"Я довольно долго не мог заснуть и выкурил несколько трубочек, не помню уж сколько. Короче говоря, у меня вообще не осталось спичек. И представьте же мое изумление, когда я проснулся и ощутил, что в комнате светло. Я увидел свет еще до того, как открыл глаза. Это чувство, вероятно, знакомо всем: оно возникает когда лежишь с закрытыми глазами, а в комнате горит свеча или лампа. В конце концов я открыл глаза и увидел, что ставни, которые я закрыл еще с вечера по рекомендации моего друга, приотворены и что через образовавшуюся щель в комнату просачивается лунный свет и падает мне прямо на лицо. Но я был твердо уверен, что вечером крепко-накрепко запер ставни, я ведь задвинул засов… Но, быть может, я ошибался… Как бы там ни было. в душу мою закрался червь сомнения… Мне ужасно хотелось спать. Я полежал несколько минут с открытыми глазами, но свет был столь ярок, что не дал бы мне смежить веки, поэтому я встал, подошел к окну, поднял раму и закрепил пружину, которая должна была ее удерживать в таком положении, затем я наклонился, чтобы закрыть ставни, но… они не поддавались!
Я ничего не мог понять… Ведь ветра не было и в помине… Комната моя расположена на первом этаже. Следовательно, какой-нибудь злоумышленник мог проникнуть в сад. Вероятно, он-то сейчас и удерживал ставни, хоронясь во мраке. Мне пришли на память рассказы госпожи Гомеш Кристо, и я прошептал:
— Эй! Если снаружи есть кто, лучше уносите ноги, не то вам плохо будет!
Не успел я произнести свою угрозу, как пружина, удерживавшая раму над моей головой, то ли лопнула, то ли сорвалась и рама всей тяжестью рухнула мне на затылок, едва не задушив меня.
Я был вынужден долго сражаться с упрямым окном, прежде чем смог освободиться. Звать друга на помощь я не хотел, ибо опасался, что он посмеется, застав меня в столь нелепом положении. Выбравшись из ловушки, я укрепил оконную раму как следует и отправился осматривать сад и ворота, выходившие на улицу. В саду никого не было, улица тоже казалась абсолютно пустынной. Ночь выдалась на удивление тихой, луна сияла на черном бархате небес, и при свете ночного светила я понял, что заблуждался. Стало совершенно очевидно, что никто не удерживал ставни снаружи, что мне это просто показалось. Что же касается рухнувшей вниз оконной рамы, то это был просто несчастный случай… Я решил, что спросонок действовал не слишком точно и недостаточно хорошо закрепил раму; так бывает при внезапном пробуждении. Что же поделаешь, сам виноват…
Я осторожно притворил ставни до отказа, задвинул засов, еще раз потряс ставни, дабы проверить самого себя, опустил раму и лег в кровать. Однако уснуть мне никак не удавалось, отчасти потому, что у меня дьявольски болел затылок, а отчасти и потому, что кровь бешено пульсировала в моих венах, я ощущал какую то смутную тревогу.
Вот так, ворочаясь с боку на бок, я и увидел, что в комнате происходит нечто невозможное и устрашающее: прямо у меня на глазах ставни медленно приотворились, потому что засов сам собой отодвинулся в сторону… А ведь я прекрасно помнил, сколько труда я приложил, чтобы задвинуть его до конца, да еще i старался изо всех сил сделать это тихо, чтобы он не заскрежетал и не перебудил всех в доме. Но и это было еще не все! Внезапно из-за моей кровати донеслись какие-то новые странные звуки, заставившие меня похолодеть от страха: там кто-то рассмеялся старческим скрипучим смехом. Да, да, кто-то смеялся надо мной! Но кто это был? И как он оказался в комнате?
— Где вы? И кто вы такой? Что вам здесь надо? — вопрошал я, сжимая кулаки от страха и злости.
Ответом мне был лишь громкий стук в стену, в дверь, в пол. И эти удары каким-то непостижимым образом отдавались во мне. Внутри я ощущал пренеприятнейшую дрожь… В комнате, кроме меня, явно никого не было: ни животного, ни человека — никого, кроме меня, дрожавшего мелкой дрожью и обливавшегося холодным потом при мертвенно-голубоватом свете луны. Внезапно какая-то неведомая сила заставила меня сорваться с кровати и опрометью броситься в сад. Я даже не подумал предупредить друга об уходе, я не подумал его разбудить, я вообще в те мгновенья ни о чем не думал и вряд ли что-нибудь соображал.
Итак, я выскочил в сад, как был, в одной рубашке и брюках, без шляпы и без сюртука. Я размахивал руками, как сумасшедший, и мчался вперед, куда глаза глядят, не разбирая дороги. Не стоит и говорить о том, что мне даже в голову не пришло закрыть за собой дверь. Чтобы добежать до дома моего отца, мне понадобилось буквально несколько минут, ибо я несся как ураган!"
Далее следует рассказ самого хозяина дома, господина Гомеша Кристо:
"Когда приятель закончил излагать свою историю, я некоторое время хранил молчание просто потому, что собирался с мыслями. Я слышал, что наши университетские преподаватели что-то говорили о коллективных галлюцинациях, но не слишком-то многое понял из их разговоров, да и, сказать по правде, не очень-то верил в правдивость этих историй. Я не мог ничего объяснить моему другу, ибо сам пребывал в недоумении. Однако больше всего меня поразило в его рассказе то обстоятельство, что и стук, и прочие таинственные явления происходили при лунном свете, а ведь я считал любой свет врагом химер и фантасмагорий, ибо он их уничтожает. Я обратил внимание друга на сие весьма существенное обстоятельство.
— Да, но свет-то был особый, лунный, ведь я сжег вечером все спички, так как много курил. Но, уверяю тебя, я видел своими собственными глазами, как раскрывались ставни. Они раскрывались медленно, как будто их раздвигали две руки, а когда я хотел закрыть их, они не поддавались, и я почувствовал, что тот, кто их удерживает, значительно сильнее меня. А оконная рама, едва не перерубившая мне шею! Ведь она сработала точь-в-точь, как гильотина! Я готов в этом поклясться! А таинственные звуки?! Точно такие же звуки слышала и твоя жена! Она ведь говорила тебе, что по комнате кто-то тяжело ступал, словно таскал тяжелый груз, как там кто-то вроде бы передвигал мебель… Однако ты ничего не слышал! И в этом-то заключается еще одна загадка…
— Ну, нет, — воскликнул я в сердцах, — этому надо положить конец, и немедленно! Сегодня я сам проведу ночь без сна. Я зажгу свечу, возьму револьвер, "^^ ^о сумею достойно встретить этих шутников. Они будут наказаны, и наказаны крепко, клянусь!
Мне-то самому было совершенно ясно, что после скандала, произошедшего после моей эскапады в университете, найдется достаточно недоброжелателей из числа религиозных фанатиков, которые пожелают мне отомстить тем или иным способом. Да и вообще разве мало любителей поиздеваться над первокурсником, к тому же непокорным, среди веселых представителей студенчества Коимбры? Мне хотелось так проучить этих весельчаков, чтобы отбить у них охоту ко всяческих "загробным" шуточкам, ведь у меня была молодая жена и полуторамесячный ребенок, и я не желал, чтобы ик причиняли беспокойство.
Едва сгустились сумерки, я тотчас же устроил засаду в той самой комнате, где накануне ночевал мой друг, но прежде я осмотрел дом от подвала до чердака и запер служанок в их комнатах на ключ. Последняя мера предосторожности была принята потому, что я знал, насколько бывают суеверны и фанатичны женщины из простонародья, а потому я опасался, что мои служанки могут состоять в сговоре со злоумышленниками. Я запасся спичками и свечами, вставил самую толстую и длинную в высокий канделябр, чтобы человек, сколь ни был бы он высок, не смог бы ее задуть.
Моя жена, дрожавшая мелкой дрожью, поставила колыбель с младенцем в ногах своей кровати, чтобы присматривать и за нашим малюткой, и за дверью спальни. Бедняжка еще не догадывалась о ночных приключениях моего друга, но была достаточно напугана тем, что ей пришлось испытать самой. Она знала, что я не верю в сверхъестественную природу странных явлений в нашем доме, и ей было известно, что шутников, если они будут схвачены на месте преступления, ждет суровое наказание. Да, мне объявили войну, и я не собирался сдаваться. Война так война!
Итак, я сидел в большом кресле и читал толстенный труд по юриспруденции. Я почти забыл, по какой причине бодрствую с книгой в руках, а не сплю сном праведника в постели, как вдруг где-то около часа ночи пламя свечи затрепетало, фитилек обломился, упал в озерко растопленного воска, затрещал и погас. В комнате стало темно. Вероятно, мне нет нужды говорить, что с вечера я крепко-накрепко запер ставни и вогнал засов в пазы до упора, к тому же я хорошо запер и окно.
Однако стоило мне в темноте протянуть руку, чтобы найти и зажечь спичку, я увидел, как ставни стали медленно-медленно приоткрываться, и в образовавшуюся щель проникло холодное белое лезвие лунного луча…
Я вскочил с кресла, в два прыжка оказался около окна, поднял оконную раму, укрепил ее и, вытянув вперед руки, но уже не подставляя головы под "нож гильотины", попытался притянуть ставни к себе, чтобы их закрыть. Однако несмотря на то что я старался изо всех сил, осуществить мое желание мне не удавалось! Ставни не поддавались! Казалось, их удерживает в таком положении не один человек, а целая толпа! Напрасно я пыхтел и кряхтел, я был просто бессилен!
