Если согласиться с тем, что географические сочинения Мелы и Плиния основывались преимущественно на латинских источниках — мнение, которое, однако, не так легко было бы обосновать ввиду недостаточности прямых данных, с одной стороны, и многочисленных следов использования греческой литературы, с другой, — то пришлось бы принять, что эти латинские источники представляли собой компиляции греческих периплов и землеописаний, возникших, вероятно, в большинстве случаев в эллинистическую эпоху, но содержавших данные, восходящие к древнеионийской науке.
«Хорография» Помпония Мелы была составлена не позже 43 года н. э., что явствует из содержащегося в ней указания на предстоящий триумф императора Клавдия в связи с Британской экспедицией (11, 96). Она не только является наиболее ранним чисто географическим сочинением, сохранившимся в латинской литературе, но и отличается при всей ее компактности всеобъемлющим характером. В этом смысле она могла бы быть сопоставлена лишь с «Географией» Страбона, от которой разнится не только объемом и отсутствием интереса к математической и астрономической географии, но также и тем, что Мела не ставит перед собой утилитарной цели. Его сочинение не могло служить для практических надобностей полководца или торговца ввиду отсутствия в нем путевых подробностей и указаний на разделяющие те или другие пункты расстояния. «Хорография» Мелы могла служить поучительным и занимательным чтением, удовлетворяя лишь наиболее общим и отвлеченным географическим интересам.
Характер изложения, да и сам материал, наполняющий «Хорографию», равно как и большей частью далеко не случайные ошибки Мелы, убеждают в множественности и разнообразии его источников. В их числе были перипл, содержавший описание средиземноморского берега, типа перипла Псевдо-Скилака, и землеописание, располагавшее данными, восходящими к «Землеописанию» Гекатея, однако переделанное и дополненное на основании приобретений греческой науки после Эратосфена. Помимо того, текст «Хорографии» изобличает во многих случаях использование ее автором карты, однако не греческой карты типа карты Гекатея или Дамаста, а римской карты-дорожника — образца нового типа географической литературы, возникновение которого обязано всецело потребностям римской военной администрации.
Возникновение подобных карт относится к последним временам республики и связано с римской экспансией на западе и востоке; плодом же этой картографии следует считать знаменитую карту мира (orbis pictus) Випсания Агриппы, начертанную после его смерти в качестве фриза на портике Випсания в Риме по распоряжению Августа. Карту Агриппы следует предполагать и в более доступном для обозрения и пользования виде. Об использовании Мелой карты Агриппы или какой-либо другой подобной ей карты свидетельствует обозначение Мелой некоторых горных хребтов по племенным наименованиям, очевидно надписанным близ графического изображения этих гор (I, 109). Таковы горы Амазонские и Кораксийские на Кавказе.
Некоторые пассажи свидетельствуют о том, что описание производилось с картой перед глазами. Мела, точнее — его хорографический источник, хотя и не без некоторого противоречия, принимает развитую во II столетии до н. э. грамматиком Кратесом Маллотским теорию экваториального океана, соответственно которой вся тропическая зона земной поверхности была покрыта водой океана, отделявшего северную, умеренную зону от южной и жителей Северного полушария от антиподов. Мела также делит мир на две полусферы (1,9 сл.), о которых он в дальнейшем описании не упоминает. Лишь говоря о Тапробане (Цейлоне), известном уже и Эратосфену, и ссылаясь на Гиппарха, Мела высказывает предположение о том, что Тапробан, быть может, и не остров, а оконечность южного материка (III, 153), частично, однако, расположенного в Северном полушарии. В этом мнении соединились, вероятней всего, представления Кратеса об экваториальном океане с более древними подозрениями о существовании на юго-востоке материка, соединяющего Индию с Африкой и обнимающего Эритрейское море.
Общее представление об обитаемой Земле у Мелы построено на данных Эратосфена. Средиземное море, Танаис и Нил делят сушу на три материка, описание которых он и дает, следуя первоначально по их внутреннему, а затем по внешнему, океаническому, контуру. Суша, по его мнению, омывается со всех сторон океаном (III, 44), в доказательство чего, помимо ссылки на ионийских географов и Гомера, Мела приводит рассказ, заимствованный из Корнелия Непота, на которого он в этом случае прямо ссылается, о том, что Квинту Метеллу Целеру в бытность его проконсулом Галлии (в 62 году до н. э.) царь племени ботов (у Плиния, приводящего этот же рассказ, вместо ботов фигурируют свевы) подарил несколько индийцев, сообщивших ему, что они занесены были бурей из Индийского моря к берегам Северной Европы. В этом рассказе не без некоторого основания усматривают наиболее древний факт заплыва в европейские воды эскимосов от берегов Гренландии.
О берегах и островах Северного океана, западную часть которого Мела называет Британским океаном, он знает, однако, гораздо больше своих предшественников, будучи, очевидно, в курсе наблюдений и открытий, произведенных во время операций Германика с флотом в районе озера Флево (Зюдерзее) и у северных Геракловых столпов (Гельголанд), о чем подробно сообщает Тацит. Предприятия Клавдия в Британии также, вероятно, помогли расширению географического кругозора римлян. Во всяком случае, Мела, помимо описаний Британии и Иерны (Юверны), называет острова Оркады (Оркнейские острова), Эмоды (Гебридские острова), а также остров Скандинавия (III, 54) в Кодацском заливе (Северное море). Все эти названия известны также и Плинию. Еще далее на восток по североевропейскому побережью Мела знает реку Вистулу (Вислу) в качестве западной границы Сарматии (III, 33). Оба эти наименования могли быть им, скорее всего, заимствованы с карты Агриппы, данные которой повторяют и Плиний, и другие позднейшие источники, воспроизводящие римское административно-географическое деление.
У северных границ Азии, а может быть, и по всему северо-востоку Европы Мела поселяет скифские племена, известные ему под общим именем бельков (III, 36), о которых он упоминает также в связи с определением положения острова Туле, лежащего против побережья бельков (III, 119). В этом имени, так же как в наименовании острова Балция, или Басилея, позволительно, быть может, угадывать отголосок имени позднейшей Балтики.
Северное побережье Азии образует Скифский полуостров, частично пустынный вследствие его недоступности, частично же заселенный дикими племенами, из которых Мела называет скифов-андрофагов и саков. В их соседстве обитают лишь дикие звери. В качестве наиболее удаленного к востоку пункта Мела называет спускающийся к побережью Восточного океана горный хребет Табис, известный еще и Плинию и, видимо, заимствованный обоими авторами из одного и того же источника. Мела представляет его как крайнюю оконечность Тавра, пересекающего, по учению Эратосфена и его последователей, азиатский материк с запада на восток. Ввиду этого имя «Табис» должно быть сопоставлено с наименованием Тапурийских гор у Птолемея, отождествляемых с западными отрогами Тянь-Шаня.
У азиатской части Рипейских гор, на самом севере Азии, Мела помещает гипербореев (III, 36). Подобная их локализация станет понятней, может быть, если представить, что переделку древнеионийской карты, изображавшей Каспийское море в виде замкнутого бассейна; некоторые обозначения, когда оно приняло вид океанского залива, сместились. Так, вероятно, случилось и с гипербореями у Мелы, которые переместились к востоку и очутились по ту сторону залива Скифского океана. Описание же гипербореев Мела производит в чертах, близких к Геродоту, но, исходя из неких параллельных данных, подновленных в эллинистическое время на основании знакомства с северными странами.
Каспийское море, представленное в качестве узкого залива океана, расширяющегося в глубину (111, 38), разделяется Мелой, как и Плинием, еще на три залива: Гирканский, Скифский и Каспийский (у Плиния, ссылающегося при этом на Марка Теренция Варрона как на источник, — Скифский, Албанский и Каспийский). Разделение Каспийского моря на заливы, имеющие свои особые названия и вызывающие представление как бы об отдельных морях, восходит к Аристотелю; промежуточные стадии развития этого представления неизвестны. Однако можно думать, что оно развивалось не без влияния картографии в том смысле, что названия заливов возникали из обозначенных у их берегов наименований племен.
Кавказские горы, для частей которых Мела знает много названий, явно возникших из наименований племен (Мос-хийские, Амазонские, Кораксийские и т. д. горы), прочитанных вокруг изображения Кавказа на карте, представляются как бы частью Рипейских гор; точнее — последние представляют собой продолжение Кавказа к северу (1, 109). Эти горы имеют весьма существенное значение при локализации различных европейских и азиатских племен, явно связанных либо с положением самих гор, либо с изображением стекающих с них рек на карте.
