Умытая и причесанная, насколько позволяли длинные неухоженные патлы цвета грязного воронова крыла, она выглядела просто прехорошенькой. Этакий, знаете, восточный тип красоты, который не портят смуглая красноватая кожа, высокие скулы и непривычного разреза глаза. Хотя для русского глаза не очень-то непривычного…
— Я индианка, — просто объяснила спасенная, правильно поняв интерес к ее внешности. — Мы — индейиы-чероки из племени Хромого Бизона. Наша резервация совсем рядом, в тридцати милях. Я училась в городе, когда произошла Катастрофа. А потом все это… ну… война и все такое… Хуже всего стало, когда белые ушли, и тут развелись банды мародеров… Сегодня нам с Джоном не повезло…
Сергей и Мэгги переглянулись.
— А какое сегодня число? Какой день? — спросили они, не сговариваясь, почти хором.
— С утра было двенадцатое, — улыбнулась бескровными губами девчонка. — Двенадцатое октября, четверг.
— Три месяца! — застонала Мэгги, отчаянно вцепившись в рукав Извекова. — Больше трех месяцев! Нам тут нельзя задерживаться ни на минуту!
— Вы о чем? — с интересом переводила взгляд с одного на другую юная индианка. — Я что-то упустила?
— Погоди, — отмахнулся Сергей от стонущей фэбээровки. — Не вяжется что-то… Катастрофа, война, эвакуация… Многовато для трех месяцев получается…
— Да про что вы? — рассердилась раненая. — Какие три месяца?..
— Какой сейчас год? — внутренне замирая, перебил ее парень. — Две тысячи…
— Пятнадцатый, — спокойно ответила девчонка. — А вы бы какой хотели? И вообще, может, кто-нибудь объяснит мне, с каких таких небес вы свалились?..
Глава 16
— Вам мат, ваше превосходительство!
— Не превосходительство, а всего лишь высокоблагородие, — ворчливо заметил Кирилл Наметнов, придирчиво изучая абсолютно безвыходную ситуацию на карманной шахматной доске, которая приютилась на краешке столика, сплошь заставленного консервными банками и бутылками из-под газировки, заваленного огрызками яблок и хлебными корками. — Историческую литературу читать нужно… Смотришь — пригодится.
— У нас не пригодится! — безапелляционно отрезал майор Старожилов, откидываясь на подушку и забрасывая руки за голову. — Сам посуди, Кир: какие из нас с тобой благородия, да еще высоко? Рвань, ср… и дрань…
— Ну, ты это брось!
— Что брось? — подскочил на полке Юрка. — Ты посмотри, чем личный состав занимается!
— Чем?
— Водку жрет!
— В этом есть и ваша вина, господин майор…
— Ага, моя лично… Куда нас тащат? Подальше от Москвы?
— Наше дело, Юра, выполнять приказ…
— Даже если приказ тупой?..
— Прекратили бы вы, ваши благородия, трепаться! — донеслось с верхней полки, где майор Ахметшин читал очередной роман Сушкова, уже затертый до дыр, несмотря на новизну. — В шахматы резались — тишь, гладь и бла-алепие! Закончили — опять сцепились, как два бультерьера… Дайте почитать спокойно, пожалуйста. Новую партию начните там… Или покурите лучше где-нибудь в тамбуре…
Последний совет показался Наметнову более чем резонным, хотя он уже второй год как бросил курить. Застегнув на груди форменную рубашку (вдруг кто из подчиненных встретится), он отодвинул дверь купе и вышел в коридор.
Поезд с частью боевой техники и личного состава дивизии застрял на огромной узловой станции крохотного уральского поселка, похоже, надолго, поскольку никаких подвижек не происходило с прошлого вечера. Множество путей были забиты составами, в основном из товарных вагонов и платформ с контейнерами, хотя наличествовали целых три военных: наметновский и еще два. Свободной оставалась лишь одна колея, по которой то и дело проходили пассажирские поезда, все окна которых были залеплены бледными лицами обывателей.
— Вот те на. Военное положение наоборот, — проворчал Кирилл, открывая вагонную дверь с молчаливого попустительства проводника, лениво листающего что-то в своем купе с открытой дверью, и, опустив подножку, спрыгнул на грязную щебенку железнодорожной насыпи, — никаких тебе литерных, зеленая дорога пассажирским…
Мытарства начались больше недели назад, когда, споро погрузив технику и имущество, дивизия согласно приказу, поступившему из Москвы, покинула базу и отбыла к месту новой дислокации. Когда и где должен был закончиться этот «Дранг нах Остен», вряд ли знал и сам командир, генерал-майор Евстигнеев, настолько все было окружено секретностью. Просачивались мутные слухи, что финишировать танкисты должны то ли в Забайкалье, то ли в Приморье, хотя верить им вряд ли стоило. Пункт назначения мог находиться в любой точке на протяжении всего Великого сибирского пути…
Увы, секретность не всегда сопряжена со скоростью.
К исходу девятого дня пути состав преодолел всего лишь две тысячи верст, буквально прогрызаясь сквозь заторы товарняков, продвижение которых к цели после краха мировой валютной системы потеряло всякий смысл. Мало того, приходилось уступать дорогу всем пассажирским поездам, с настойчивостью леммингов[51] шнырявшим и на запад и на восток. Казалось, экономические потрясения, подвергнувшие в шок столицу и вообще большую половину мира, никак не касаются жителей провинции, не желающих упускать возможность летнего отдыха где-нибудь подальше от дома.
«После нас, — думал Кирилл, провожая взглядом экспресс Новосибирск-Адлер, — хоть потоп… Как верно сказано».
Действительно, июльский кризис, оставивший без сбережений москвичей, здесь, в отдалении, почти не ощущался. Да, цены на все поднялись, но не так уж сильно, жизнь по-прежнему кипела, заводские трубы дымили, и никто не собирался, завернувшись в простыню, ползти своим ходом на кладбище. Глядя на неторопливую и размеренную жизнь главной России, разительно отличающейся от суматошной и истеричной столицы, Наметнов испытал стыд за свои минорные настроения при отъезде. В конце концов, жизнь не кончается с крахом зеленого спрута, запустившего свои щупальца везде и всюду. Россия-матушка и не такое переживала в бесконечном марафоне своей тысячелетней истории.
«Овощей свежих купить, что ли?» — подумал Кирилл, ныряя под вагон.
Совершал он деяние строго-настрого запрещенное всеми правилами поведения на железной дороге. Чего только стоили выцветшие плакаты, развешанные кое-где, своей невнятной угрозой «Уважайте труд уборщиц!» могущие вогнать в ступор любого не в меру впечатлительного человека. К последним Наметнов себя не относил. Представив, как осложнит жизнь местных уборщиц, вынужденных соскребать с рельсов его бренные останки, если поезду как раз сейчас приспичит тронуться с места, он только хихикнул.
Миновав таким образом полдесятка многоколесных гусениц, застывших на рельсах, Кирилл уже видел из-под очередного вагона перрон, по которому суматошно носились взад и вперед вокзальные торговки с корзинками, сумками и тележками, как его кто-то окликнул из вагона, под которым от только что проскочил:
— Кирилл?! Ты, старый!..
С Серегой Авдошиным, майором внутренних войск, когда-то в далеком уже январе девяносто пятого вытащившим контуженного Наметнова, тогда еще капитана, из неохотно занимающегося коптящим пламенем Т-80, они не виделись страшно сказать сколько времени. По крайней мере, установить это точно старые приятели не смогли, да и не особенно напрягались. Достаточно того, что судьба-индейка свела их, подтверждая известную пословицу о том, что «гора с горой не сходится…», чуть ли не на половине их пути.
В отличие от того, которым следовал Кирилл, авдошинский состав двигался в противоположном направлении — с востока на запад.
— Ты бы видел, какой кипеж сейчас по всей Сибири идет! — заговорщически понижая голос и оглядываясь, возбужденно рассказывал вэвэшник своему знакомцу, так неожиданно обретенному вновь. — Всех срочников и контрактников снимают… Ну, ты понял… Заменяют резервистами и переформировывают. Теперь всех наших «зэка» охраняют сплошь дедушки пенсионного возраста, а все, кто помоложе… Ну, ты понимаешь… Похоже, что в столице кто-то, — майор многозначительно взглянул вверх, в безоблачное августовское небо, — большой заварушки ожидает. В девяносто первом тоже так загоношились, но поздновато — не успели… В девяносто третьем тоже. Летом девяносто восьмого началось что-то похожее, но не понадобилось, а сейчас загодя готовятся. Я прав? Как ты думаешь?
— Да кто его знает… — Наметнов не стал посвящать приятеля, которого не видел давно и не знал, чем тот дышит, в свои смутные догадки и предположения. — Что-то такое в воздухе чувствуется…
— Нет, ты послушай!..
Сергей горячился, приводя такие факты, за которые, окажись тут поблизости компетентные люди, по головке бы точно не погладили. Но чего бояться битому-перебитому краповому берету, прошедшему огонь, воду, плен и разве только медные трубы не познавшему?
