается с трудом открыть тяжелую железную дверь, которая зловеще скрипит.
— Урод.
— Удачи тебе.
— Да пошел ты, — оглядываюсь. — Зря только на тебя время потратила.
Дурацкий тест на беременность. Блин. Я сегодня поторопилась. Слишком поторопилась.
— И чтобы у тебя яйца отсохли, — цежу сквозь зубы, выпуская из себя весь гнев, который накопился за все это время, которое я потратила на Германа. — Мудила.
Гордо выхожу.
И пусть я опозорилась, но дышится мне легче. Слишком долго я была милой Дианочкой.
Глава 54. Не было такого
У нас с Дианой был разговор, что пока детей мы не планируем, съезжаемся, притираемся друг к другу и смотрим, как нам живется вместе, поэтому и выбрали таблетки, потмоу что презервативы Дианочке натирают. Все опухает и больно.
Хлоп-хлоп глазками.
Я согласился, а потом я пошел и сделал вазэктомию, чтобы контроль был у меня. И я как чувствовал, что меня захотят нагнуть.
Борьку бы я тогда точно потерял.
У него характер матери.
Новый ребенок от новой женщины?
Все, папа, ты теперь — враг.
И уже бы он надевал наушники на голову с попытками с ним поговорить и убедить, что он все равно останется моим сыном.
А еще, я сейчас, стоя на крыше, понимаю, что, наверное, детей я хотел только от Анфисы.
Ведь наши дети такие красивые.
Такие упрямые.
Такие талантливые.
Афинка лепит в саду самых красивых котят из пластилина. Пока другие его жуют, она сосредоточенно лепит, сердито насупившись. Пока другие ревут и орут, что им невкусно, она тяжело вздыхает и ставит в центр стола красивого зеленого котика, а после уничижительно смотрит на остальных детей, которые аж замолкают и быстренько достают изо рта пластилин.
А Борька тайком рисует карикатуры на учителей. Нас периодически вызывают в школу, показывают его рисунки, и мы с Анфисой долго и с интересом их изучаем. Обещаем, что серьезно поговорим, а потом я ему даю совет, чтобы он рисовал, но не попадался.
Некоторые карикатуры мне удалось забрать у директора и сохранит в тайной папочке.
Да, детей я хотел только от Анфисы.
И хочу.
Я не против еще одного орущего младенца на руках. Совсем не против бессонных ночей и беззубой улыбки.
И не против мокрой рубашки, которую мне описают, а после сладко зевнут и расслабятся.
Только одна проблема.
Анфиса мне сейчас не жена.
Смеюсь.
Да она меня изобьет дорогой итальянской тряпкой, если я явлюсь к ней такой красивый и скажу:
— Хочу от тебя детей.
Охренеть, как хочу третьего ребенка.
Сквозь низкие серые облака пробивается солнечный свет, с которым меня озаряет простая, но глубокая истина.
Анфиса - моя женщина.
Вот такая сумасшедшая.
Такая капризная, когда злится.
Такая вдохновленная.
Такая печальная, когда что-то не получается.
Моя женщина.
Да, можно согласится, что это проклятие, но какое в то же время счастье.
Я сейчас живой.
Да мне страшно, что от меня опять будут отказываться, огрызаться, но тогда я не знал, что женщина может быть навсегда.
И с этим “навсегда” надо уметь жить и постоянно маневрировать, чтобы не оказаться на крыше разведенным мужиком, которого попытается поймать на пузо хитренькая девица.
