срубили, и ты это… не пробуй фехтовать булавой и закрываться от ударов, а то были у нас такие умельцы, остались без рук, и мы их добили потом после боя, чтобы не мучались всю оставшуюся жизнь. Булава оружие не для фехтования, максимально тупое, но при этом простое и эффективное. Ничего мудрить не надо, всего два удара. Сверху с замахом, или с боку от плеча. Бей со всей дури и тут же отступай, уворачивайся. Если уйти от удара не выходит, то прикрывайся наручем, но это знаешь… тоже в крайнем случае, потому что отрубить конечно не отрубят, но кости размозжат в пыль, потом можешь их благополучно из перчатки вытряхать вместе с посиневшим студнем вместо пальцев, понял?
Шэн лишь кивнул, хотя не понял и половины, судорожно пытаясь осмыслить, когда его будут учить орудовать булавой и сражаться.
— Вот и молодец! — Ханс улыбнулся щербатой улыбкой и ушёл. А Шэн проводил его взглядом и остался стоять на небольшой полянке. Лошадь смотрела на него с интересом. Постепенно темнело. И до Шэна стало доходить, что кажется обучать его бою никто не собирается.
— РА-А-А-А-А-А!
Что чувствует человек, когда его хотят убить? Убить прямо сейчас. И с яростью бегут это делать. Что чувствует в этот момент Шэн? Страх. Дикую панику, смешанную со смехом. Откуда взялся смех – не известно, но он определённо присутствовал.
А в это же время волосатый детина замахнулся на него мечом, с диким ором. Он бросился на него, и занёс клинок так высоко, что всё его тело выгнуло назад, и в то же время рот продолжал истошно вопить, распространяя во все стороны капли слюны, показывая Шэну гнилые зубы, и дрожащую гортань. Он наблюдал как сжимаются мышцы врага, как меч опускается на него откуда-то сверху, намереваясь если и не разрубить его на две неровных половины, то уж точно раскроить его черепушку. И ему было страшно, и ему было смешно. Неожиданно для самого себя он покрепче сжал булаву и ткнул ей вперёд, на манер шпаги, с хрустом ломая волосатому детине нос.
Удар мечом Шэна так и не настиг. Булаву вывернуло из рук. Детина свалился на него, они оба упали на землю, и тут же детина вцепился грязной ручищей за голову Шэна, с силой дёрнул за волосы.
Не успел Шэн осознать ситуацию, как детина уже сидел сверху, распространяя страшную вонь чего-то прокисшего, он одной рукой тянул Шэна за волосы, заставляя его шипеть и вытягивать шею, а другой рукой подносил кинжал к его глотке, при всё при этом с лица детины стекала кровь, и пузырились кровавые пузыри, он хрипло дышал, а нож всё ближе продвигался острой гранью к напрягшейся шее.
«А руки то свободны!» — вспомнил Шэн, и не успел клинок коснуться кожи, как взметнулись вверх две латные перчатки, объятые белым дымком. Сам Шэн не успел ничего понять, и волосатый детина не успел ничего понять, а латные перчатки Шэна с лязгом встретились, причём встретились, минуя на своём пути такую преграду, как заросшую густыми сальными волосами голову детины, проламывая кости, во все стороны раскидывая крошево черепа и серые сгустки мозгов.
На лицо Шэна приземлился значительный кусок черепушки, вместе с одним глазом и шматом склизкой серой жижи. Парня скрутило и тут же вырвало, он сбросил с себя волосатую тушу и согнувшись к земле знатно блеванул. С хрипом и кашлем, отплёвывая изо рта рвоту, Шэн поднялся, ощущая в руках тупую боль – сильное перенапряжение мышц, доходящее чуть ли не до судорог.
С огромным трудом выпрямившись на дрожащих ногах, он окинул взглядом трупешник детины, лежащий на животе, просвечивая расколотой дыней. Шэна чуть не стошнило ещё раз, но он чудом сдержался. Отдышался, и пару раз хорошенько пнул ещё тёплый, но жутко вонючий, труп бандита.
А это был бандит, и стоило Шэну поднять глаза и осмотреться, как он подметил направленные на него внимательные и слегка удивлённые взгляды наёмников. Из двенадцати их осталось восемь. В сече полегло четыре наёмника.
Кто-то продолжал скулить в этой берёзовой роще, что неожиданно окрасилась рвотой и кровью.
***
Один из наёмников отошёл к скулящему трупу, замахнулся молотом и с хрустом приложил по волосатой спине. В ответ заверещали, а наёмник ещё раз размахнулся, и с улыбкой на устах, опустил молот точно на скулящий затылок. Хрустнуло. Больше никто не скулил. Оставшиеся наёмники перевели на меня взгляд, снова. Один из них, стоящий с краю, и в руке держащий небольшое копьё, спросил у меня хриплым, с сильной отдышкой, голосом:
— Ты… убивал раньше?
— Нет, никогда. — Я вдруг вспомнил школу, клубы пыли… — Не лично… не своими руками.
— Хаха… да, чтобы вот так убивать руками… я такого ещё никогда не видел, малец!
Другие наёмники вокруг засмеялись, кто-то из них поддержал шутку:
— Ты своими руками только член теребить мастак, Кладий!
Смех стал громче и заливистей, я сам не заметил, как расхохотался вместе со всеми, и почему-то от этого смеха стало легче, словно усталость и боль в руках перестали на миг занимать все мои мысли.
— Ты маг, парень… верно? — спросил меня наёмник с копьём, тот, кого мигом ранее назвали Кладием.
Я ответил не сразу, так… словно само отношение к магам меня почему-то стыдило.
— Да, четвертого ранга.
Смех вокруг как отрезало, на меня смотрели искоса, теперь они переглядывались между собой, им явно хотелось поговорить без меня, но обо мне. И Кладий единственный, кто не стал переглядываться с другими, а напротив посмотрел на меня с хмурой задумчивостью.
— Почему Вильмах отправил тебя с нами, зачищать бандитов? Ты бы мог пригодиться, наверняка, в чём-то другом. — Он не нашёлся сказать в чём конкретно я могу пригодиться, потому что явно этого не знал. Я первый маг в их отряде, и уверен, что наёмники вообще редко имеют с нами дело… с нами… интересно как давно я стал относить себя к магам и почему от этого мне так противно?
— Так почему, парень, ты здесь, а не в тылу? — повторил свой вопрос Кладий, немного переиначив его, и так не дождавшись от меня ответа видимо решив для себя, что я не совсем понял вопроса.
— Вильмах… — и что он? Сказать правду, что я крупно напортачил, и меня отправили сюда
