Стр. 180
ру сделать, хочу жениться и - вдруг Фирс". А барышни смеются: "Все это правда, да вы не виноваты, что вы Фирс".- "Не хочу я быть Фирсом. Я пойду жаловаться графине".- "Ступайте к маменьке, и она вам скажет, что вы Фирс"."Чего?.." Что бишь я говорил... Да! Ну, mon cher, иду к графине. "Не погубите молодого человека... Вот как дело".- "Знаю,- говорит она,- дочери мне говорили, но они правы. Вы действительно Фирс". Фу-ты, Боже мой! Нечего делать, иду к графу. Он мужчина, человек опытный. "Ваше Сиятельство, извините, что я позволяю себе вас беспокоить. На меня навязывают кличку, которая может расстроить мое положение на службе и в свете".- "Слышал,отвечает мне серьезно граф.- Это обстоятельство весьма неприятно - я об нем много думал. Ну что же тут прикажете делать, любезный князь! Вы сами в том виноваты, что вы действительно Фирс". А! каково, mon cher? Я опять бегу к графиюошкам. "Да, ради Бога, растолкуйте наконец, что же это все значит?.." А они смеются и приносят книгу, о которой я никогда и не слыхивал: "Толкователь имен". "Читайте сами, что обозначает имя Фирс". Читаю... Фирс человек рассеянный и в беспорядок приводящий. Меня как громом всего обдало. Покаялся. Действительно, я Фирс. Есть Голицын рябчик, других Голицыных называют куликами. Я буду Голицын Фирс. Так прозвание и осталось. Только, mon cher, вот что скверно. Делал я турецкую кампанию (он служил сперва в гвардейской конной артиллерии, а потом адъютантом), вел себя хорошо, получал кресты, а смотрю - что бишь я говорил? - да, на службе мне не везет. Всем чины, всем повышения, всем места, а меня все мимо, все мимо. А? Приятно, mon cher? Жду-жду... все ничего. Одно попрошу - откажут. Другое попрошу откажут. Граф Бенкендорф был, однако, со мною всегда любезен. Я решился с ним объясниться. Как-то на бале вышел случай. "Смею спросить, Ваше Сиятельство, отчего такая опала?.." На этот раз граф отвечал мне сухо французскою пословицею: "Как постель постелешь, так и спать ложись".- "Какая постель - не понимаю..." - "Нет, извините, очень хорошо понимаете". Затем граф нагнулся к моему уху и сказал строго: "Зачем вы Фирс?" А! Чего, mon cher? Зачем я Фирс? "Ваше Сиятельство, да это шутка... Книга... Толкователь".- "Вы в книгу и взгляните... в календарь..." и повер
Стр. 181
нулся ко мне спиной. Какой календарь, mon cher?.. Я бегом домой. Человек встречает. "Ваше Сиятельство, письмо!" - "Подай календарь".- "Гости были..." - "Календарь!.." - "Завтра вы дежурный".- "Календарь, календарь, говорят тебе, календарь!" Подали календарь. Я начинаю искать имя Фирса. Смотрю - январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. Нет... Декабрь, 1 - нет, 5 - нет, 10 - нет, 12, 13, 14 книга повалилась на пол. 14 декабря празднуется Фирс. Mon cher, пропал человек. Жениться-то я женился, а служить более не посмел: вышел в отставку. [124, с. 565-567.]
На месте казни (декабристов), одетый в кафтан каторжного и притом в красных гусарских рейтузах, (М. А.) Лунин, заметив графа А. И. Чернышева, закричал ему: "Да вы подойдите поближе порадоваться зрелищу!" [41, с. 59.]
Когда всех осужденных отправили в Читу, Лунина заперли в Шлиссельбурге, в каземате, где он оставался до конца 1829 года. Комендант, взойдя раз в его каземат, который был так сыр, что вода капала со свода, изъявил Лунину свое сожаление и сказал, что он готов сделать все, что не противно его обязанности, для облегчения его судьбы. Лунин отвечал ему: "Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика". [41, с. 59.]
Когда он прибыл в Читу (в 1830), он был болен от шлиссельбургской жизни и растерял почти все зубы от скорбута, Встретясь со своими товарищами в Чите, он им говорил: "Вот, дети мои, у меня остался только один зуб против правительства". [41, с. 59.]
По окончании каторжной работы он был поселен в Урике (Иркутской губернии); там он завел себе небольшую библиотеку, занимался и, несмотря на то что денег было у него немного, помогал товарищам и новым приезжим, которыми прошлое царствование населяло Сибирь. Иркутский губернатор, объезжавший губернию, посетил Лунина. Лунин, показывая ему у
Стр. 182
себя 15 томов Свода Законов да томов 25 Полного собрания, и потом французский уютный Кодекс, прибавил: "Вот, Ваше Превосходительство, посмотрите, какие смешные эти французы. Представьте, это у них только-то и есть законов. То ли дело у нас, как взглянет человек на эти сорок томов, как тут не уважать наше законодательство!" [41, с. 60.]
Гражданский губернатор был в ссоре с вице-губернатором, ссора шла на бумаге, они друг другу писали всякие приказные колкости и остроты. Вице-губернатор был тяжелый педант, формалист, добряк из семинаристов, он сам составлял с большим " трудом свои язвительные ответы и, разумеется, целью своей жизни делал эту ссору. Случилось, что губернатор уехал на время в Петербург. Вице-губернатор занял его должность и в качестве губернатора получил от себя дерзкую бумагу, посланную накануне; он, не задумавшись, велел секретарю ответить на нее, подписал ответ и, получив его как вице-губернатор, снова принялся с усилиями и напряжением строчить самому себе оскорбительное письмо. Он считал это высокой честностью. [ЗЗа, с. 80.]
Губернатор (А. А.) Корнилов должен был назначить от себя двух чиновников при ревизии. Я был один из назначенных. Чего не пришлось мне тут прочесть! - и печального, и смешного, и гадкого. Самые заголовки дел поражали меня удивлением.
"Дело о потере неизвестно куда дома волостного правления и об изгрызении плана оного мышами".
"Дело о потере двадцати двух казенных оброчных статей", то есть верст пятнадцати земли.
"Дело о перечислении крестьянского мальчика Василья в женский пол".
Последнее было так хорошо, что я тотчас прочел его от доски до доски.
Отец этого предполагаемого Василия пишет в своей просьбе губернатору, что лет пятнадцать тому назад у него родилась дочь, которую он хотел назвать Василисой, но что священник, быв "под хмельком", окрестил девочку Ваеильем, и так внес в метрику. Обстоятельство это, по-видимому, мало беспокоило мужика, но когда он понял, что скоро падет на его дом рекрут
Стр. 183
екая очередь и подушная, тогда он объявил о том голове и становому. Случай этот показался полиции очень мудрен. Она предварительно отказала мужику, говоря, что он пропустил десятилетнюю давность. Мужик пошел к губернатору. Губернатор назначил торжественное освидетельствование этого мальчика женского пола медиком и повивальной бабкой. Тут уж как-то завелась переписка с консисторией, и поп, наследник того, который под хмельком целомудренно не разбирал плотских различий, выступил на сцену, и дело длилось годы, и чуть ли девочку не оставили в подозрении мужеского пола. [33, с. 267.]
У старика генерала Тучкова был процесс с казной. Староста его взял какой-то подряд, наплутовал и попался под нечет. Суд велел взыскать деньги с помещика, давшего доверенность старосте. Но доверенности на этот предмет вовсе не было дано. Тучков так и отвечал. Дело пошло в Сенат, Сенат снова решил: "Так как отставной генерал-лейтенант Тучков дал доверенность... то..." На что Тучков опять отвечал: "А так как генерал-лейтенант Тучков доверенности на этот предмет не давал, то..." Прошел год, снова полиция объявляет с строжайшим подтверждением: "Так как генерал-лейтенант... то..." - и опять старик пишет свой ответ. Не знаю, чем это интересное дело кончилось. Я оставил Россию, не дождавшись решения. [ЗЗа, с. 217.]
- Вот был профессор-с - мой предшественник,- говорил мне в минуту задушевного разговора вятский полицмейстер.- Ну, конечно, эдак жить можно, только на это надобно родиться-с; это в своем роде, могу сказать, Сеславин, Фигнер.- И глаза хромого майора, за рану произведенного в полицмейстеры, блистали при воспоминании славного предшественника.
Показалась шайка воров, недалеко от города, раз, другой доходит до начальства - то у купцов товар ограблен, то у управляющего по откупам деньги взяты. Губернатор в хлопотах, пишет одно предписание за другим. Ну, знаете, земская полиция трус; так какого-нибудь воришку связать да представить она умеет - а там шайка, да и, пожалуй, с ружьями. Земские ничего не сделали. Губернатор призывает полицмейстера и го
184.
ворит: "Я, мол, знаю, что это вовсе не ваша должность, но ваша распорядительность заставляет меня обратиться к вам". Полицмейстер прежде уж о деле был наслышан. "Генерал,- отвечает он,- я еду через час. Воры должны быть там-то и там-то; я беру с собой команду, найду их там-то и там-то и через два-три дня приведу их в цепях в губернский острог". Ведь это Суворов-с у австрийского императора! Действительно: сказано - сделано, он их так и накрыл с командой, денег не успели спрятать, полицмейстер все взял и представил воров в город.
Начинается следствие. Полицмейстер спрашивает:
- Где деньги?
- Да мы их тебе, батюшка, сами в руки отдали,- отвечают двое воров.
- Мне? - говорит полицмейстер, пораженный удивлением.
- Тебе! - кричат воры,- тебе.
- Вот дерзость-то,- говорит полицмейстер частному приставу, бледнея от негодования.- Да вы, мошенники, пожалуй, уверите, что я вместе с вами грабил. Так вот я вам покажу, каково марать мой мундир; я уланский корнет, и честь свою не дам в обиду!
