О, она больше не будет попадаться на его уловки. Хватит!
Ловля рачков оказалась занятием непростым: приходилось искать рака, подбираться к нему поближе и быстро выдергивать из воды. Павел совершенно равнодушно относился к тому, что его одежда мокрая и предстоит вновь обрызгать себя с головы до ног. Именно поэтому, а еще благодаря сноровке и ловкости он довольно быстро поймал шесть рачков. Они были меньше тех, что приходилось ранее видеть и есть Валентине, но все же… Шесть рачков – почти свиная отбивная… маленькая. Несколько раз Павел терпел фиаско, но относился к этому легко и от души развлекался. Замучившись закатывать правый рукав, снял рубашку и швырнул на берег. «Выпендривается своими мышцами и мускулами», – с усмешкой решила Валя, хотя тело Павла не было «расчерчено» клеточками и прямоугольниками, как у культуристов. Нет, но он был широкоплеч, крепок и силен… Это раздражало.
Валя же к очередному купанию отнеслась так, как утопленник мог отнестись к стакану воды. Брызги, скользкие камни, коряги – любые минусы положения доводили ее до отчаяния. Упав три раза в ручей, она прокляла все на свете и, поймав тощего рачка, твердо заявила, что больше ей не нужно, она вполне наестся одним. С гордо вздернутым носом, с мокрой челкой, прилипшей ко лбу, с рваной дырой на джинсах она царственно прошествовала на берег.
– Обожаю директоров по туризму, – улыбнулся Павел.
***Она специально опоздала на завтрак. Не торопилась… И еще несколько минут стояла, держась за ручку двери, – не выходила из комнаты. Она стала собой, и в этом была ее сила. Хотелось перешагнуть порог… но страшно… сердце выпрыгивает из груди, и в то же время теперь уже по-настоящему звучит музыка победы! Она его обманула. Уже обманула.
Соня спускалась по ступенькам неторопливо, преподнося себя, как дар и ценность. Она знала: короткое черное платье именно то, что нужно. Оно не отвлекает, подчеркивает сотворенное природой в яркий солнечный день. Волосы, распущенные по плечам, представляли собой тяжелое облако с кудряшками, но не такими мелкими, как у Ксю, а крупнее. Цвет меда, цвет янтаря, цвет карамели. На лице больше не было островков грима и трех слоев светлой пудры. Молодость, свежесть, красота, профессиональный макияж, почти незаметный, но все же… Точеная фигура, плавные движения, уверенный взгляд!
«Вот мы с вами и встретились, многоуважаемый Кирилл Андреевич, и ста лет не прошло». Соня улыбнулась, смело заглянула в потемневшие глаза Комлева и шагнула на следующую ступень.
Он представлял ее по-всякому, мысленно откидывал в сторону скорлупу и бесконечно рисовал разнообразные картины. Да, общие черты понятны, но они все равно заретушированы, и к ним добавлена профессиональная актерская игра. Каждый привычный жест заменен, каждая черточка подправлена, а что-то вообще скрыто, точно задернуто темной шторой. Правда сражала наповал, обжигала и леденила сердце. По ступенькам спускалась необыкновенная, особенная девушка – горькая, запретная, роскошная и непохожая на модель с обложки журнала. Ее внешность не была штампованной и плоской, от нее шел мягкий и в то же время мощный поток энергии. Она улыбалась, лучилась, сверкала, отказывала в помиловании – казнила.
Комлев поймал взгляд Сони и прочитал в ее больших карих глазах вызов. Что ж… «Вот мы и познакомились поближе, Софья Филипповна, маска вам не к лицу».
Кирилл внимательно смотрел на девушку, перехитрившую его, и не прощал ей красоты. Красоты, смеющейся над ним.
– Доброе утро! – выпалила Ксюша, быстренько складывая в голове пазлики случившегося. «Ух ты! Ух ты! Ух ты! Какая же она…» Вот кто поймет этих взрослых? Кто объяснит их тайны? Из гадкого утенка – в белого лебедя, как в сказке! Да, да, да, они не случайно сидели и ждали Софью Филипповну. Не случайно! Ксюша стрельнула глазами в Комлева. Он же знал… знал… Ничего себе история! Но… Ксюша мгновенно взяла себя в руки, цыкнула на все «ух ты!», скачущие мячиками-попрыгунчиками в душе, изобразила на лице абсолютное спокойствие и торжественно произнесла: – Полагаю, пора приступить к завтраку.
– Доброе утро, – улыбнулась Соня, подошла к столу, села и положила на свою тарелку омлет, кусочек хлеба и завиток масла. Она чувствовала себя легко.
– Вы прекрасно выглядите сегодня утром, – сказал Кирилл, и в его голосе она уловила и намек, и иронию, и ответный вызов.
– Помыла голову, – небрежно бросила Соня.
– Я так и подумал.
Некоторое время они ели молча, изредка обмениваясь взглядами, а потом Соня почувствовала, как Ксюша сжала ее локоть – мимолетная близость, уже случившаяся однажды между ними.
«Я с тобой», – вот что хотела сказать малышка. «Я знаю», – пронеслась в душе непонятно откуда взявшаяся уверенность.
Комлев покосился на остывший чай, взял ложку, подержал немного и положил рядом с чашкой. Он видел молниеносное движение Ксю и ощутил болезненный укол в сердце. Нет, это не была ревность, он вдруг понял, насколько они похожи – его крошка-малышка и Соня Одинцова, они почти одинаковые. Их внутренние миры, точно две половинки желто-оранжевого яблока, впитавшего все ароматы и вкусы природы. Да, сидят напротив две кудрявые актрисы – большая и маленькая. Одна со знаком минус, другая со знаком плюс.
И все же спокойствие Кириллу давалось тяжело, но в душе не возникало гнева или злости – нечто иное давило и не отпускало. Очень скоро это все закончится. Она уйдет, исчезнет из их жизни. «Так должно быть», – сказал он себе, а вслух произнес:
– Сегодня вечером состоится небольшой ужин. Ксюша, я позвал бабушку и…
Договорить он не успел, малышка поперхнулась кусочком багета, откашлялась и, тяжело дыша, сипя, шмыгая носом выдала:
– Я больна, я тяжело больна, я не могу присутствовать на этом ужине.
– Ксюша! – одернул ее Комлев.
– Она все равно меня не любит.
– Тебе только так кажется. Бабушка немного…
– Эксцентрична, – пришла на выручку Соня и улыбнулась.
Комлев старался оставаться непринужденным и завтракать как обычно, но взгляд тянулся вовсе не в сторону омлета.
– Да, эксцентрична, – согласился он, и в голосе прозвучали металлические ноты.
– Нет, – мотнула головой Ксюша. – Она злая. Она называет меня «дитя порока».
Услышав это, Соня взяла стакан с соком, пальцы напряглись и впитали холод стекла. У нее не было особого опыта общения с детьми, она даже никогда не умилялась, глядя на малюток в колясках, но сейчас с удовольствием достала бы из какого-нибудь пыльного шкафа двустволку и навестила Фаину Григорьевну…
– Наверное, ты неправильно поняла бабушку, – ровно ответил Комлев.
– Она три раза прошипела мне это в ухо, – пожала плечиком Ксюша.
