Праздник и место его проведения были связаны с анонимной богиней: «Тальтиу, дочь Маг Мор («Великой Равнины») благородной — дочери Эоху сурового, сына Дуй — слепца; — она приходит во главе войска Фир Болг — в Каилл Куан после великой битвы».[423 - Metrical Dindshenchas, IV, 147; Rennes — Rev. celt,, 16, 5a.]
Некоторые религиозные обряды, совершавшиеся в это празднество, были запрещены христианством: «Три кражи с помощью предательства, — которые запрещает Св. Патрик: — кража быка под ярмом, убиение молочных коров — сожжение хлевов, убиение (?) первенца».[424 - Metrical Dinshenehas, IV, 156.]
По случаю Лугназада в Теллтауне, также, устраивалась ярмарка,[425 - O'Curry, Mann., III, 530.] во время которой организовывались лошадиные бега,[426 - Rev. celt, XV, 312.] а иногда даже женщины соревновались между собой в беге.[427 - O'Curry, op. cit, 538.] Жители Лейнстера, со своей стороны, все три года справляли «праздник Карман»,[428 - См. наст. изд. стр. 174-175.] который выпадал на день Лугназада, на календы августа, в шестой день того же месяца, в качестве погребальных игр в честь Карман. Он действительно заслуживал подобного почитания: некогда Тальтиу раскорчевала лес вокруг ее будущей могилы.[429 - Metr. Dind., IV, 148-150.] Считалось, что празднование этого праздника обеспечивало обилие хлебов и молока, поскольку Карман покровительствовал плодородию, а также брал всех участников празднества под свою защиту, предохраняя от набегов из других провинций.[430 - Livre de Ballymote, fol 193 sqq.; O'Curry, III, 528.]
«Самайн»
Наконец, в Самайн, 1 ноября, «рыба, пиво, орехи, колбаса — вот, что положено в Самайн — огонь в веселом стане на холме, — сбитое молоко, хлеб и свежее масло».[431 - K. Meyer, 49.]
Это был самый важный праздник в году, который начинался с воспоминаний о лете и проводов лета, знаменуя собой начало зимнего шестимесячного периода (до Бельтайна). Празднество длилось семь дней,[432 - La maladie de Cuchulainn, — Ogam, X, 286, § L] отмечавшихся играми, обильными пиршествами, и королевским пиром, на котором отведывали мяса откормленных за год свиней. В этот праздник сюзерену платили подать и приносили дары;[433 - Arch. f. Celt Lex., II, 366, 978.] версия «Старины Мест» из Маг Слехт указывает еще на то, что помимо всего вышеперечисленного: «Ему (идолу Кромм Круаху) бесславному, — должны были они убить своих несчастных первенцев, — с множеством стенаний, опасностей (?), — пролить их кровь вокруг Кромм Круаха; — молока и хлебов, — вот чего они тотчас просили, — треть их хороших плодов, и велики были ужас и шум».[434 - Meyer — Lutt, The Voyage of Bran, II, 302, 4-5.]
Если верно понять содержащуюся в тексте аллюзию, речь шла не о принесении в жертву младенцев, как весьма часто полагают, но, скорее, детенышей домашних животных.
Особое значение праздника Самайн состояло в собраниях королей, вождей и народа: «Всякий человек из уладов, не пришедший в Эмайн, в ночь Самайна терял рассудок: на следующее утро ему делали курган, готовили могилу и могильный камень».[435 - Ogam, XI, 61.]
В ту же самую ночь друиды возжигали огонь, что сопровождалось запретом, под страхом смерти, зажигать какой-либо другой огонь прежде огня короля. Но главным образом устраивались веселые пиры, и всеобщее опьянение в Самайн является распространенным мотивом в эпических текстах.
Такие торжества с обильными возлияниями иногда заканчивались очень печально: в Самайн у уладов не больше сил, чем у женщины во время родов,[436 - Thurneysen, Sageh Aus dem alten Irland, 21.] и случалось, король на нем подвергался «ритуальному умерщвлению»: его топили в бочке с вином и живьем сжигали в королевском доме.[437 - Ogam, VII, c. 38 и Rev. celt, 23, 396-430.] Самайн печально знаменит, в особенности тем, что является в Точности тем моментом, когда открывается сид и «все сверхъестественное устремляется наружу; готовое поглотить людской мир».[438 - M.-L. Sjoestedt, op. cit, 71.] Бессмертное приходят в мир людей, а герои получают доступ в сид: в этот краткий период происходят сраженья, браки людей с обитателями сида, уплата всевозможных долгов. Бога и герои, в частности, Кухулин, умирают в Самайн; все мифологические сражения, как, например, «Битва при Маг Туиред», все знаменательные мифологическо-эпические события концентрируются вокруг него, в нем обретают свое предвестье и в нем же — свой эпилог: кажется, все время словно бы сжимается в нем. Впрочем, в эпосе временная протяженность значит не больше, чем протяженность пространственная: когда Кухулин был поражен птицами из Другого Мира, он проболел один год, но эта болезнь опечалила тех, кто о нем заботился, лишь на несколько дней, в противоположность тому, что вышло с Браном, чье путешествие длилось многие века.[439 - См. наст. изд. стр. 211-212.] Не следует ставить кельтам в упрек их хронологическую непоследовательность и беспорядочность: они ничего не означают.
Мысль и наука друидов, разумеется, не чуждалась такого представления о времени: всякий праздник являлся итогом, был самодостаточен; он образовывал полный цикл, замкнутый временной период, приравниваемый к вечности мира богов с той же легкостью, что и к краткой человеческой жизни. Один день и один год имели одно и то же временное значение; Дагда, одолживший свое подземное королевство сыну Мак Оку на один год и один день, потерял его на все времена,[440 - Cath Finntraga, ХII-ХIII.] а король Финнахта. давший Лейнстеру отсрочку по выплате борома[441 - См. выше.] на один день и одну ночь, на деле, отказывается от него безвозвратно.[442 - Silva Gad., I, 404.]
III. ВРЕМЯ И КАЛЕНДАРЬ
Но время человеческое и время мифическое очень отличались одно от другого, и друиды, разумеется, не приминули познать и научиться управлять человеческим временем по его жестким законам, то есть, с помощью календаря. Кельтские праздники устанавливают превосходное деление религиозного и литургического года с учетом равноденствий, и у нас нет оснований не доверять Цезарю, когда он повествует о том, что: «Кроме того, они много говорят своим молодым ученикам о светилах й их движений, о величине мира и земли, о природе и о могуществе и власти бессмертных богов».[443 - Caes. B. G., IV, 14. — Пер. M. M. Покровского.]
Помпоний Мела указывает: «Друиды заявляют, что они знают величину и форму земли и мира, движение небес и звезд и то, что хотят боги».[444 - Pomp. Mela, III, 3.]
Имеются и более точные указания, — согласно Цезарю: «Галлы исчисляют и определяют время не по дням, а по ночам: день рождения, начало месяца и года они исчисляют так, что сперва идет ночь, а за ней день».[445 - Caes. B. G., XI, 18, 2. — Пер. M. M. Покровского.]
И согласно Плинию: «Они определяют свои месяцы и годы по луне, так же, как и свои века, протяженностью в тридцать лет».[446 - Plin. Nat. Hist, XVI, 249.]
Ирландия также вела отсчет по ночам: aidche Samria, «ночь Самайна», — так порой указывается в текстах; wythnos, «восемь ночей», pym-thegnos, «пятнадцать ночей», — говорят по-валлийски, чтобы обозначить неделю или две, тогда как по-бретонски «назавтра» будет antronoz, «по ту сторону ночи». Кроме того, галлы называли себя сынами темного бога Диспатера (Dispater): «Галлы все считают себя потомками [отца] Дита (Dis Pater) и говорят, что таково учение друидов».[447 - Caes. B. G., XI, 18. — Пер. M. M. Покровского.]
Установлено, что галльский календарь, обнаруженный во фрагментах в Колиньи (Эн) в конце прошлого столетия, представляет многочисленные структурные и лексические соответствия с данными, полученными в Ирландии, что только усиливает впечатление единства учений. В частности, в галльском календаре, реконструированном с большим трудом, обращает на себя внимание одна совсем короткая фраза: (trinoux (tion) Samon (i) sindiu (os)), которую мы уже предложили переводить как «три ночи Самониоса (Самайна) [начинаются] сегодня».[448 - Ogam, IX, 337-342, pi. 1.] Более того, в этом лунно-солнечном календаре единицей времени всегда выступает ночь, а расположение месяцев и лет в нем прекрасно согласуется с веками друидов, протяженностью в тридцать лет, о которых упоминает Плиний.
