Хотя я всегда считал себя человеком здравомыслящим, среди трупиков моих мертворожденных рассказов, завалявшихся в дальнем углу буфета, немало историй о призраках. Нам, наследникам прошедших веков, нравится думать, что призраки существуют. Год за годом наука, вооружившись метлой и тряпкой, срывает изъеденные молью гобелены, распахивает двери в потайные комнаты, исследует скрытые лестницы и подземелья, но везде находит только пыль веков. Гулкие старинные замки, сказочный мир, который в детстве казался нам таким таинственным, утрачивает свое очарование, когда мы взрослеем. Древние короли не спят в глубинах холмов. Мы пробили туннели сквозь их каменные темницы, мы прогнали богов с Олимпа. В рощах, залитых лунным светом, путник уже не чает узреть смертоносный и нежный лик Афродиты. Не молот Тора грохочет среди гор, а поезд везет пассажиров на экскурсию. Мы очистили леса от фей, процедили море – и нимфы больше не живут в его глубинах. Даже призраки бегут от нас, преследуемые обществом ученых психологов.
Да и что толку о них жалеть? Надоедливая публика – только и знают, что греметь ржавыми цепями, стонать и вздыхать в темноте. Пусть убираются восвояси.
Впрочем, если бы призраки захотели, то могли бы поведать нам много занятного. Например, старый джентльмен в кольчуге, живший во времена короля Иоанна Безземельного, что был заколот в спину на опушке леса, который я вижу из окна. Тело сбросили в ров, его еще зовут Торовой могилой. В наши дни ров высох, крутые склоны облюбовали примулы, но в старину стоячая вода достигала двадцати футов в высоту. Зачем ему скакать по лесным тропинкам ночи напролет, до полусмерти пугая ребятишек и загулявшие парочки? Нет чтобы заглянуть ко мне, поболтать. Я всегда готов предложить старику удобное кресло, если пообещает не буянить.
Сколько историй он мне не поведает! Возможно, старик воевал в Первом крестовом походе, слышал чистый глас Петра Пустынника, видел воочию великого Готфрида Бульонского, стоял, сжимая рукоять меча, на лугу Раннимид. Разговор с таким призраком стоит целой библиотеки исторических романов! Как провел он восемь сотен посмертных лет? Где был? Что видел? Посетил Марс? Беседовал с неведомыми существами, которые обитают в жидком пламени Юпитера? Узнал ли он главный секрет мироздания? Постиг ли истину? Или, подобно мне, по-прежнему блуждает в поисках неведомого?
А ты, несчастная монашка в сером одеянии? Говорят, твое бледное лицо возникает в окне разрушенной колокольни, когда внизу, среди кедров, слышен лязг мечей. Я знаю, тебе есть о чем печалиться, милая. Оба твоих возлюбленных пали от руки друг друга, и ты удалилась в монастырь. Я искренне тебе сочувствую… но каждую ночь изводить себя, воскрешая давние образы? Бог мой, сударыня, вообразите, если бы мы, живые, только и делали, что причитали и заламывали руки, сожалея о наших детских ошибках? Все это в прошлом. А если бы ваш любимый выжил и взял вас в жены? Вы уверены, что были бы счастливы? Увы, браки, основанные на искренних чувствах, зачастую оканчиваются крахом.
Послушайтесь моего совета. Поговорите с обоими юношами начистоту. Убедите их помириться. Приходите ко мне, все трое, и мы славно побеседуем.
Зачем вы так упорно пытаетесь испугать нас, бедные призраки? Разве мы не ваши дети? Так будьте нам мудрыми наставниками! Расскажите, как любили юноши в те далекие дни, как отвечали девушки на их любовь. Сильно ли изменился с тех пор мир? Неужели женщины и тогда отличались своенравием, а девушки так же ненавидели пяльцы? Жилось ли хуже слугам ваших отцов, чем нынешним свободным гражданам из трущоб Ист-Энда, которые шьют тапочки по четырнадцать часов в день за жалкие девять шиллингов в неделю? Стало ли лучше общество за последнюю тысячу лет, или изменились только слова? Расскажите мне, что вы успели понять за долгие годы.
Впрочем, слишком тесное общение с призраками способно утомить.
Вообразите, что некто провел весь день на охоте и мечтает об одном – поскорее добраться до постели. Но не успел он открыть дверь спальни, как из-за полога доносится замогильный хохот, и усталый охотник испускает стон, готовясь к долгой – часа на два-три – беседе со старым задирой сэром Ланвалем, тем самым, с копьем. Мы наизусть помним все его истории, однако закаленного буяна не унять, знай себе орет во всю глотку, не считаясь с тем, что час поздний, а за стенкой чутко спит тетушка, на наследство которой мы имеем виды. Для Круглого стола эти истории в самый раз, но вряд ли они придутся по нраву старой даме, особенно та, про сэра Агравейна и жену бочара, а уж старый распутник ее не пропустит, так и знайте.
Или представьте, что входит служанка и говорит:
– К вам дама под вуалью, сэр.
– Опять? – восклицает ваша жена, поднимая глаза от пялец.
– Да, мэм. Отвести ее в спальню?
– Спроси хозяина, – следует ответ супруги, и ее тон обещает вам неприятные пять минут после того, как дама под вуалью исчезнет.
– Да-да, отведи, – велите вы служанке и закрываете за ней дверь.
Жена встает, собирает работу.
– Куда ты?
– Сегодня я буду спать с детьми.
– Не сердись. Это ее бывшая комната, она издавна там появляется.
– Любопытно, – ядовито отвечает ваша половина, – что она всегда появляется, когда ты дома, а когда ты в городе, бродит невесть где.
– Что за глупости, Элизабет! – возмущенно восклицаете вы. – Я просто вежлив.
– У мужчин странные представления о вежливости, – замечает жена. – Но не будем ссориться. Я не желаю быть третьей лишней.
И с этими словами она уходит.
А дама под вуалью все еще наверху. Интересно, надолго ли она, и чего вам ждать после ее ухода?
Помните, как к Гайавате явились призраки ушедших любимых? Он молил, чтобы они вернулись и утешили его, и однажды они вернулись, «чрез порог переступили, проскользнули по вигваму, в самый дальний, темный угол, сели там и притаились» [15] .
Вам нет места в нашем мире, бедные, бедные призраки! Не тревожьте нас. Дайте нам забыть. Вы, грузная матрона, чьи жидкие волосы поседели, глаза потускнели, подбородок расплылся, а голос стал грубым от брани и причитаний, прошу вас, уйдите. Я любил вас живой. Какой милой и нежной вы были когда-то! Я помню вас в белом платье посреди цветущего яблоневого сада… Вы умерли, а ваш призрак продолжает тревожить мои сны.
Ты, хмурый старик, смотрящий на меня из зеркала, когда я бреюсь, почему ты не оставишь меня? Ты – призрак того весельчака, которого я хорошо знал когда-то. Останься он в живых, он бы многого добился, я всегда в него верил. Зачем ты приходишь ко мне? Лучше бы я вспоминал о нем тогдашнем, чем видеть, каким жалким призраком он стал ныне.
© Перевод М. Клеветенко
О варке и употреблении любовного зелья
Иногда друзья спрашивают, какие женщины мне нравятся: блондинки или брюнетки, высокие или низкие, смешливые или серьезные? Отвечая, я чувствую себя девицей на выданье. Любящие родители недоумевают – столько сил и средств вложено, а отдачи нет. Ни один из кандидатов на ее руку и сердце не кажется разборчивой дочке подходящим. Все хороши, и так трудно предпочесть одного. Вот если бы выйти за всех сразу… но что толку мечтать о несбыточном.
Я похож на эту юную даму не столько красотой и изяществом манер, сколько нерешительностью. Еще спросили бы, какое блюдо я предпочитаю. Иногда мне хочется яиц и чаю без сахара, иногда – копченой селедки. Сегодня я мечтаю о лобстере, а завтра не хочу на него глядеть. Или возьму да сяду на диету из хлеба, молока и рисового пудинга. Огорошьте меня неожиданным вопросом – мороженое или суп, бифштекс или икра? – и я не найдусь с ответом.
Я люблю высоких и низких, брюнеток и блондинок, веселых и печальных.
Не сердитесь на меня, дорогие дамы, сами виноваты. Вы такие разные, и каждая хороша по-своему, мужское же сердце очень вместительно. Вы и не представляете, прекрасные читательницы, сколько хлопот оно нам причиняет, – а порой и вам.
Имею ли я право восхищаться дерзкой гортензией, если влюблен в скромную лилию? Могу ли поцеловать нежную фиалку, если одурманен царственным ароматом розы?
– Еще чего! – восклицает роза. – Если она так дорога вам, между нами все кончено!
– Если вы предпочли мне эту выскочку, – обиженно заявляет лилия, – нам с вами не по пути.
– Ступайте к своей фиалке, – высокомерно цедит гортензия, – она вам под стать.
А когда я вернусь к скромнице лилии, ее нежное личико болезненно скривится, и она признается, что больше мне не доверяет, ибо убедилась в моем легкомыслии.
Из-за своей любвеобильности я вынужден жить без любви.
Удивляюсь, и как это юноши умудряются находить себе жен, ведь выбор поистине безграничен.
Иногда я прогуливаюсь по Гайд-парку. Оркестр лейб-гвардии играет волнующую музыку, толпа охвачена атмосферой ухаживания и флирта. Разумеется, я глазею на местных красоток. В основном это продавщицы и работницы. Ради такого случая барышни принарядились. Они сидят на скамейках, прогуливаются, щебечут и прихорашиваются, словно сойки на бельевой веревке. А какую восхитительную стайку они образуют! Взятые в массе, ни немки, ни француженки, ни итальянки не могут соперничать с толпой англичанок среднего класса. Три из четырех радуют глаз, каждая вторая – само обаяние и миловидность, каждая четвертая – настоящая красотка. Когда я брожу между ними, в голову приходит невероятная мысль: будь я холостяком, чье сердце не занято, и согласись все эти девицы принять мое предложение, я впал бы в отчаяние. Блондинки, способные одним взглядом навеки лишить покоя, брюнетки, чьи прелести воспламенят самое холодное сердце. Вот рыжеволосая прелестница с печальными серыми глазами, за которой кто угодно пойдет на край света; а вот простодушная глупышка – холить и лелеять такую куколку втайне мечтает любой мужчина. Утонченные красавицы, достойные поклонения, легкомысленные резвушки, что превратят вашу жизнь в бесконечный праздник; умницы, что сделают ее чище и возвышеннее; домоседки, из которых выходят лучшие на свете жены. А вот озорницы, чей заливистый смех и игривый взгляд обратят вашу жизнь в безумный карнавал; девушки, мягкие как воск и твердые словно гранит; плаксы, которых вы станете утешать, и хохотушки, что будут вам утешением; худышки и толстушки, статные и утонченные.
