— Покрепче, — подсказал Левич.
— Крепчайшего кофе. Нам с полковником сегодня не до сна. — Прикрывшись ладонью, генерал зевнул и встряхнул головой, чтобы прогнать сон. — Будем решать, что и как, ясно?
— Так точно, — откликнулся дежурный.
Но, судя по выражению лица Комаровского, он уже давно все решил. И решение это не сулило террористам ничего хорошего.
Уже светало, когда начальник Управления АТЦ встал, потянулся и, обхватив руками поясницу, принялся поворачиваться из стороны в сторону. Левичу тоже хотелось размяться, но он решил, что в присутствии шефа это было бы бестактно. Он представил себе, как они делают зарядку на пару — двое немолодых мужчин с небритыми и помятыми после бессонной ночи физиономиями, — и поежился.
Кабинет Королева, предоставленный в их распоряжение, был залит призрачным розовым светом, и две включенные настольные лампы казались нелепыми и ненужными. Комаровский настежь распахнул окно, впуская в комнату свежий воздух, весенние ароматы и щебет птиц. Ветерок шевелил бумажную листву документов, разложенных на столе.
— Ну что, полковник, — спросил Комаровский, закончив разминку, — пора выпускать жало?
— Самое время, Валентин Сергеевич, — согласился Левич.
Проработав в Управлении не один год, он прекрасно понял, что имеется в виду. Речь шла о задействовании боевой группы спецподразделения «Оса». Это означало, что генерал-майор принял решение о ликвидации бандформирования Лейтиса — Сердюка. Приказа пленных не брать не будет, но и цацкаться с террористами никто не станет.
Боевая операция! Всякий раз, когда она начиналась, полковник Левич чувствовал ту тревожную приподнятость, которая хорошо знакома военным, услышавшим первые выстрелы и разрывы снарядов. Похоже, подобное волнение охватило и генерала Комаровского, меряющего тесный кабинет широкими, размашистыми шагами и отшвыривающего стулья, постоянно возникающие на пути.
Прогулявшись так раз десять, он распорядился:
— Открывай блокнот. Записывай.
— Слушаю, — деловито произнес Левич, беря ручку на изготовку.
— С целью уничтожения двух террористических групп под командованием Лейтиса и Сердюка приказываю приступить к выполнению операции «Зарево»… Сформировать и укомплектовать боевую группу в составе…
Демонстрируя феноменальную память, генерал принялся поименно перечислять бойцов, которые уже не раз участвовали в подобных операциях, проявив себя самым лучшим образом.
Командиром был назначен майор Кузьмин, имевший позывной Первый. Этот офицер отличался редкостным бесстрашием и невероятно быстрой реакцией, позволяющей ему чуть ли не пули на лету ловить. Он имел пять боевых наград и холостяцкую квартиру, поскольку жена, забрав дочку, ушла к бизнесмену. Это произошло давно, но обида до сих пор читалась во взгляде Кузьмина, когда он смотрел на женщин. Глухая обида и непонимание.
Его заместитель, капитан Захаров, отзывался на оперативную кличку Захар и был мастером спорта по боевому самбо. Росту он был невысокого, плечи имел борцовские, чуть покатые, а потому не внушал опасения здоровенным голосистым мужикам и парням, которые дебоширили в общественном транспорте или на улице. Разговор с ними у Захара был короткий: швырнет оземь, скрутит и заставит прощения просить, а кто не желает, тому прямая дорога в ближайшее отделение полиции. Помимо наведения порядка в городе, любил капитан читать, и в девяти случаях из десяти это была его настольная книга «Похождения бравого солдата Швейка». Открывая ее на любой странице, он почти сразу начинал хохотать и зачитывать понравившиеся отрывки окружающим, за что снискал себе славу весельчака и балагура.
А вот старший лейтенант Максим Рыбаков, он же Рыбак, читал все больше серьезную философско-религиозную литературу и мог по памяти цитировать любимых авторов, от Ницше до Бердяева. Это не мешало ему назубок знать тактику ведения боя и умело применять ее на практике. В обращении с реактивным противотанковым гранатометом ему не было равных, а из автомата он стрелял так, что некоторые подчиненные считали, что без колдовства тут не обходится.
Впрочем, все стрелки, отобранные генералом для участия в операции, были отменные, опытные, сплоченные. Левич питал особое расположение к старлею Архипову, с которым близко сошелся, когда брали одну банду, засевшую в подвале Адлера. Архипов, или Архип, как его звали бойцы, не увлекался ни философией, ни литературой, зато был заядлым игроком в шашки, вот в шашки с ним полковник и резался. Были они миниатюрные, размером с горошину, и крепились на маленькой доске с помощью магнитов. Делая ход, Архип приговаривал: «Давненько я не брал в руки шашек», на что звучал стандартный ответ Левича: «Знаем мы, как вы давненько не играли в шашки». Так они просидели двое суток в засаде, а потом частенько встречались в Москве, собираясь то у кого-нибудь дома, то в сквере. Явного перевеса в игре не имел ни тот, ни другой, так что турнир обещал затянуться на долгие годы вперед.
Так считал старший лейтенант Лазарев, или Лазарь, пулеметчик. Свой ПК он был готов разбирать, шлифовать и маслить чуть ли не ежедневно, буквально сдувая пылинки с каждой детали.
С таким же пиететом относился к своей рации стрелок-связист лейтенант Лихачов, который мастерски управлял БТРом, за что получил прозвище Лихач.
Его закадычным другом был врач капитан Чернов, прозванный Черным. Вместе они ездили на рыбалку, катали шары в боулинге, посещали по выходным сауну. Жены их за столь крепкую мужскую дружбу не пилили, потому что женами ни тот, ни другой не обзавелись и пока что не собирались.
Такой же парой неразлейвода были два снайпера группы — прапорщик Дроздов и Орлов. У них даже прозвища получились в чем-то сходные, птичьи: Дрозд и Орел. Они были стрелки от Бога, но в мастерстве своем не могли сравняться с сержантом Прохоровым, за которым закрепилась по понятным причинам не только кличка Прохор, но и Ликвидатор.
Четвертый снайпер, Фомин, по кличке Фома-неверующий, держался особняком, всегда был замкнут, а оживлялся лишь после выпивки, начиная подсчитывать, сколько врагов он уничтожил из своего «винтореза».
Ну а четвертый по счету, прапорщик Мухин, он же Муха, был сапером, о чем свидетельствовали обрубки пальцев на левой руке. Он слегка заикался и плохо спал, просыпаясь от того, что регулярно вскрикивает или вздрагивает.
Самым младшим в группе был сержант Соболев, которому очень шло прозвище Соболь, поскольку его густые темные волосы походили на меховую шапку, а сам он был юрким, гибким и вертким, способным незаметно подкрасться к противнику и днем, и ночью, чтобы пустить в ход свой грозный гранатомет РПГ-7.
Такая вот подобралась компания, грозная и удалая.
Перечислив всех, генерал Комаровский провел ладонью по лицу, словно убирая невидимую паутину.
— Устал, — признался он. — Просто чертовски устал.
— Вам бы отдохнуть, — сказал Левич, у которого от долгого бодрствования началась резь в глазах и разболелась печень.
— Да, соснуть часика три не мешает, — согласился Комаровский, подходя к окну, за которым было уже совсем светло. — Но не больше, полковник.
— Поезжайте в гостиницу и ложитесь. Я вас разбужу, Валентин Сергеевич.
— Тебе тоже необходимо поспать, полковник. А сперва позавтракать бы неплохо. Ты как, Андрей Викторович?
Польщенный не просто фамильярным, а по-настоящему дружеским обращением, Левич кивнул:
— Я с превеликим удовольствием.
— А для аппетита у нас аперитив имеется, — торжественно провозгласил Комаровский, вытаскивая из внутреннего кармана пиджака плоскую, элегантно изогнутую серебряную флягу со свинчивающимся колпачком. — Коньяк, — объявил он. — Настоящий, грузинский. Из лучших подвалов. Помнишь, как чуть до Тбилиси не дошли?
— Мы их, чертей, тогда к миру красиво принудили, — заулыбался Левич, любивший вспомнить август 2008 года. — И всех принудим, если надо. Научим мир ценить и Родину любить. Нашу Родину, — подчеркнул он.
— Ну не чужую же, — добродушно хохотнул Комаровский. — Вот за это и тяпнем по рюмашке… Но не больше. — Он погрозил подчиненному пальцем. — Как говорится, сделать нам еще предстоит больше, чем сделано.
— Где завтракать будем? — деловито спросил Левич, поглядывая на флягу, сверкающую в солнечных лучах. — Ресторан поищем? Или в столовую?
— Какой ресторан, какая столовая? Окстись! Пятнадцать минут шестого.
— Как же быть?
— Где твоя военная смекалка, полковник? — пожурил Комаровский. — Ну-ка, пулей к дежурному по Управлению. Тащи все, что найдется: сахар, чай, печенье, сухарики.
— А если что посущественней? — спросил Левич, устремившийся к двери.
— Тем более тащи.
— Понял.
Как только Левич скрылся за дверью, веселое выражение покинуло лицо Комаровского, уступив место озабоченному. Размолвка с женой не давала ему покоя. Приходилось признать, что личная жизнь у него не задалась. И все же он нисколько не жалел, что избрал карьеру военного.
