за ограбление? Чего похитили ценного?
— Да в том вся и странность, что преступники попались… хм… своеобразные. Будто шальные, по музею пробежались, а ведь там богатств хватает. Взять тот же скипетр первого из рода славийских царей или тиару императрицы Елизаветы. А ведь все там же, в соседних залах. Конечно, попадалось порой что ценное, то же Перо-вольница, но в основном так, — Петр Андреевич махнул пухленькой ручкой.
— Действительно, странно.
— Это лишь начало. Сразу же после описи пропавшего пожаловал в полицмейстерство сам великий князь и наказал найти и вернуть все в ближайшее время. Грозил, что в случае чего передаст дело жандармерии. Хотя какой интерес у третьего отделения к ограблению? А потом этот пожар… К слову, там и оставалось всего ничего, украденное почти полностью уже перенесли к нам на склад.
— Но как я понимаю, после пожара великий князь не перестал гневаться.
— Более того, у меня сложилось впечатление, что даже найди мы виновных, это не улучшило бы общего настроения великого князя. Понимаете, к чему я веду?
— Из императорского музея похитили нечто ценное, возможно, даже не в материальном плане, — нахмурился Витольд Львович, — а после, когда обнаружили украденные вещи, преступники имитировали пожар.
— Иными словами, замели следы, — кивнул Петр Андреевич.
— Будто бы та самая вещь была уничтожена в пожаре.
Мих, к тому моменту начавший слушать так внимательно, что позабыл о пирожках, вдруг забылся, увлекаемый запахом заливного поросенка. И смог вернуться в разговор двух господ только после того, как ему положили сие великолепие на тарелку.
— Я высказывал свои мысли Его превосходительству и коллегам, но особого успеха не имел, — грустно вздохнул Петр Андреевич, пробуя поросенка. — Тем более, думается мне, не все в ведомстве заинтересованы в успехе раскрытия ограбления. — Он замолчал, немного закусив, а после, поняв, что Витольд Львович не намеревается задавать вопросов, продолжил: — Именно, по этому поводу я и хотел с вами поговорить. Знаю, что вы много общались с Константином Никифоровичем, он любимец Его превосходительства… — полицмейстер выждал паузу, отерев уголки рта салфеткой, и вновь потерпел поражение. Спокойствию Витольда Львовича можно было позавидовать. — Но вряд ли вы знаете, что он частый гость в доме Аристовых.
— Знаю, Павел Мстиславович об этом недавно обмолвился. Рассказал историю, которую ему поведал полицмейстер из Сундыри. Право, не знаю, оттуда ли перевели Его высокородие, но предположил, что…
— Правильно предположили, — перебил собеседник, — его Александр Александрович из Сундыри вытащил, к себе приблизил. А этот провинциал себе на уме. Раньше-то в любимцах Николай Соломонович ходил. (Миху вдруг почудилось, что Петр Андреевич слишком увлекся аперитивом, прежде чем принесли закуски.) Еще бы, дворянин древней фамилии, герой войны с ордынцами.
— И давно Константин Никифорович с Аристовыми дружит? — прервал его Витольд Львович, пока захмелевший полицмейстер не ушел совсем далеко.
— Уж года два как.
— Вместе с тем Аристов не сказал ему о моем визите.
— Простите? — на круглом лбе полицмейстера появилась морщина.
— Я наведался давеча к Павлу Мстиславовичу, имел с ним интересный разговор. Рассказал о Пере.
— Зачем?
— Хотел развеять подозрения. Думал, что Его превосходительство вызывает меня именно по этому поводу, ожидал неприятной беседы, но Аристов не поделился итогами нашего разговора. А это наводит на размышления…
— …что он виновен, — заключил Петр Андреевич.
Мих совсем не каждую мысль успевал ухватывать, а тут еще вкусности такие перед ним (только-только принесли знаменитый страсбургский, или «нетленный», пирог, которого никогда в жизни пробовать не доводилось). Но все же начинало складываться у него ощущение, что эти двое друг друга очень хорошо разумеют, как говорят в народе, с полуслова. Один начинает — другой подхватывает. Оно и понятно. Витольд Львович — умнейший человек, Петр Андреевич тоже не дурак, чурбаны даже по протекции высокой в полицмейстеры не выбиваются.
— Очень все странно, — Меркулов подпер щеку кулаком. — Павел Мстиславович выглядел слишком уверенным в своей правоте. А стушевался лишь когда я о Пере ему рассказал и продемонстрировал его.
— Действительно, непонятно, — Его высокородие отложил вилку.
Миху бы тоже оторваться: господа сидят, смотрят друг на друга, точно без слов толкуют, один орчук ест. Но не мог полукровка остановиться. Чувствовал, как живот пухнет, тяжело под сердцем становится, но продолжал чудный пирог есть.
— Прошу прощения, Петр Андреевич, нам ехать надо, — Меркулов поднялся на ноги, кланяясь.
— Полноте, Витольд Львович, вы же почти ничего не ели.
— Нам пора, надо еще много чего сегодня успеть.
— Ну что ж, тогда не смею задерживать, — едва склонил голову Петр Андреевич. — В случае чего можете быть уверены в моей поддержке.
— Шпашибо, Ваше вышокородие, — с набитым ртом проговорил Мих.
— Всего доброго, — усмехнулся полицмейстер.
Выбрался из ресторации орчук неторопливо, как инвалид, с войны пришедший. Натертые ноги болят, набитый живот к земле тянет, в голове неразбериха полная. Ковыляет, сам пирог дожевывает, а Витольд Львович (магию родную применил, что ли?) бричку уже поймал и рассказывает, куда ехать надо. Пришлось поспешать.
— Мих, не толкайся.
Сели — орчук в самом благодушном настроении, Меркулов, напротив, подобен грозовой туче: брови сдвинуты, губы сжаты, лоб нахмурен. И буркнул, даже вроде как неодобрительно:
— В последнее время все ко мне в друзья набиваются.
— Разве то плохо? Добрый друг лучше ста родственников.
— Если это и вправду друзья, — ответил Витольд Львович. — Пока же — все больше видимость. К примеру, тот же самый Петр Андреевич.
— Согласен, хоть человек учтивый да самых расприятных манер, но про него у меня опасение существует, — сказал Мих медленно, еле дыша от всего съеденного.
— Аристов свои услуги предложил, великий князь товарищество практически навязал, теперь этот Петр Андреевич… Все время мне кажется, что я — маленькая муха, находящаяся в большой паутине. И идет игра на жизнь, а я единственный, кто правил ее не знает.
— А что вы, господин, про Аристова говорили, будто проверить его хотели?
— Я подозревал, что у Аристова существует определенная сила в нашем ведомстве, а он нечаянно проговорился о Константине Никифоровиче, сам того не подозревая. Вот и сделал ход. По моему разумению, он должен был рассказать все своему другу, а уже полицмейстер — поведать все Его превосходительству. Так бы я выяснил про связь Павла Мстиславовича и Константина Никифоровича.
—
