смертных грехах. На свою беду, он ещё умудрился в одном из интервью (да, эта ошибка тоже была допущена – человек стал участвовать во всех подкастах, в которые звали) ляпнул что-то про настоящую мужскую красоту. Никто уже и не помнил контекста высказывания, но фразу о том, что «красивее настоящего мужчины ничего быть не может», восприняли неоднозначно. И неважно даже, что у него жена была и ребёнок, – в Сети распространилось мнение о странных наклонностях Васи («ну не будет нормальный мужик столько говорить о своей красоте»). В итоге закончилось всё: и любовь аудитории, и предложения о рекламе, и приглашения на интервью. «Фальстарт» – так это называл Ян. Мне он строго-настрого запретил брать от кого-либо деньги первое время. Я его слушал и просто постил дальше видосы.
К моменту нашей встречи я, конечно, не был в одной лиге с Осокиным, но если всё будет продолжаться такими же темпами, то спустя годок, может, и окажусь где-то рядом. Кто знает? Слушая Анну Бледор, я как раз думал о том, что бы дальше опубликовать, и в один момент застыл как вкопанный. Почувствовал, что моё сердце начало биться настолько быстро, насколько могло. К столику подошла Генеральша с подносом. На нём было четыре одноразовых стаканчика с кофе.
– Вам обеим капучино, а этим… – она равнодушно посмотрела на нас с Яном, – этим взяла американо. Сахар, мешалки – всё тут. Если что ещё надо будет – я на связи.
С этим словами она поставила поднос на стол и удалилась. Я проводил её взглядом. Анна посмотрела на меня.
– Да расслабься ты. Она у нас мухи не обидит. Так… напугать разве что…
Ян сразу придвинул к себе американо и начал засыпать сахар.
– Погоди… То есть тебе ещё хватает ей платить?
– Да не плачу я ей! Ну, точнее, плачу, но там немного. Я ж говорю, она мой кейс. Нашла второго мужа на моих медитациях. С тех пор благодарна.
– А Дебресси? Тварь эта…
– А что она? – Анна пожала плечами, а Виктория продолжила:
– Носилась там со своими знаками Дизака. Её так все и стебали. Да и что вы пристали с ней…
Бледор хихикнула:
– Ага, знаки Шизака… Короче, когда мы запуск отменили, она и отвалила.
– Мне тоже надо было, – Виктория держала в руке капучино, но как будто бы не решалась его отведать, – вела бы сейчас ченеллинг у Мягкой Лапки…
– Да нужна ты ей больно! Там семейные ценности, одна любовь навсегда, забыла? И тут ты со своим дикджампингом.
Ян поднял руку, останавливая женские склоки.
– Кстати, про Лапку. Пробовали с ней связаться? Может, мосты навести какие.
– А то! – Анна махнула капучино и поморщилась, как будто там был не кофе, а нечто горячительное. Впрочем, быть может, просто её напиток горчил. – Я сразу же ей начала писать и звонить…
– И что? – продюсер оживился.
– И ничего… – она горько вздохнула. – Давай хоть с тобой что-то замутим. Коллабу какую или что.
Последние слова были обращены ко мне. Но Ян не дал ответить.
– Погодите-ка вы. Налетели уже! – он поднял руки. – Это мой проект вообще-то. Со мной общайтесь.
– А проекту твоему сколько годочков-то? Может, уже сам за себя говорить будет?
Ян сказал в ответ что-то грубоватое. Ему тоже прилетело нечто подобное, причём сразу от обеих девушек. Я же буркнул какие-то слова про туалет и удалился. Кажется, никто и не заметил моего отсутствия.
25. «Извините, а можно селфи?»
В ПТОЗе выносили мебель. «Первое творческое объединение зумеров» приказало долго жить. Никто толком так и не понял, почему его закрыли. Кто-то говорил, что предприятие стало убыточным, потому что все блогеры малой и средней величины переметнулись под крыло Мягкой Лапки. Другие утверждали, что Осокин распорядился всех разогнать. Ещё было мнение, что Максимилиан чуть ли не банкрот и поэтому финансовых сил на содержание ПТОЗа не осталось. Косвенно это подтверждалось отменой многих планов. К примеру, футбольная команда блогеров с не совсем оригинальным, но зато точным названием «ПТОЗ Юнайтед» так и не появилась на свет – отменили эту затею в два счёта. Также не получила хода линия одежды Осокина с дизайнером Алессандро Пособачьи. Тим, который был фанатом этого модельера, пропал без вести, как только всем объявили, что запуска не будет. Ребекку видели на Бали. Быть может, она устроилась к Ирине Бодироге, а может, и просто укатила отдыхать. Из всех, с кем я общался, работая на Осокина, она (ну, кроме Яна) – единственный человек, с которым мы на связи. Она пишет мне каждый раз, когда у меня залетает очередной ролик. Недавно даже призналась, что я ей всегда нравился. Но о себе девушка решительно ничего не рассказывает. Поэтому даже не знаю, когда и где мы с ней увидимся.
В любом случае после отмены запуска блогеры начали покидать ПТОЗ. В интернете появилось несколько разоблачений Осокина, и бывшие участники объединения собрались в новую организацию. Они стали называть себя «отптозники» и начали собираться в разных коворкингах в спальных районах (где арендовать место было сильно дешевле). Одновременно с этим от дальнейшего сотрудничества отказался молокозавод «Благо-Дарь». То ли они остались недовольны результатами конкурса, то ли не хотели иметь дело с проигрывающей стороной, то ли их заставила свернуть акцию неоднозначная реакция социума. Несколько общественных деятелей высказали идею запретить всю эту активность, и, возможно, играя на опережение, рекламодатели сами остановили конкурс, а заодно и финансирование Осокина.
Я с грустью смотрел на то, как люди в оранжевой рабочей униформе выносят оргтехнику и мебель. Кто-то срывал таблички с кабинетов. Все сновали туда-сюда, как в муравейнике. Огромный портрет Макса валялся на земле, рабочие ходили прямо по нему. Моё внимание привлекла неподвижная фигура в углу. Весь наш опенспейс располагался на одном этаже. Я, собственно, зашёл сюда забрать свои пожитки, коих было немного – пара блокнотов, футболка «Pro Денежки 2.0» (подарили перед вебинаром) и пляжная сумка, в которой я таскал ноутбук. Пробираясь между людьми, разбирающими ПТОЗ по частям, кого-то даже толкая, я добрался до человека, стоящего спиной ко всему происходящему. Уже в нескольких метрах стало ясно, что это Максимилиан. Он смотрел в окно, но, почувствовав чьё-то присутствие, обернулся. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Блогер узнал меня, его губы тронула еле заметная улыбка. Он кивнул в знак приветствия, а потом обеими руками поправил красный галстук на моей шее. Я только в этот момент осознал, что по привычке продолжал его надевать.
Надо было что-то сказать, но я не мог
