Отношения амазонок с гаргареями, живущими по склонам Керавнских гор (под этим именем Страбон в данном случае представляет Северный Кавказ вообще), рисуются Метродо-ром и Гипсикратом как отношения, характерные для племен, живущих в условиях группового брака. Так же, как в VI–V столетиях о савроматах, о гаргарейских амазонках сообщается, что они вырезают правую грудь; сражаются на войне, ухаживают за лошадьми и т. п., Страбон, излагая эти мифические рассказы, относится к ним более критично, чем Геродот или Псевдо-Гиппократ. Он не пытается объяснить рационалистически культовые и мифические факты, а лишь старается оттенить их нереальность и неисторичность, что особенно ярко выступает в его интерпретации легенды о встрече Александра Македонского и царицы амазонок Фалестрии (XI, 5, 4).
Впрочем, к рассказам об аргонавтах и о следах их пребывания во внутренних областях Кавказа, равно как и об Армене — эпониме и родоначальнике армян, Страбон относится с гораздо большим доверием, считая их, очевидно, необходимым «идеологическим» придатком сообщений о варварских народах, вводимых посредством подобных легенд в общеэллинскую семью.
Весьма вероятно, что из того же самого источника, откуда Страбон заимствовал сведения о сираках, живущих на Маныче, и об аорсах на Дону, а также о набианах и панк-санах, другими авторами не упоминаемых и до того, вероятней всего, скрывавшихся под общим именем савроматов и меотов, получены были им сообщения и о племенах кавказского берега Черного моря, расположенного между Колхидой и Боспором, через земли которых совершил свой отход на Боспор Митридат Эвпатор в 65 году до н. э. И Артемидор Эфесский, и безыменные историки Митридатовых войн, которым Страбон доверяет в особенности, повторяя преимущественно имена, названные для восточного побережья Черного моря в перипле Псевдо-Скилака, исключают из их числа кораксов, распространяя на территорию этого племени имя гениохов, которых вместе с зигами и ахеями, занимавшими значительные пространства по берегу к северо-западу от гениохов, Страбон характеризует как довольно дикие и воинственные племена, ведущие оживленную разбойничью торговлю при поддержке царей Боспора (XI, 2, 12) на своих легких, именуемых «камарами» судах.
За именем гениохов Страбон позволяет угадывать для эпохи Митридата по крайней мере четыре самостоятельных племени, ибо у них было четыре царя (племенных вождя), которым, в свою очередь, подчинялись скептухи — родовые старейшины. О том, что имя гениохов являлось собирательным и скрывало за собой другие племена, переживавшие на рубеже нашей эры период бурного этногенеза и территориальной экспансии, подобно родственным сарматским племенам северочерноморских степей, мы узнаем от авторов, описывавших восточный берег Черного моря несколько позже Страбона, в конце I и во II столетии н. э.
Взаимоотношения гениохийских племен с боспорскими и понтийскими греками привели к возникновению соответствующих «эллинизирующих» эти племена легенд; то же самое было в отношении скифов и армян. Их эллинизированные имена — гениохи, зиги, ахеи — стали производить или от Диоскуров, культ которых засвидетельствован Лукианом на кавказском побережье под местным именем Кораков, или от древних ахейцев, заблудившихся на море по окончании Троянской войны, или же, как это делает Страбон, от ахейцев-фтиотов, из числа спутников Ясона, то есть от тех же аргонавтов.
Страбон называет имена мифических возниц Диоскуров — Река и Амфистрата, от которых якобы произошли гениохи (XI, 2, 12). У Солина эти имена звучат как Керкий и Амфит (XV, 17); первое из названных имен позволяет предполагать, что легенда в этой ее версии имела также в виду еще одно из гениохийских племен восточного берега Черного моря, известное с глубокой древности, а именно керкетов. Во всяком случае, наличие различных версий легенды свидетельствует о том, что она разрабатывалась в различных центрах и фигурировала в нескольких друг от друга независимых исторических и географических произведениях. При описании северокавказского побережья Черного моря, примыкающего к Боспору и находившегося в сфере его политического влияния, Страбон называет несколько меотийских племен, имена которых заимствованы им из описания войн Полемона с местными династами за обладание боспорским престолом. Среди них, помимо известных еще из Гекатея дандариев и восходящих к ионийским источникам синдов и торетов, названы агры, аррехи, тарпеты, обиднакены, ситтакены, доски и аспургианы.
Видимо, вслед за Эратосфеном Страбон разделяет Северную Азию на две части — к западу и к востоку от Каспийского моря, принимаемого им за залив Скифского океана (XI, 1, 5). В своем описании восточной части Северной Азии, от Каспийского моря до Северной Индии, Страбон опирается нередко на сведения, исходящие от спутников и биографов Александра Македонского, имена которых он называет сам: Клитарха, Аристобула, Поликлета и других; сообщениями их он воспользовался, вероятно, не непосредственно, а через Эратосфена, послужившего для него также передатчиком сообщений Патрокла и Демодаманта.
Из сочинений Эратосфена и Гиппарха происходит, вероятно, в значительной степени и та критика, которой Страбон подвергает неточные и нередко перемешанные с легендами сообщения писателей эпохи Александра. Однако в его распоряжении должны были быть также и сведения, происходящие из куда более поздних источников, сообщавших о событиях второй половины II столетия до н. э., связанных с экспансией тохарских племен и крушением Греко-Бактрийского царства. Сопоставление соответствующих сообщений Страбона с извлечениями Юстина из истории Помпея Трога показывает, что Страбон мог использовать эту последнюю в качестве своего источника.
Не касаясь тех данных, которые относятся к прикаспийским областям и были уже рассмотрены в связи с обсуждением плавания Патрокла, отметим, что североазиатские пространства Страбон заселяет племенами даев (дагов), массагетов и саков. Для общего обозначения всех этих племен, включающих в себя еще более мелкие племена, имеющие собственные наименования, Страбон употребляет имя скифов (XI, 8, 2).
Скифов-даев, названных также Юстином и Птолемеем вместе с парками в качестве обитателей Маргианы, западная граница которой лежит у него на каспийском побережье, Страбон не прочь породнить с дунайскими даками (VII, 3, 12) и настаивает на том, что имя последних происходит от имени даев. В числе даев он называет апарнов (в другом месте — XI, 7, 1 — названных парнами), имя которых не может быть оторвано от наименования реки Сарния, впадающей в Каспийское море и отделяющей Гирканию от скифской пустыни.
Далее к востоку от апарнов находились территории, занятые ксандиями, или ксантиями, и писсурами, также объединявшимися именем даев, и париями. Наконец, еще в одном месте (XI, 9, 3) Страбон употребляет имя «парны», отождествляет их с ксандиями и париями и выводит их, указывая, впрочем, на то, что мнение это не является общепринятым, из области над Меотидой. Эта локализация изобличает источник времен Александра Македонского, заставляющий реку Оке по отождествлении ее с Танаисом впадать в Меотиду, увлекая за собой и расположенные по ее течению племена.
Такое же механическое соединение разнородных данных обнаруживается при рассмотрении Страбоновой характеристики массагетов, имя которых он также считает объединяющим большое количество разных племен, живущих к тому же в самых различных условиях: на горах, в равнинах, в болотах и на островах. Вслед за этим Страбон воспроизводит Геродотову характеристику массагетов во всех ее существенных чертах, называя даже реку Оке (или Яксарт), на которой они живут, Араксом (XI, 8, 6).
В остальном же эта весьма реальная и детальная характеристика быта живущих в разнообразных естественных условиях среднеазиатских племен, в отдельных чертах совпадающая с этнографическими деталями характеристики аргиппеев у Геродота, восходит, быть может, скорее всего, к Демодаманту, который подчеркнуто говорит о различных народах, сближая их образ жизни со скифским. Таким образом, имя массагетов на них распространил, может быть, уже сам Страбон.
То же самое проделывает Страбон и с саками, из числа которых он выделяет как наиболее известных, в связи с предпринятой ими в середине II столетия до н. э. экспансией в южном и западном направлениях, асиев, пасканов, тохаров и сакаравлов (XI, 8, 2). Три первые из названных имен в таком же порядке повторяются у Птолемея (VI, 12, 4), поместившего их в Согдиане, между Оксийскими горами и северной частью русла Яксарта, и наименовавшего их ласками, патиями и тахорами.
Сообщая далее некоторые факты из истории саков, Страбон относит к ним то, что Геродот рассказывает о воевавших с Киром массагетах (XI, 8, 5). В особенности же любопытно, что Страбон связывает с саками те походы в области Кавказа и в Мидию, которые Геродот приписывает европейским скифам. В частности, Страбон относит к сакам легенду об уничтожении мидянами (вместо которых у него фигурируют персы) варварского войска на пиру (XI, 8, 4) — событие, которое Геродот связывает с Киаксаром и скифами, пришедшими из Европы.
