кладя руки мне на плечи. Потом он говорит:
— В тебя стреляли. Пойдем, вытащим пулю.
Я качаю головой, безосновательно думая, что он должен оставить это внутри меня, чтобы оно могло отравить меня так же, как я отравил жизнь Хейли.
Алексей крепче сжимает меня в объятиях и рывком поднимает на ноги.
— Пойдем. – Он отталкивает меня назад, а затем заставляет двигаться. Меня сажают на стул, я не замечаю ничего из того, что меня окружает.
— Вам что-нибудь нужно? – спрашивает мадам Келлер.
— У нас все хорошо, – отвечает Алексей. – Просто позаботьтесь о девочке.
Я тупо смотрю на рубашку Алексея, пока он разрезает мою спереди. Он вводит мне что-то, вероятно, обезболивающее. У меня нет сил морщиться, когда он начинает вытаскивать пулю.
Он должен вынуть мое поганое сердце, пока этим занимается.
Я слышу звон пули, когда он опускает ее в стальную чашу. Когда он стерилизует рану, появляется острый ожог. Я не могу заставить себя вздрогнуть, когда он зашивает меня.
Хейли боится меня. Она, наверное, ненавидит меня.
И все же я не могу потерять ее. Я буду терпеть ее ненависть до тех пор, пока мне не придется прожить и дня без нее.
Это чертовски хреново.
— Что мне делать? – Я спрашиваю Алексея.
— По поводу чего?
— Хейли. – Я с трудом сглатываю. – Она захочет уйти от меня.
— Мы не удерживаем женщин против их воли, – говорит он нетерпимым тоном. Положив руки по обе стороны от моей головы, он заставляет меня посмотреть на него. – Ты меня слышишь?
— Я не могу отпустить ее, – признаюсь я, чувствуя себя слабее, чем когда-либо в своей жизни.
Алексей пару секунд пристально смотрит на меня сверху вниз.
— Не надо, брат.
— Я люблю ее.
Он качает головой.
— Ты не можешь заставить ее остаться. Я тебе не позволю.
Я силен, но далеко не так силен, как мой брат.
— Как мне это сделать?
— Так же, как и Хейли. Чертовски трудным способом.
Это убьет меня. Я не могу жить без Хейли. Я не могу вернуться в абсолютную темноту. Мне нужен тот свет, который у нее остался.
______________________________________
ХЕЙЛИ
Вы могли бы подумать, что я уже должна была отключиться, но нет, я бодрствую каждую мучительную секунду. Никакой отсрочки.
Физическая боль была притуплена наркотиками.
Хаотичны ментальная и эмоциональная стороны.
Меня так и подмывает попросить их дать мне успокоительное, но я слишком напугана. Я понятия не имею, что это за место, я только знаю, что это не больница.
Там две женщины и мужчина. И Дмитрий. Одна женщина пожилая, и она просто стоит рядом с Дмитрием, оба они наблюдают за мной острыми взглядами. Другая женщина одета в черное, как и мужчина. Их одежда похожа на боевую форму.
Они перерезали путы с моих запястий и сделали рентгеновские снимки. Теперь они бесстрастно говорят о моих травмах, как будто меня здесь нет.
— Четыре сломанных ребра с правой стороны и два треснувших с левой. Ее правый локоть был вывихнут. Внутренних повреждений нет. Просто синяки. Это заживет.
Мужчина выпрямляет мою правую руку, и это вырывает у меня стон. Он тянет меня за запястье, и я кричу от невыносимой боли, когда он возвращает мой локоть на место.
— Дай ей что-нибудь покрепче от боли, – Дмитрий выдавливает слова из себя, в голосе его звучит гнев. Он подходит и встает с левой стороны кровати, и когда он кладет руку мне на плечо, я вздрагиваю.
Это не ускользает от его внимания, и его рука перемещается к моей голове, нежно проводя по прядям. Это не приносит мне утешения, как и когда он говорит:
— Здесь ты в безопасности, Хейли.
Я не верю ни единому слову, исходящему от кого-либо из них.
Они вводят еще лекарства в капельницу, и против моей воли я лежу неподвижно, пока они обрабатывают мои раны. Моя одежда срезана, из-за чего я чувствую себя неловко. Кровь смывают с моей кожи, и когда они, наконец, заканчивают, меня накрывают одеялом.
Пожилая женщина подходит ближе.
— Мы дадим тебе что-нибудь, чтобы ты смогла поспать, дитя мое.
Я вяло качаю головой. Я ничего не хочу. Одному богу известно, что они могут со мной сделать, если я буду без сознания.
— Тебе нужно отдохнуть. Это поможет твоему организму исцелиться, – утверждает она.
Мне удается снова покачать головой, мой разум затуманивается от обезболивающих. Я чувствую, как это проходит через меня, физическая боль уменьшается, пока я не немею.
— Обезболивающие должны вырубить ее, – говорит мужчина, а затем уходит с другой женщиной.
Я слышу скрип двери и, думая, что все наконец-то ушли, закрываю глаза. Я слышу, как отодвигают стул, и снова открываю их.
Алексей садится рядом с кроватью, его взгляд скользит по мне. Мне приходится приложить немало усилий, чтобы отвернуться от него.
— Я должен был остановить это, малышка. Мне жаль, – тихо бормочет он. – Ты останешься здесь, пока тебе не станет лучше.
Я изо всех сил пытаюсь снова повернуться к нему лицом.
— А... потом?
Наши взгляды встречаются, и я не вижу злобы, только сочувствие, что неожиданно.
— Ты скажи мне, что ты хочешь сделать, и я сделаю так, чтобы это произошло.
Если бы я могла нахмуриться, я бы так и сделала. Или рассмеялась, потому что это звучит так, будто он на самом деле на моей стороне, что просто смешно.
Его взгляд снова скользит по моему лицу.
— Я посижу с тобой, пока ты спишь. Я никому не позволю приблизиться к тебе. Отдыхай, малышка.
Я так отчаянно хочу верить этим словам, что слезы застилают мне глаза.
Алексей достает свой телефон, и после того, как он что-то на нем сделал, из устройства зазвучала музыка. Я не знаю, что это такое, но это прекрасно. Это заставляет мои эмоции пульсировать, как неровное сердцебиение.
Он кладет устройство рядом с моей головой, затем кладет руку мне на макушку. Он начинает гладить пряди, и от этого по моему виску скатывается слеза.
Слегка наклонившись вперед, он мягким тоном говорит:
— Ты в безопасности. Я никогда больше не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Мне удается пробормотать:
— Отпусти... меня...
Алексей отдергивает руку.
— Как только ты поправишься.
Я ему не верю.
Мое доверие к человечеству было разбито вдребезги. Я эмоционально не подготовлена
