– Спасибо, Сократ, – робко сказал Родриго Грубиан. – Мне только удивительно, почему у рыцаря в руках дубинка, а не меч.
– Может, он просто забыл меч дома, – проскрипел Сократ. – Такое ведь случается, не так ли?
Родриго Грубиан пристыженно потупился и снова принялся репетировать взмах марионеточной дубинки. У него получалось всё лучше и лучше, хотя он сам не решался это признать.
– Кроме того, – сказал Сократ, – дубинки смешны, а мечи не особо. Бог знает отчего это так. Во всяком случае, не нам это изменять. Пьеса и без нас достаточно слабенькая. Я сожру собственный хвост, если Эфраим Эмануэль Дик сможет рассмешить короля.
Родриго Грубиан опустил марионетку. Он рад был бы сыграть меланхолическому королю более весёлую пьесу, но времени шлифовать историю уже не было. Представление должно было начаться через несколько минут, и Родриго Грубиану было дурно от волнения. Но тут ничем не поможешь. Они должны были отработать спектакль и затем вернуться к своему главному делу – поиску Малыша.
– А что будет, – внезапно обратился Родриго Грубиан к Сократу, – если я на сцене ошибусь?
Он пока не мог думать ни о чём другом, и, если вам хоть раз приходилось испытывать волнение перед выходом на сцену, вы его поймёте.
– О, не беспокойся, разбойник, – прохрипел Сократ, рассеянно глядя на марионетку дракона подле себя. Она была размерами как раз с него. – Пьеса Эфраима Эмануэля Дика станет только лучше, если в ней что-то пойдёт не по плану. Любая ошибка сделает её веселее, поверь мне. – Попугай смиренно вздохнул и клюнул марионетку дракона. – И всё равно никогда не бывает так, как я себе это представлял, – просипел он. – Вспомни хотя бы о наших жалких попытках предвидеть собственную историю. Сегодня утром я всерьёз ожидал, что в ней объявится дракон. Настоящий дракон, понимаешь, разбойник? Тот, который изрыгает пламя и серный дым. И что?
Сократ опять качнул клювом марионетку дракона. Да он бы скорее сожрал свой хвост, чем рассчитывал на появление настоящего дракона.
– А вместо него в нашей истории есть лишь эта деревянная кукла, которая не умеет летать. И что это я себе вообразил? Марионетка есть марионетка, а больше ничего! Куклы в вагончике ровно ничего не значат. Они лишь намёки на самих себя. – Попугай сверкнул глазами на Родриго Грубиана. – Сократ ошибался, разбойник! И он не стыдится признаться в этом!
Родриго Грубиан снова заставил куклу рыцаря кивнуть. Ему казалось, попугай был неправ, когда считал себя неправым. На его-то взгляд, марионетки всегда что-то значили, как и истории всегда что-то значили, даже если ты не знал, что именно. Но высказать всё это уже не было времени. В театральном зале перед сценой уже началось движение, и Родриго Грубиан от волнения покраснел до корней волос.
Зал и правда был уже полон. Слышался гул голосов и шум сдвигаемых стульев. Зрители перешёптывались и покашливали и с ожиданием посматривали на занавеску между двумя башнями намалёванной на фанере крепости.
Собрался весь придворный штат – слуги, горничные, садовники, охранники и рыцари в скрипучих доспехах. В самом первом ряду сидели астролог рядом с генералом, генерал рядом с поваром, а повар рядом с банщиком. А у подсвечников уже стояли слуги, готовые потушить свет сразу же, как только будет освещён Проказбург. Ибо за окнами к этому времени уже стемнело. Во владениях короля Килиана наступил вечер.
– Король Килиан Последний! – возгласили в дальнем конце зала, и мгновенно весь придворный штат смолк.
Все стулья разом сдвинулись, как будто были одним-единственным стулом, и с единым шорохом все зрители кукольного театра встали и повернули головы.
Короля Килиана внесли на его креслотроне. Он был слишком меланхоличен, чтобы передвигать собственные ноги, обутые в комнатные туфли. Он бессильно свисал между подлокотников, золотая корона у него на голове сползла набок, а двое вспотевших слуг несли его креслотрон. Придворный медик Падрубель и ушастый лейб-слуга Килиана сопровождали это шествие по центральному проходу зрительного зала, и лейб-слуга переводил слабый королевский лепет умело как никогда.
– О НЕТ! – ревел он. – КАК МНОГО ЛЮДЕЙ! НЕЛЬЗЯ ЛИ МНЕ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД В МОИ ПОКОИ? ПОЖАЛУЙСТА! МНЕ СОВЕРШЕННО НЕ ДО ВЕСЕЛЬЯ! ПАДРУБЕЛЬ? О-ЙЕ!
Однако придворный медик был полон решимости исцелить короля средствами искусства кукольников и шёл рядом с орущим лейб-слугой так, будто не слышал королевских жалоб. Он остановился, только когда шествие поравнялось с первым рядом и вспотевшие слуги опустили креслотрон Килиана в устье прохода.
Падрубель наклонился к королю.
– Вы должны сказать несколько слов, мой король, – шепнул он.
Килиан одарил его мрачным взглядом. И выдохнул что-то такое, что даже Падрубель понял, а лейб-слуга прокричал на весь зал:
– НАЧИНАЙТЕ УЖЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДА ПОСКОРЕЕ ЗАКАНЧИВАЙТЕ!
Тут слуги погасили в зале свечи, остался гореть свет лишь на сцене, и папа Дик вышел вперёд, вооружившись листком бумаги, на котором записал вводные стихи. Он основательно откашлялся перед тем, как прочитать. И затем произнёс следующее:
Высокий король, прекрасный дом, мы прибыли сюда верхом — вообще-то на ослах,
