Я никогда не говорил об этом вслух и с трудом мог признаться самому себе. Но пришла пора все расставить по своим местам: мои поступки и стремления — очевидные и скрытые от чужих глаз — все они совершены для того, чтобы наша жизнь приобрела смысл. Именно так. Я не стану отрицать, что мне стыдно, особенно перед тобой. Только тебе, Крылатое Сердце, известна моя подлинная натура, знаком поглощенный словами рассказчик, пишущий ночи напролет при свете лампы. Тем не менее мои книги — мои хрупкие, беззащитные книги, написанные в лирическом стиле давно прошедших времен! — увы, ты прекрасно знаешь, что, даже если их удавалось напечатать, они не приносили никакого Дохода. Моим единственным успехом на стезе писателя стало то, что рассказы помогли завоевать твое сердце. После слепой, отчаянной попытки стать ближе к земле, поселиться в западных провинциях и обрести покой и безмятежность сельских поэтов, после брошенного судьбе и положению в обществе вызова, который стоил мне здоровья любимой жены и жизни единственного ребенка, — после всего этого остатки гордости обернулись цинизмом и жалостью к себе.
Я чувствовал себя обязанным согласиться на имперскую службу, поскольку не видел иного выхода.
С того самого дня, уже долгих полтора года, меня окутывает сумрак непроглядной ночи. Меня не было рядом с тобой, и я не мог предложить утешение, когда наш второй ребенок покинул твое чрево до срока; он родился слишком слабым, чтобы дышать самостоятельно. В то время большой корабль уносил меня к островам Клятвенной Пальмовой Рощи посреди Мирового моря. Я сидел в каюте, обложившись громоздкими томами имперских хроник, пока ты страдала в одиночестве.
Нам обоим не нравились сухая судейская проза дипломатии и горькая пунктуация войны, которыми написана история. Что мне до того, что пять столетий назад, в начале династии Сунн, преследуемые за чужеземную веру буддисты отплыли из Срединного царства и, вместо того чтобы погибнуть от когтей семисот драконов или сгинуть в водовороте Великой Пустоты, проплыли девять тысяч ли[30] и открыли цепь тропических островов, населенных дикарями каменного века? Какое мне дело, что эти острова, богатые пальмами, драгоценной древесиной и так любимым мебельных дел мастерами пахучим сандалом, вскоре привлекли внимание торговцев, а заодно и армии императора? И что буддистам снова пришлось бежать; и в одной из пальмовых рощ острова они принесли знаменитую клятву, что поплывут на восток и не остановятся, пока не найдут собственную землю или смерть? И что после еще семи тысяч ли они прибыли к лежащим далеко на востоке привольным землям Рассвета, откуда я и пишу тебе? Не сомневаюсь, что ты уже нетерпеливо поджимаешь губы и не можешь понять, зачем я обременяю тебя скучной историей, — ведь прекрасная дочь музыканта всегда предпочитала красоту песни сухим фактам. Потерпи еще немного, Крылатое Сердце. Ты лучше оценишь мое открытие, заслуженную тяжелым трудом и лечебным ядом ясность, если выслушаешь все, что мне удалось узнать об истории этих земель.
В школе нам рассказывали, что со временем купцы добрались и до земель Рассвета, где мудрые монахи успели обратить в свою веру многие племена. Как и следовало ожидать от буддистов, они не стали воевать с торговцами, а отступили на восток. Их религия продолжала распространяться и в конце концов проложила дорогу для новых поселенцев.
Со временем, когда выходцы из империи построили города и открыли торговые пути, монахи начали поговаривать о глупости безоговорочного подчинения царству, которое лежит на другом берегу Мирового моря. «Здесь и сейчас!» — распевали они. Ведь земли предков лежали так далеко, что их затянула полупрозрачная кисея легенды и никто не вспоминал о них всерьез.
Сами буддисты и пальцем не пошевелили против императора, но торговцы и земледельцы с радостью сражались за них, взбунтовавшись против гнета имперских налогов. И тогда в Сандаловых Землях Рассвета поселенцы основали собственное государство — Сандаловые Штаты Автократии.
США разделены на множество земель. Каждой из них управляет избранный землевладельцами ставленник. Независимыми государствами, в свою очередь, правит сюзерен, которого выбирают из числа ставленников и видных землевладельцев на срок не длиннее пятидесяти лун. Эту странную систему местные жители называют властью народа. Она насквозь пропитана раздором, поскольку консервативные конфуциане, либеральные буддисты и радикально настроенные аборигены-даоситы постоянно соперничают в борьбе за власть. Здесь не считают, что мандат на Небесный престол дается высшими силами, его получают при помощи связей, денег и силы, за него цепляются зубами и когтями.
Я не стану докучать тебе рассказами о противоречивой политике этого народа: их неприязни к монархам и в то же время постоянному превознесению своих правителей; настойчивых требованиях отделить Церковь от государства и уповании на обеты, молитвы и нравоучения; пылком патриотизме и яростном стремлении к независимости. Здесь не держат рабов, как принято у нас на родине, поэтому даже высшее сословие не может похвастать особым достоинством, — все поголовно стали рабами денег. Обычный подметальщик улиц может вложить накопленные скромные сбережения и основать собственную компанию по ремонту дорог: через долгие годы рабского служения своему делу его доходы вполне могут сравняться с состоянием благородного общества.
С другой стороны, богачи могут промотать капиталы, а без поддержки слуг и причитающихся положению привилегий ничто не защитит их от судьбы попрошаек. Это касается не только мужчин, но и женщин — они обладают правами наравне со своими мужьями. Амитаба![31] Эти земли полностью забыли о божественном порядке, что царит в нашем спокойном государстве. И хотя здесь нередко встречаются люди, сумевшие подняться на волне экономических и социальных перемен к процветанию, в большинстве своем население сходит с ума, потакая бесчисленным прихотям и амбициям. Мне часто кажется, что эти земли напоминают Срединное царство, только перевернутое с ног на голову.
Скалистое западное побережье кишит крупными городами: там пролегает промышленный хребет молодой нации. У нас он, наоборот, протянулся на востоке. На берегу моря стоят нефтяные заводы, мельницы и дробилки, ткацкие фабрики и корабельные верфи. Если на родине Великая стена охраняет нас от монгольской орды на севере, то здесь не менее колоссальная преграда протянулась по южной пустыне и сдерживает кровожадные племена ацтекатлов.
Крылатое Сердце, мне довелось побывать в деревне в сердце восточных прерий, что раскинулись за далекими горами и песчаными красными арками пустыни, — она так похожа на деревню на Желтой реке, где стоит наша заброшенная ферма! Там, под мерное жужжание пчел в оранжерее — совсем как в вишневом саду, где мы похоронили нашу дочь, — я снова окунулся в воспоминание, как в последний раз прижимал к себе ее легкое, птичье тельце. Я плакал и хотел написать тебе, но меня ждало описание оросительных каналов, а за полями янтарной пшеницы и ржи протянулись сотни ли дорожных магистралей, которые мне предстояло нанести на карту, — сухопутные лодки неслись по ним быстрее лошадей, и разноцветные паруса раздувались от ветра.
За равнинами лежит Злой Восток — так поселенцы Земель Рассвета называют границу своей страны, поскольку она пролегает по густому древнему лесу, еще незнакомому с топорами дровосеков. Местные легенды гласят, что там бродят голодные души недовольных покойников, а в лесах хозяйничают враждебные племена аборигенов: они бежали из оседлых западных штатов и не приемлют ни доктрину Будды, ни этику Конфуция. Даже даоситы поражаются их дикости.
Когда глава нашего посольства искал добровольцев, чтобы отправиться на разведку в дикие земли, я вызвался одним из первых. Прости, Крылатое Сердце, но моя любовь к тебе не смогла пересилить жгучий стыд за неудачи, что привели к смерти наших детей и разлучили нас. Горе манило меня в первозданный, полный опасностей лес. Я надеялся, что смерть положит конец терзавшим меня страданиям.
Но мои ожидания не оправдались. Я рисовал в своем воображении, как стану на Злом Востоке жертвой призраков или, по меньшей мере, дикарей-людоедов, и даже надеялся на подобный исход, но мы не встретили ни тех ни других. Поневоле я выжил, и меня не покидала глубокая грусть при мысли, что возможности утекают сквозь пальцы, как сукровица из незаживающей раны.
В огромном лесу, поражающем зловещей красотой темных оврагов и укутанных туманом топей, нас поджидала лишь обыденная опасность в виде змей, медведей и волков. Что касается местных племен, то, когда они поняли, что мы всего лишь наблюдатели и не собираемся вырубать деревья и отнимать земли, нас встретили довольно дружелюбно, хотя и на дикарский манер. Чтобы наладить добрые отношения, мы обменивались игрушками — дарили им бамбуковых стрекоз, воздушных змеев и фейерверки.
