ты понимаешь, что она тебя на убой заманила, или нет?
— Да она не виновата… просто этот диковатый мужик… топор в меня метнул, когда я уходить уже хотел, сволочь!
— Вот за это мы его и зарезали. Ты, к слову, страшную вещь с его животом сотворил. Мы его забили почитай из жалости, у него живот во внутрь завернуло и позвоночник перебило, как ты так ударил? Волшебник! Кой чему вас оказывается в ваших школах магических всё-таки учат.
Чуть помолчали.
— Ладно, добили вы этого ублюдка… а остальное то зачем, насильничать, дом сжигать.
— Чтобы помнили. — Голос Грегори на этой фразе потерял всю свою пьяную бесшабашность, прозвучав весьма грозно. — Должны помнить о том, чтобы не смели убивать добрых наёмников, которые к ним по-божески отнеслись. Мы же им платили за еду, в дома не врывались, девок, конечно, пару попортили… но те сами виноваты, словно специально у наших палаток ходили, чертовки… должны помнить, в общем, что нельзя убивать нас, а иначе молва пойдёт, что наёмник всё стерпит, что о наёмника можно ноги вытирать и не платить ни черта… эх, как же ты молод ещё парень, не нюхал ты ещё того дерьма, что ждёт тебя впереди! Ой, не нюхал!
Грегори встал неуклюже, но резво, подобрался к пологу палатки.
— Щас Вильмаха позову, это он тебя штопал, а я помогал, так что… будь благодарен шоле…
И вышел, оставив Шэна в полном астрале из мыслей и усталого оцепенения.
«Как же паршиво, боже… как же паршиво это всё! Я же лечил её… а её тятя всё испортил… ох… но я же ни в чём не виноват… не виноват же?»
Глава 10 — Путь
Утро, следующий день. Бескрайний лес неизвестно где, и вообще, в этих краях один только чёртов лес кругом, изредка попадают озёра и реки, горы, холмы и поля… но по сравнению с лесом это ни что, лес вездесущ, могуч, и полон проклятых насекомых, диких тварей, и не стоит засыпать в нём одному. Никогда.
Шэн идёт в отряде, среди прочих наёмников. Идёт бодро, хотя глаза слипаются, он силится показать, что не обуза, потому что вчера крупно так обосрался. Вильмах пришёл к нему в палатку, хотя обычным солдатам палатки не полагается вовсе, это привилегия десятников, или главаря, но Вильмах выделил одну старую палатку для Шэна, и с первых слов войдя туда вчера вечером, он заявил:
— Я зря надеялся на тебя. Те деньги, что я спустил… два десятка золотых, ты хоть представляешь КАКИЕ ЭТО ДЕНЬГИ, малолетний ты ушлёпок?! Все эти легенды про всесильных магов очередной праздный трёп, вы на деле ничего из себя не представляете! Как вообще можно было додуматься подставить спину? И это когда я вложил в тебя ДВАДЦАТЬ ЗОЛОТЫХ?! Да я лично насру на твой труп, если ты умрёшь, и любого встречного, кто будет гордо орать по округе, что он, видите ли, маг, я напичкаю арбалетными болтами, и тоже обосру его труп, ты меня понял?
«Словно мне не плевать на других магов, я среди них вообще калека…» — подумал Шэн, но сказал совсем иное:
— Простите, главарь, я крупно облажался…
— Простите… я облажался… СУКА! — Вильмах сплюнул. — У меня рука так и тянется к молоту, чтобы раскроить твою никчёмную черепушку, в которой и без того зияет пустота… эх…
Вильмах всё сказал, и сразу как-то сдулся. В полном латном доспехе он выглядел внушительно. На груди намалёвана кабанья харя, шлем с рогами висит на тесёмке на поясе, а изо спины торчит рукоять внушительного двуручного молота. Кроме молота оружия на нём нет, не считая шипованных латных перчаток, что само по себе весьма грозное оружие…
Сейчас Вильмах с видом аскета, познавшего всё дерьмо мира, смотрел куда-то сквозь пространство и время. А Шэн молчал, да и нечего ему было говорить, лежал на спине, едва живой, забинтованный с ног до головы, и с каждым мигом всё больше стыдясь самого себя.
— Ладно… — взгляд Вильмах более осознанным сделался, смотрел он на Шэна теперь даже без тени уважения, просто как на мясо. — Теперь ты будешь обычным наёмником, будешь шагать как все, а не ехать в повозке, будешь жрать вместе со всеми, и спать на общих лёжках вместе со всеми, и… надо научить тебя пользоваться хоть каким-то оружием, а то толку от тебя… конечно при таком раскладе ты можешь сдохнуть в любой момент, ну а какому наёмнику легко живётся? Это риск, но, если ты сможешь выжить, значит не зря я отдал за тебя такие деньги! Значит будешь иметь право на привилегии… а до первого боя ты обычный наёмник, пыль под ногами, кровавая смазка для заточенного железа, уяснил?
— Да…
— Тогда выползай из палатки в сторону общих лёжек, сейчас же. И не смотри на меня так, мне плевать как ты это сделаешь.
Вильмах вышел. А Шэн тяжко вздохнул и пополз.
Дополз до общих лёжек, пару наёмников заметило его и помогло братскими пинками, он в ответ вывернул ближайшему голень наизнанку. Больше никто не пинал. И вообще, в лагере так тихо стало, только неудачный наёмник болезненно мычал. И в этот момент Шэн заметил странное… Руфус пополнился силой… ненамного, но маны стало больше, хотя рядом никакого природного источника нет, да и ни магической твари, ни другого чародея, никого, кто источал бы силу… а в Руфусе теперь плещется треть резерва. И в этот миг Шэн вспомнил, что вчера вообще-то истощил печать до дна, но после топора под лопатку и его удара по животу дикого мужика, печать его так же пополнилась, он заметил это за несколько мгновений до отключки. И сейчас вновь немного силы пришло в печать.
«Неужели она реагирует на боль… но в рунной книге не было упоминаний об этом, ни строчки… но и на живых людей такие печати не наносят, обычные люди не обладают таким контролем, чтобы высвободить силу из печати на собственном теле и НЕ сжечь себя изнутри… и мне это с трудом удаётся… а тут такой сюрприз, неужели боль способна пополнять Руфус?»
В своих мыслях предположениях Шэн смог убедиться вчерашней поздней ночью, когда к нему пришли мстить дружки покалеченного им же наёмника. Вместе с самим неудачником, которому ногу вставили на место, но тёплых чувств он теперь к Шэну не питал. Они подошли к нему в
