Инерция старых норм и старой культуры иссякает, и ее тормоза скоро откажут. Тогда и прорвется нарыв. Как прорвется, мы не знаем. Никто не мог предугадать, что подростки в гетто малых городов, спутников блестящего Парижа, станут для своей психологической разгрузки жечь автомобили. Кто-то им посоветовал такой сравнительно безобидный, но зрелищный способ. Что придумают авторитеты для наших подростков, пока не известно. Автомобили, видимо, жечь не будут, это у нас пока что культовый предмет. Но у нас еще много чего есть поджечь или взорвать. Может оказаться более зрелищно.
Некоторых успокаивает тот факт, что в городках Франции машины жгут темнокожие подростки, а у нас таких нет (или они-то как раз мобильны и запертыми себя не чувствуют). Но это ложное успокоение. «Новые гунны» в предместьях Парижа вовсе не движимы оскорбленными чувствами араба или мусульманина. Нет у них ни национальной, ни религиозной, ни классовой мотивации.
Городки, превратившиеся для них в гетто, из которого нет нормального выхода в большой мир, сформировали из этих юношей и подростков что-то вроде особого племени, не имеющего ни национальной, ни классовой принадлежности. Это племя враждебно окружающей их цивилизации и презирает своих отцов, которые трудятся на эту цивилизацию и пытаются в нее встроиться. У этого племени нет ни программы, ни конкретного противника, ни даже связных требований. То, что они делают, на Западе уже десять лет назад предсказали как «молекулярную гражданскую войну» – войну без фронта и без цели, войну как месть обществу, отбросившему часть населения как обузу.
Разве не идет в наших малых городах формирования подобного племени? Разве мы не переняли у Запада этой его болезни, отягощенной у нас разрухой хозяйства? И племя «гуннов» формируется, и нарыв зреет. И ни увеличением штата МВД, ни песенкой о «равных возможностях» этого процесса не остановить. Равные возможности надо реально создавать – это и должно стать нашим срочным «национальным проектом».
РЕФОРМА ШКОЛЫ: В ЧЕМ СУТЬ ВЫБОРА
Идет глухой спор о реформе российской школы – всех ее ступеней. Ясную позицию занимают только СПС и «Яблоко» – они требуют для России школу западного типа. Власть и левые выражаются невнятно, сводят дело к качеству, бесплатности, зарплате. Это важно, но суть не в этом.
Реформа школы – часть глобализации. Смысл ее – перестройка мира в интересах набравшего силу Запада. Понятно, что в любой культуре встает вопрос об ответе на этот исторический вызов, вопрос о том, как сохранить свой культурный генотип – сохранить свои народы. В начале XX века так и ставил задачу России Д.И. Менделеев – «уцелеть и продолжить свой независимый рост».
Один из фронтов противостояния в России – школа, «генетическая матрица» культуры. Это важнейший механизм передачи новым поколениям того главного, что накопила культура народа – его представлений о мире и человеке, о добре и зле, а также навыков познания, мышления и объяснения. Поэтому школа – один из самых консервативных общественных институтов. Всякие реформы школы, ее уклада и программ должны делаться чрезвычайно осторожно. Для народа и его культуры, как и для любого организма, защита его «генетического аппарата» – одно из главных условий продолжения рода.
Взглянем в историю. Добуржуазная школа, основанная на христианской традиции, вышедшая из монастыря и университета, ставила задачей «воспитание личности» – личности, обращенной к Богу (шире – к идеалам). Ее цель была – «наставить на путь», дать ученику целостное представление о мире, о Добре и зле. Эта школа была, как говорят, основана на «университетской» культуре. Эта культура опиралась на систему дисциплин – областей «строгого» знания, в совокупности дающих представление о Вселенной (универсуме) как целом.
Для нового, буржуазного западного общества требовался манипулируемый человек массы, здесь не стояло задачи воспитания целостной личности. Задачей школы стала «фабрикация» человеческой массы, которая должна была заполнить, как обезличенная рабочая сила, фабрики и конторы. Эта школа оторвалась от университета, возникла составленная из отрывочных знаний «мозаичная культура» (в противовес «университетской»).
Но помимо школы как «фабрики людей массы» на Западе сохранилась небольшая школа университетского типа – для элиты. В ней давалось целостное образование, воспитывались сильные личности, спаянные корпоративным духом – хозяева. Школа Запада стала «двойной», из «двух коридоров». Такая школьная система воспроизводит классовое общество, его два главные класса.
С самого возникновения буржуазного общества массовая школа «второго коридора» строилась как особая культурная система. Это делалось целенаправленно педагогами высочайшего класса, и средств на это не жалели. Как пишут историки, после Великой Французской революции «Республика бесплатно раздавала миллионы книг нескольким поколениям учителей и учеников. Эти книги стали скелетом новой системы обучения». Насколько глубока разница, видно из сравнения учебников одного и того же автора, написанных на одну и ту же тему – но для двух разных контингентов учеников. Один вариант – содержательное изложение, заставляющее размышлять. Другой – примитивный штамп, на заучивание. Просто не верится, что это писал один и тот же автор.
Наша школа, которую мы помним в облике советской школы, сложилась в результате долгих исканий и споров с конца XIX века. Тогда русская культура сопротивлялась «импорту» западного капитализма, и школа была под ее мощным воздействием (Лев Толстой специально писал для школы книжки). Первый учительский съезд в 1918 г. утвердил главный выбор – единая общеобразовательная школа. Оба определения исключительно важны, да мы раньше мало о них думали.
«Двойная» школа исходит из представления о двойном обществе – цивилизованном («гражданское общество») и нецивилизованном («пролетарии»). Это как бы два разных племени, говорящие на разных языках и имеющие разные типы культуры. Единая школа исходит из того, что есть общее «тело народа», дети которого равны как дети одной семьи. В единой школе они и воспитываются как говорящие на языке одной культуры. Реформаторы с начала 90-х годов поставили задачу сломать этот принцип единой школы. Их цель – разделить единую школу на два коридора – создать небольшую школу для элиты и большую – для фабрикации массы.
Принцип общеобразовательной школы означал, что вся школа, включая вечерние школы и ПТУ, строилась на базе университетской, а не «мозаичной» культуры и всем давала целостный, дисциплинарный свод знаний. Советская школа вся была школой для элиты – все дети в этом смысле были кандидатами в элиту. Конечно, другие стартовые условия еще довольно сильно различались, сельская школа по ресурсам была беднее столичной, но тип образования и культуры у всех был университетским.
ПТУ и вечерние школы не были иным «коридором». В них учились по тем же учебникам и тем же программам – разница была количественной, в объеме полученных знаний, но по своему строению это было то же самое знание. Советский корпус инженеров в большой мере сформирован из людей, прошедших через ПТУ и техникумы. Два Главных конструктора, два академика, руководители космической программы – Королев и Глушко – в юности окончили ПТУ Юрий Гагарин окончил ремесленное училище. Программа единой школы позволяла всем детям освоить культурное ядро своего общества и влиться в народ как его органичные частицы.
Что дали России эти два принципа нашей школы – единой и общеобразовательной? Не только позволили ей совершить скачок в развитии, стать мощной независимой державой, собрать из городков и сел неиссякаемые ресурсы Королевых и Гагариных. Школа помогла соединить тело народа, сформировать тип личности, как бы реализующей общую силу.
Сейчас эту школу хотят сломать, и тут уж каждый должен сделать свой выбор – помогать ее уничтожению или противодействовать ему. Раскол принципиальный, компромисс невозможен.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА РОССИИ
Политическая культура России сегодня… Если говорить о главном, выйдет в стиле импрессионизма. То, что говорят политологи, частично верно, но не о том. Россия пребывает в состоянии плохо формализуемой аномалии. Это система порочных кругов, вдетых один в другой, а если в динамике, то это сверкание множества переходов «порядок-хаос», так что в каждой точке действует принцип неопределенности. В этом смысле сегодня Россия – «страна постмодерна».
Говорить о преемственности, искать аналогии с временами Сталина, Ивана Грозного или Ярослава Мудрого бесполезно. Выделили отрезок «Горбачев – Ельцин – Путин», до него – разрыв непрерывности, а после него – неизвестно что.
