в курсе всего этого? И не буду ли я выглядеть кретином, или хуже того — предателем, если расскажу его высочеству обо всём здесь увиденном? В конце концов — мы оба, и старый полярник, и молодой полковник — служим Империи, а значит — Императору...
Гьарг и Леван подвели в поводу лошадей — двух жеребцов буланой масти. Прекрасные, благородные животные прядали ушами и фыркали, недоверчиво поглядывая на нас. Я взял кусок лепешки, оставшийся от нашего импровизированного пикника и протянул одному из них.
Конь вдохнул воздух бархатными ноздрями, потянулся и аккуратно взял губами кушанье. Прожевал и сказал:
— Бр-р-р-р-р! — и подмигнул.
Я не смог сдержать смех. Какой, однако, интересный тип!
— Ну, вижу — споётесь, — кивнул Искандер. — Увидимся, брат! Не забывай — ты обещал!
Горцы легко взлетели в сёдла своих скакунов. Отсалютовав Императору, троица джигитов сорвалась с места в карьер, подняв тучу пыли. Царёв поставил ногу в стремя жеребца:
— Шеф, как насчет конной прогулки?
— Положительно! — я погладил мягкую морду коня. — Исключительно положительно.
Я грустно вздохнул, вспомнив натальскую кобылку Зайчишку, а потом, ухватившись за луку седла, оттолкнулся и уселся верхом. Не так ловко, как Искандер, конечно.
XIV ВОЛШЕБСТВО ЭВКСИНЫ
Когда впереди уже замелькали беленькие домики предместий Эвксины, Царёв остановил коня:
— Тр-р-р-р-р! Шеф, нужна ваша помощь…
— Что там, Ваня?
— Маскировка! — многозначительно сказал он. — Всё-таки в Эвксине я не так давно останавливался, участвовал во всяких мероприятиях… Кто-то мог и запомнить!
— Есть предложения?
— Так точно! Спешиваемся?
Мы привязали жеребцов к ветвям раскидистой чинары, и Царёв с таинственным видом извлек из седельных сумок почти такой же как у меня горский наряд.
Архалук отличного качества был любимого Иваном серого цвета, едва отличаясь оттенком от бешмета. К одежде присоединился бритвенный набор и ножницы.
— Волосы — под ноль, а усы — оставить.
Усы? Однако! Присмотревшись к отросшей на лице юноши щетине, которая почти превратилась в бородку, я мысленно представил Ивана гладко выбритым и с усами, и одобрительно кивнул. Вполне себе корнет Горской дивизии. Голубоглазых и рыжеватых на Кафе — дай Бог, чтоб не половина. И вообще — этнографы мы, в конце концов, или на моцион вышли? Во фраках нам, что ли, рассекать? Нужно же как-то вызывать доверие у местного населения?
Взбивая пену помазком, я уточнил:
— Легенда прежняя? Иван Царёв, ассистент?
— А почему нет? Я как-то уже привык…
Брея ему голову и лицо опасной бритвой, я насвистывал Преторианский марш, пытаясь не думать о последствиях, буде я случайно зарежу Помазанника Божия.
— Шеф, слейте? — он с удовольствием умылся водой из фляги, и обескураженно покрутил головой. — Одеколон?
— Одеколон? Минуточку, Ваня! Глаза закрой только.
Нас снабдили еще и фляжкой с крепчайшей виноградной чачей, и я набрал в рот пару глотков огненной воды, пытаясь не закашляться от ее чудовищной крепости, и выдул изо рта алкоголь ему прямо на венценосную башку, на манер пульверизатора.
— А-а-а-а-ай! — Царёв аж подпрыгнул от неожиданности, и забегал вокруг дерева, задевая ошарашенных таким его поведением коней. — Шеф, это ведь не одеколон! Что это за зелье? А-а-а-а, Господи, печет-то как!
— Кафский виноградный. С запахом настоящего джигита! — усмехнулся я, хотя на самом деле мне было не до смеха — львиную долю этого жидкого динамита я всё-таки проглотил.
Не выплевывать же такую роскошь!
Сверкающая императорская лысина производила самое благоприятное впечатление. Форма черепа у него была совершенная, Царёв стал выглядеть более хищно, агрессивно.
— Нашему подлецу всё к лицу! — не удержался и прокомментировал я.
Может быть, если бы не чача, я и не ляпнул бы ничего подобного, но сейчас веселился вовсю.
— Вы думаете? — он достал маленькое зеркальце и присмотрелся, проведя ладонью по загорелой коже головы.
Благо, короткая стрижка оставляла ее вполне открытой солнцу, а то конфуз бы вышел: почти коричневое, обветренное лицо и белоснежная макушка!
— А знаете, шеф, в этом что-то есть. Это не я, конечно. И прекрасно! Но, по крайней мере, теперь появилась уверенность в том, что облысение меня не страшит. Как состарюсь — позову вас, обреете мне голову к чертовой матери, и буду наводить ужас на окружающих. Настоящий басмач!
— Нет, — поднял палец вверх я. — Басмачи носят бороду без усов, а не усы без бороды. Но лысина да, лысина вполне в их национальных традициях.
* * *
Эвксина встретила нас запахом кофе, цветущих магнолий, свежей выпечки и жареного мяса. Южное солнце щедро заливало жаркими лучами белые оштукатуренные дома, вазоны с яркими цветами на окнах, витрины магазинов, уютные столики и навесы кофеен, оригинальные вывески ремесленных мастерских.
Мой родной город явно оправился от военного лихолетья, и с того момента, как я сбежал отсюда на край света, заметно похорошел. Развалины и обломки убрали, буйную зелень — выстригли и вырубили, дороги покрыли свежим новомодным асфальтом или традиционными брусчаткой и булыжником. На месте разрушенных строений с умопомрачительной скоростью возводились новые гостиницы и пансионаты — места для застройки в курортном городе стоили дорого.
— Мне очень нравится Эвксина, — проговорил Царёв, который с поистине аристократическим видом правил конем, приглаживая усы под взглядами хорошеньких горожанок. — Это город, который имеет свой характер.
Я поднял взгляд на холм, где высились мощные бастионы старой крепости, а над башнями ее реяли имперские флаги. Средневековая цитадель времен независимого Эвксинского царства, неоднократно перестроенная, все еще служила защитникам южной столицы верой и правдой.
— Характер есть. Сложный, даже вздорный порой — но есть, — подтвердил я. — Иван, у тебя имеются какие-то планы здесь?
Он покачал головой:
— Нет. Все мои планы теперь — по ту сторону Кафа.
— Тогда я…
— Всенепременно, шеф. Я буду вашей тенью. Максимально тактичной и предупредительной тенью, прошу заметить.
Сориентироваться и понять, в какую сторону нужно ехать, чтобы добраться до особняка Валевских не составило особого труда. Ну да, Диоскуриада — район фешенебельных особняков — не был мне хорошо знаком, я провел детство и юность в Пентагоне, или — Пяти углах, если по-простому. Мы жили в казенной университетской квартире, которую мой отец получил одновременно со званием приват-доцента. Ну да, квартира была очень даже ничего — меблированная, пятикомнатная, с камином и черным ходом… Но по сравнению с дворцами Диоскуриады она выглядела очень скромным
