— Сам ты ненормативный, валун заветренный! Нормативный акт — значит официальный документ. Стало быть, если какой земельный лорд следит за указами, а с ними и такое бывает, то он вполне может знать, что дварф именем Торгрим Даймондштихель есть лицо нежелательное. Значит это, что при его появлении каждый верноподданный имеет право и даже должен донести по инстанции… ну, с этим мы разберемся, все эти кляузы мимо меня не пройдут. Опаснее может быть то, что иной лорд, желая выслужиться пред королевской фамилией или стяжать награду, может постараться сам прихватить подобного странника.
— А нам уж и не отбейся?
— Ты ж трусливый и жалобный?
— Я — да, а вот он не похож.
— Сколь я понимаю Торгрима, спуску он никому не даст, но и лишней крови проливать не станет. Так что просто держи в уме: покуда не покинете араканские земли, старайтесь рожами своими особо не светить и внимания лишнего не привлекать. От пышных всадников держитесь подальше, а простой народ отродясь королевских указов не читывал.
— Прятаться, говоришь. — Бинго обхватил ладонью подбородок и придал себе вид мыслящий, хотя дальше вида дело не подвинулось. Сбивал враг короны, с кряхтением и уханьем поливающийся из подъемной колоды ледяной водой. С таким, пожалуй, спрячешься. Трусоватых он, конечно, разгонит на милю вокруг одним своим фырканьем, зато смелые в очередь выстроятся. — Как полагаешь, нам все ж таки следует кем-нибудь прикинуться?
— Бродячим цирком?
— Незнаком, и наверняка это что-то обидное… от тебя иного разве дождешься. Может, ты нам дашь этот… нормативный акт, что нас трогать не велено? Заодно приписку там сделай мелкими закорючками: поить пивом, а которые женщины — тем сугубо не выкобениваться! Государственное дело, трали-вали, протазаны.
— Не в моей власти. Я, Бингхам, и так шеей рискую, доверяя оное государственное дело такому, как ты, безродному сироте… уровень допуска у тебя не тот. Но тут уж либо допуск, либо пробивной, как бишь его — потенциал. Так что ставочку на тебя я сделаю, но уж не обессудь — из-за угла, не во всеувиденье. Вернешься с книгой — и сам Стремгод нам с тобой не брат, победителей не судят. Но до тех пор как ты появишься на пороге с книгой под мышкой, я тебя, извиняй, знать не знаю. Будь уж тем доволен, что на ровном месте конями разжился.
Бинго скорбно вздохнул. Идея подорожной с приписками на все случаи жизни успела ему понравиться. Впрочем, легко пришла, легко и забудется.
— Тогда, может, торговый караван, чтоб все лупились на яркие шелка и стати приказчиц, покуда мы в крытой кибитке от греха ныкаемся? Дварфа за гнома выдадим, один хрен — ни тех, ни других в глухих краях не видывали.
— За свой счет. Ты, Бингхам, прекрати мое терпение испытывать. Задание я тебе дал, чем мог в дорогу снарядил, а дальше тебе пора самому проявлять прыть и смекалку. Какого тебе еще рожна?
— Дык же это… — Бинго выразительно посучил пальцами. — Командировочные, однако. Я ж с голоду скисну и подохну, еще и полпути не сделавши, тем более вон второй едок, какого не вдруг прокормишь. Тут у нас не страна Бабизяния, где жрательное прямо с древесных крон можно сшибать! Даже если Торгрим жрет камни, во что мне верится слабо, больно у вас каталажка непогрызенная, то я-то даже корой брезгую, желудок у меня деликатный и слабый.
— А как же ты в своих путешествиях еще не сквасился?
— Дык то не по государственной нужде, то скромно, диким туризмом именуемо! Брюхо небось не распирает от осознания собственной важности. К тому же, — Бинго помялся и от греха понизил голос, — идучи один, я никакими моральными оковами не обременен, порою могу и за подработку взяться — хоть бы и за харч.
— За что взяться?.. — Капитан от изумления встопорщил усы. — Ты так не шути, меня ж кондрашка хватит! Это ж каким ремеслом ты пробавляешься? Усы свои ставлю на кон, что в жизни ни гвоздя не заколотил!
— Ремесло наше известное — стоять со злобной рожей за плечом расщедрившегося на миску капусты, пока он дела ведет. Еще, к примеру, петь могу.
— Прямо так можешь, что за это кормят?
— Кормят и даже поят порой, лишь бы прекратил. Так вот, будучи сам по себе, я уж найду, чем пробавиться. Но не ты ли на меня вон те волосатые кандалы навьючил? Он, чего доброго, и куря спереть возбранит, а то еще и руки в назидание оттяпает!
— Этот может, — нехотя признал Амберсандер. — Торгрим правил настолько честных, что даже мне, рыцарю до последней шпоры, порою с него страшненько. Но ведь как-то он через полконтинента добрался до нас, не треснул — авось и тут образуется.
— Оно конечно, всегда так или иначе образовывается, — поддакнул гоблин и поскреб в паху с видом сугубо философским. — Вопрос, однако, в том, насколько то «иначе» приемлемо. Ты как, не будешь возражать, коли мы в целях заработка подрядимся овец пасти на здешних живописных просторах?
— Да ты и пастух еще?
— Может, даже чимпиён — не знаю, не пробовал. А вот подряжаться горазд на всякое, хоть овец пасти, хоть избу ставить, да хоть за книжками мотаться. Единожды пристроился к странствующему лыцарю, что задрался со встречным и поединка с него хотел, секундантом. По сию пору не знаю, в чем были мои обязанности! Зато посадили за стол, как своего, мяса дали пожрать, не пустой каши, и спрашивали моего просвещенного мнения — довольно ли будет вон того лужку для процесса и в коем часу сходиться начинать, а тако же допустим ли переход с мечей на кинжалы и обратно. Башка попухла, но в грязь лицом не ударил — на всяк вопрос отвечал незамедлительно, с легким неудовольствием и тонкою иронией. Навсегда б такую должность! Да только вышибли моего лыцаря с седла, вот и вся карьера.
— Вот при Торгриме и будешь. Его с седла не снесешь, потому как поперву в седло не загонишь. Эх, Бингхам, Бингхам… говорил ли тебе кто-нибудь, что ты сплошное разорение?
— Всякого наслушался.
— Придется последние карманы в пользу вашей концессии вывернуть. — Сэр Малкольм закатил глаза и постарался не думать о том, как будет подавать супруге очередные новости из области сокращения семейного бюджета. Она, как та норовистая кобыла, несостоятельного седока не терпит, вмиг устроит скандал и подпишется на каждом приеме показательно танцевать с каждым придворным ухарем, у кого за золотым шитьем лица не разглядеть. Но уж если выгорит, если обернутся без задержек его посланцы — то с летописью на руках он всем этим пижонам носы натянет на самую задницу! Магистр Амберсандер — это звучит гордо, а ленные земли, сулимые за подобную услугу… Стоп! Мечты мечтами, но надежда норовит поджать хвост и заползти под лавку, едва завидя эту зеленошкурую каланчу. Лучше смиренно сносить лишения, чем понастроить планов и потом рыдать над их осколками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
