– Тормози! – сказала Алена. – Пусть он сначала выйдет.
Она не доверяла им обоим, но с Кузей ей, конечно, столковаться было легче. "Бабы – это такая отрава, – подумал Павел, – в больших дозах, безусловно, смертельная".
Он независимо пожал плечами, будто не понимая, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Но тут же мгновенно выхватил из-под пиджака пистолет, снял с предохранителя и обернулся.
За дверью, совсем рядом послышались шаги. Кузя загремел ключами, подыскивая нужный. Павел рывком распахнул дверь. Перед ним возникло растерянное лицо Кузи. Павел ударил приятеля ногой в пах. Ключи полетели на пол. Павел одной рукой подхватил обмякшее тело Кузи и, прикрываясь им, попытался взять на прицел Алену. Она, не раздумывая, выстрелила.
В закрытом помещении выстрел показался Павлу оглушительным. Кузя дернулся в его руках и вдруг стал медленно стекать на пол, как большой шматок теста. Глаза его закатились под самые брови, изо рта вырвался страшный предсмертный хрип. "Она его замочила! – мелькнуло в голове у Павла. – Хотела меня, а прикончила дружка. Но все к лучшему – теперь мне не придется заниматься этим самому". Не давая Кузе упасть, он выбросил вперед руку и выстрелил в Алену.
Два выстрела слились в один. Пуля свистнула над головой Павла и чиркнула об стену. Он наконец выпустил из рук тело товарища и прыгнул вниз и вбок, в надежде укрыться от пуль за диваном.
Но Алена больше не стреляла. С побелевшим лицом она стояла возле внутренней двери, бессильно привалившись спиной к стене. На ее левом рукаве расплывалось багровое пятно. Сейчас она едва удерживала в пальцах пистолет. Видимо, у нее кружилась голова.
Лежа за диваном, Павел быстро достал из кармана глушитель и несколькими движениями навернул его на ствол. "Хватит шума, – подумал он. – Нас ведь просили не устраивать оргий".
Он снова выглянул из своего укрытия. Алена все еще стояла, подпирая стену и пытаясь справиться с накатывающей на нее дурнотой. Вряд ли она была сейчас в состоянии даже прицелиться, но Павел предпочел не рисковать. Не поднимаясь, он навел дуло своего пистолета на замершую у противоположной стены фигуру и плавно спустил курок.
Звук этого выстрела был совсем тихим – даже выпавший из руки Алены пистолет и тот наделал куда больше шуму. Тело ее дернулось, точно его с ног до головы пронизал удар тока, и сползло по стене на пол.
Павел полежал еще секунду, держа в руке пистолет и не спуская глаз с убитой им женщины.
– Вот так и закончилась история Бонни и Клайда, – вполголоса проговорил он. – Закончилась, как и должна была закончиться. И только идеалисты вроде меня могли еще на что-то надеяться.
Убедившись, что Алена не подает никаких признаков жизни, Павел поднялся, подошел к ней и подобрал валяющийся на полу пистолет. Сунув его в карман, он проверил у девушки пульс. Сердце Алены не билось.
Потом он занялся Кузей. Пуля, предназначавшаяся Павлу, вошла Кузе точно между лопаток. Он умер, видимо, мгновенно. Глядя на его бездыханное тело, Павел ощутил что-то вроде приступа мгновенной тоски. Смерти Кузи он не хотел. Но так уж вышло, поправить здесь уже ничего нельзя.
Павел забрал все, что могло помочь установить личность убитых, забрал деньги, к которым Алена так и не успела прикоснуться, и поднялся на второй этаж, в спальню. Здесь, не отодвигая прозрачной шторы, он посмотрел из окна на поселок. Кажется, он зря беспокоился – ничто не указывало на то, что кто-нибудь заметил, какой кавардак творится по соседству. Тихо покачивались деревья в садах, в стороне медленно ехала какая-то машина, за забором соседней дачи старик в вылинявшей военной рубашке копался в цветочной клумбе.
– Кажется, пронесло, – пробормотал Павел. – Повезло как утопленнику. Банда развалилась, трупы прятать надо… Короче, полная задница!
Он еще раз проверил все в доме, спрятал оружие и деньги. Сумочку Алены завернул в старую газету и со свертком в руках пошел к выходу. У порога остановился и, склонив голову, посмотрел на мертвого приятеля.
– Прости, брат, – сказал он, глядя в белое неподвижное лицо. – Не я этого хотел, она этого хотела. Мне-то теперь с вами одни проблемы. Ну, ничего, до вечера потерпи – я вас отсюда заберу.
Он круто развернулся, вышел и тщательно запер за собой все двери.
Глава 15
Следователь Прянишников, крупный, но необычайно подвижный человек с круглыми, будто налитыми щеками и прической, напоминающей гриб, отреагировал на информацию Гурова весьма эмоционально.
– Стоп-стоп-стоп! – воскликнул он, вскакивая с места и вскидывая руки, будто принимал волейбольную подачу. – Я ведь тебя, Лев Иванович, знаю! Ты мастер мутить воду. Всегда стараешься зайти с такого боку… Нет, я понимаю, что у тебя огромный опыт! И талант, как говорится, не пропьешь, но… Вот тебя включают в следственную группу, ты приходишь ко мне и говоришь: "Евгений Дмитриевич, вся твоя работа – фуфло, и нужно делать не так, а вот так". Нет, я ничего против тебя не имею, я даже рад, что нам прислали такое подкрепление, потому что в деле действительно масса нерешенных вопросов, но вот так отрицать все начисто…
Гуров невозмутимо поправил безукоризненно чистые манжеты, внимательно посмотрел на возбужденного следователя и сказал неторопливо:
– На поезд опаздываешь, Евгений Дмитриевич? Не спеши. Да и сел бы ты, ей-богу, а то у меня все в глазах рябит! Тут надо без крика и суеты разбираться. Во-первых, что твоя работа – фуфло, я не говорил, это ты сейчас сам выдумал, и ничего такого я не отрицал. Я просто указал тебе на факты, которые мне кажутся ключевыми, мотай на ус, как говорится… А ты сразу в отказ пошел, – добавил он, посмеиваясь. – Комплиментами меня задобрить хочешь, чтобы я помалкивал. Ну так ведь с комплиментами убийцу не найдешь.
– Ага, а ты вообразил, что убийца, который поработал у тебя на Полтавской, – тот же самый, что и Кашина пристрелил, да? Очень удобно! Но только для тебя.
– А для тебя удобно, что убийца – Шалаев, – подсказал Гуров.
Прянишников развел громадными руками.
– При чем тут удобно или неудобно? – с негодованием провозгласил он. – Есть объективные улики. И ты прекрасно о них знаешь. Экспертиза показала – на пистолете Шалаева имеются только его отпечатки пальцев. В машине только его отпечатки. Показания он дает бессвязные, путаные, не совпадающие с показаниями его коллег по работе и с показаниями Величко. И вообще, ведет себя странно и подозрительно… Мне хорошо известно, что ты сейчас скажешь – мол, у Шалаева не было никаких мотивов, чтобы убивать Кашина, они даже не были знакомы… И будешь прав. Но это только на первый взгляд. Я уже беседовал с Величко, и мнение мое о нем весьма нелицеприятное. Согласен, у Шалаева не было мотива для убийства, а вот у Величко такие мотивы были. Думаешь, мне неизвестно, что он настроен поглотить фирму «Коннект», в которой работал покойный Кашин? Мне это отлично известно. Давыдов, который возглавляет «Коннект», сопротивлялся, насколько это возможно. Скорее всего, Величко решил ускорить дело и припугнуть его. Сейчас опять входят в моду эти старые проверенные методы. К сожалению…
– Гладко у тебя все получается, Евгений Дмитриевич, – покачал головой Гуров. – Извини, если я тебе эту гладкость немного попорчу, ладно? Выскажу кое-какие соображения. Вот ты говоришь, Шалаев ведет себя странно, путается… А как должен вести себя человек, которого накачали наркотиками по самые уши?
– Да ладно, наркотиками, – не слишком уверенно возразил Прянишников. – Это еще бабушка надвое сказала. Убежден – пьян он был в хлам. Напился для храбрости. Потому и попался так глупо. А то, что у него там врачи какой-то наркотик в крови нашли, – сколько таких случаев было, когда экспертиза ошибалась?
– Да ты сам в это не веришь, Евгений Дмитриевич! – с упреком сказал Гуров. – Но упорствуешь, потому что этот факт разрушает всю твою концепцию. Ну да ладно, допустим, экспертиза в данном случае чего-то напутала. Но экспертизе, которая отпечатки пальцев изучала, ей-то ты веришь, насколько я понимаю?
– Отпечатки – это научная точность, – заявил Прянишников. – Тут без вариантов. На пистолете, на руле, на дверцах машины – везде отпечатки только Шалаева. Улика!
– А тебе не кажется это странным? – спросил Гуров. – Что везде только его отпечатки? Ты любую машину сейчас возьми – свою хотя бы, – так на ней наверняка пол-Москвы свои отпечатки оставило! А тем более эта машина не Шалаеву принадлежала. Она Давыдову принадлежала. Так ведь ни одного отпечатка Давыдова не обнаружили! Ну и что это значит? А значит это только одно: перед тем как в машину Шалаева сажать, все прочие отпечатки там с великим тщанием протерли! И крыть тебе этот факт нечем, Евгений Дмитриевич!
– А я и не буду его крыть, – заметно притихнув, но продолжая упорствовать, сказал Прянишников. – Это и не факт никакой. И суд его не примет.
