Итак, мы расставили часовых у всех дверей и окон, открывавшихся по собственной воле даже тогда, когда они были заперты на засовы и замки.
Эффект всегда был один и тот же: странные явления повторялись каждый раз, как только мы гасили свет. Когда же свет зажигали вновь, мы находили следы деятельности невидимки (или невидимок), но никогда не смогли увидеть даже тень его руки!
Полицейский, запертый в небольшой туалетной комнате для того, чтобы схватить злоумышленника, чей хохот не раз там раздавался, получил такую взбучку, что едва не умер, а потом едва не разбил себе голову, пытаясь отбиться от невидимого врага. Когда он вышел оттуда, то тотчас же заявил, что предпочтет скорее подать в отставку, чем еще раз сразиться с таким противником. А злоумышленник разбушевался не на шутку: вещи в мгновение ока были выброшены из наших сундуков и
чемоданов и разбросаны по полу руками существа, которое невозможно было застичь на месте преступления! Все наши друзья в различных частях дома слышали стук, треск, крики и смех, но ни разу никто не видел того, кто производил эти звуки.
В этом доме с привидениями не было глубокого подвала, куда можно было бы протянуть электрические провода, дабы устроить злоумышленникам ловушку, а отсутствие в саду достаточно густых кустов не позволило организовать там засаду… Нет, таинственные события происходили на вполне современной сцене, с современными декорациями, именно там разворачивалась драма устрашения. Видимо, кто-то задумал эту театральную постановку для того, чтобы помутить рассудок или просто запугать человека неверующего. Но для чего, спросите вы? Быть может, для того, чтобы показать ему, что сверхъестественные силы по-прежнему опасны и сильны, хотя времена и изменились. Быть может, это было сделано для того, чтобы доказать, что ничтожный смертный, самой судьбой предназначенный стать их жертвой, виновен в том, что не пытается постичь предназначение своей души, что он ничего не знает и упорствует в своем нежелании узнать…
Сказать по правде, я был в ярости от сознания собственного бессилия. Я считал, что будет крайне унизительно повернуться к невидимому противнику спиной и спасаться бегством, ибо сей противник поступал подло, разя из темноты, да еще так, что ни увидеть, ни поймать его было нельзя.
И все же нам пришлось бежать из этого страшного места из-за заливавшегося плачем ребенка и из-за моей жены, едва не лишившейся рассудка".
Вот что пережил лично португальский писатель Гомеш Кристо. Я считаю, что его история вполне достойна встать в один ряд с уже приведенными ранее примерами. Пожалуй, она поражает воображение даже в большей степени, чем история замка с привидениями в Кальвадосе. Но что же представляют собой эти невидимые существа? Каковы они? Разумеется, тем, кто не верит в их существование, остается только одно: объявлять всех очевидцев отъявленными лжецами, но факты говорят сами за себя…
АТМОСФЕРА ЖИЛИЩА
Как я уже говорил, привидения могут проявлять себя по-разному, с различной степенью интенсивности, чаще или реже. История, которую я сейчас расскажу, представляет для меня особый интерес, ибо она довольно близко коснулась меня самого. В ней нет ничего драматического, хотя, конечно, ее героям пришлось получить свою долю страхов, которые сопровождают подобные явления.
Остается ли в доме что-либо после смерти людей, в нем проживавших? Некоторые факты свидетельствуют о том, что нечто и в самом деле остается. Да, и здесь не обходится без иллюзий, ошибок, ложных истолкований и обычного мошенничества, но, однако же, существуют и совершенно непреложные факты, сомневаться в коих совершенно невозможно, хотя и объяснить их столь же сложно, как и факты, имевшие место во всех предыдущих случаях.
Итак, в ночь с 26 на 27 апреля 1918 года в доме N 13 по улице Поль в Шербуре произошло нечто непонятное. Дом этот принадлежит моему доброму другу, доктору Бонфуа, занимавшему в то время пост главного врача в госпитале военно-морских сил Франции. Я жил в этом доме в сентябре 1914 года с женой, моей секретаршей мадемуазель Ренодо и кухаркой. Мы поселились там по любезному приглашению госпожи Бонфуа, которая являлась председателем Общества Красного Креста и Союза женщин Франции. Именно она предложила нам пожить у них в доме и в письме настоятельно просила покинуть Париж, к коему приближалась вражеская армия. В декабре следующего года мы вернулись в Париж и не без удовольствия вспоминали о Днях, проведенных под крышей гостеприимного дома.
Увы, в апреле 1918 года нам вновь пришлось отправиться в Шербур, ибо господин Бонфуа предложил нам укрыться у него в доме, так как было известно, что Париж подвергается бомбардировкам с воздуха и артиллерийскому обстрелу из гигантских пушек, самой грозной из которых была печально знаменитая "Большая Берта".
Должен с прискорбием сообщить, что во второй наш приезд мы уже не застали милую хозяйку дома, ибо госпожа Бонфуа скончалась 25 октября 1916 года. Надо сказать, что во время нашего первого пребывания в Шербуре мы очень сдружились с женой моего друга, и она даже укрепила на стене дома памятную мемориальную дощечку, на которой было начертано, что господин Фламмарион с семейством изволил почтить сей дом своим присутствием в 1914 году.
Господин Бонфуа очень любил супругу и после ее смерти превратил одну из комнат в некое подобие святилища, ибо он поставил туда кровать, на которой она умерла, ее любимое кресло, развесил по стенам портреты, а на буфете расставил безделушки, милые ее сердцу.
Так случилось, что в 1918 году в этой комнате поселили мадемуазель Ренодо. И тотчас же там стали твориться совершенно необъяснимые вещи: кто то стучал, кричал, кашлял, смеялся, плакал, ходил и прыгал… Свидетелями тех событий были две очень трезвомыслящие особы, весьма скептически настроенные, правда, различные по уровню образования и образу мыслей. Я говорю о мадемуазель Ренодо и о нашей кухарке, женщине сдержанной и неглупой.
Я попросил их обеих описать свои впечатления и ощущения как можно более точно, что они и сделали. Итак, я предоставляю слово мадемуазель Ренодо:
"Мы прибыли в Шербур 25 апреля 1918 года. Нас было четверо: господин и госпожа Фламмарион, кухарка и я. С тех самых пор, как господин Фламмарион получил приглашение господина Бонфуа поселиться у него, я все время задавала себе вопрос, как нас разместят в этом доме, где мы три года назад жили чуть ли
не единой семьей, ибо наши хозяева были столь любезны и милы, что готовы были ради гостей пожертвовать всем, чем угодно. Я знала, что теперь положение несколько изменилось, ибо первая жена господина Бонфуа умерла и он женился вторично, не вынеся одиночества. Зная расположение комнат в доме, я очень не хотела, чтобы мне отвели спальню покойной и ее постель, ибо мы в свое время стали с ней подругами и она выказывала ко мне большое расположение. Признаюсь, я очень горевала, узнав о ее смерти, ибо и сама очень привязалась к ней.
Так уж получилось, что мои опасения частично оправдались: мне досталась не комната, но кровать, на которой встретила свой смертный час моя приятельница. Кровать перенесли по указанию хозяина дома из комнаты на первом этаже, где скончалась Сюзанна, в комнату на втором, в которой она жила еще до замужества. Разумеется, выбирать не приходилось, да и на что я могла пожаловаться? Кровать была очень большая, старинная, какие часто встречаются в Бретани, деревянная, богато украшенная резьбой, с балдахином. Вся комната была заставлена очень красивой старинной мебелью из ценных пород дерева, инкрустированной слоновой костью, а на ночном столике и полочках стояли статуэтки и безделушки, которые так нравились госпоже Бонфуа при жизни. Стоял там и любимый узкий шкафчик Сюзанны, где она хранила свои шляпки и белье, а также скамеечка, на которую она становилась, чтобы помолиться. Прямо напротив кровати на стене висел портрет Сюзанны Бонфуа, который можно было бы счесть увеличенной фотографией, настолько было велико сходство с оригиналом.
Признаюсь, войдя в эту комнату, я почувствовала невыразимое волнение. Я вспомнила прошлое. Я вновь увидела подругу такой; какой она была в те дни: счастливой от того, что она вела гармоничную, наполненную смыслом жизнь, ведь она целиком посвятила себя служению добру и справедливости. Внезапно образ Сюзанны изменился, и она предстала такой, какой, вероятно, была в течение двух дней и трех ночей, когда умирала, и эта кровать была ее смертным одром.
Всю первую ночь, с 25 на 26 апреля, я провела без сна и все время думала о моей приятельнице, вспоминала прошлое, размышляла о настоящем и будущем. Кстати, мне в ту ночь немного нездоровилось.
На следующий день я все время клевала носом и думала, что уж на сей раз буду спать как убитая. И действительно, часам к одиннадцати я заснула, причем спала без всяких сновидений, как говорится, мертвым сном.
