Плиний застает язигов уже на Дунае, к югу от его устья, и к северо-западу, вплоть до реки Тиссы, где их под именем язигов-метанастов (то есть переселенцев) локализует Птолемей. Проникновение язигов столь далеко к западу и распространение ими своего имени на все пространство так называемой «Старой Скифии» произошло, видимо, во время императора Клавдия, когда Тацит знает их в союзе со свевами в войске вождя одного из германских племен «царя» Ванния. В латинских надписях этого и более позднего времени они фигурируют просто под именем «сармат».
Имя роксоланов вместе с именем язигов упоминает Птолемей, локализуя их, как и язигов, у берегов Меотиды, что позволяет видеть в них такое же сарматское племя, наименованием своим связывающееся с родственными сарматам аланами, в которых Аммиан Марцеллин на основании неизвестных нам данных видит потомков прикаспийских массагетов (XXX, 2, 3).
Как воинственное племя, кочующее зимой в болотистых местностях близ Меотиды (то есть, очевидно, к востоку от Азовского моря, в прикаспийских областях), а летом в открытых степях, описывает роксоланов и Страбон (VII, 3, 17). Он детально характеризует их быт и вооружение на основании рассказа, заимствованного, вероятней всего, у Посидония или Аполлонида, у которых он почерпнул свои сведения о войнах Митридата с крымскими скифами (VII, 4, 3). Однако имя роксолан в качестве племени, населяющего скифский север, он нашел, быть может, уже у Эратосфена, ибо впервые Страбон упоминает о роксоланах в связи с разбором мнений Эратосфена и Гиппарха о соотношении обитаемого и необитаемого пространства на Земле (II, 5, 7).
Во всяком случае, роксоланами в конце II столетия до н. э. были названы те степные скифы, которые под предводительством своего царя Тасия пришли на помощь Палаку, воевавшему против херсонесцев и Митридатова полководца Диофанта. Имя их в форме «ревксиналы» названо также и в декрете в честь Диофанта. В I и II столетиях н. э. роксоланы вместе с язигами фигурируют на Дунае в качестве врагов римлян. Имя «роксолан» употреблялось во II столетии до н. э., видимо, как собирательное для различных мелких сарматских племен. Во всяком случае, в слове «роксолан» мы вправе слышать, с одной стороны, имя «алан», распространившееся во II–III столетиях н. э., подобно имени «сармат», на многие племена Северного Причерноморья, с другой же стороны, в первой части их имени звучит, быть может, имя «рос», которое схолиаст Аристотелева сочинения «О небе» прилагает к скифам и в котором угадывается древнее наименование Волги (Ра), а также и самое имя позднейшей Руси.
В своей критике свидетельств Питея о североевропейских странах и той доверчивости, с которой их принимали Эратосфен и Гиппарх, Страбон опирается на данные, добытые в его время в результате римских походов в Галлию, Германию и Британию, позволивших ему утверждать, во-первых, что Британия, видимо, самая северная из известных обитаемых земель, а во-вторых, что северные пространства к востоку от устья Эльбы должны быть признаны неисследованными и неизвестными (VII, 2, 4).
Все же Страбон располагает весьма детальными сведениями о племенах Северной Галлии, с которыми воевал Цезарь. Он подробно характеризует образ жизни венетов, обитавших в Арморике (в южной части Бретани) и разбитых Цезарем в морском сражении в 56 году до н. э., высказывает предположение об их родстве с североиталийскими венетами — племенем кельтского происхождения (IV, 4, 17) и упоминает об осисмиях, покоренных Крассом, локализуя их в северной части Бретани. Он подробно описывает Западную Германию от Геркинского леса до устья Рейна, а также берег океана от Рейна до Альбиса (Эльбы) с упоминанием реки Амазии (Эмса), впадающей в океан между Рейном и Эльбой (VII, 1, 3). Для описания Германии Страбон пользуется данными о результатах не только походов Цезаря, но и предприятий эпохи Августа — походов Друза вдоль побережья Северного моря вплоть до Эльбы в 12-9 годах до н. э. В связи с последними он упоминает об острове Бурхана (VII, 1, 3) в Северном океане (остров Боркум), взятом римлянами после осады.
Ему могло быть известно, кроме того, морское предприятие, датируемое 5 годом н. э. и упоминаемое в своем «Завещании» Августом, в результате которого кимвры, семноны и другие германские племена попросили римлян о дружбе. Вероятней всего, именно эти события имеет в виду Страбон (VII, 2, 1), сообщающий при упоминании о кимврах и занимаемом ими полуострове на Северном море о священном сосуде, посланном ими в подарок Августу вместе с посольством, которое просили о покровительстве.
Цезарь, дважды побывавший в Британии в 55–54 годах до н. э. и достигший во вторую кампанию реки Темезы (Темзы), своим подробным описанием географического положения острова и быта его обитателей дал в руки Страбона немало материала для критики сообщений Эратосфена и Гиппарха. Однако эта критика была плодотворна лишь в отношении установления более правильного представления о размерах острова, весьма сильно преувеличенных Питеем, на котором основывались Эратосфен и Гиппарх. Что же касается его формы, то Страбон, как и Цезарь, воспроизводит определение Эратосфена, представлявшего Британию в угоду своему стремлению к геометризации в качестве треугольника. При этом Страбон допускает весьма существенную и не совсем понятную по своему происхождению ошибку в определении положения Британии перед европейским материком.
Одновременно с этим выясняется также и совершенная ошибочность его представления о форме и протяжении берега Северо-Западной Кельтики. Так, Страбон замечает (IV, 5, 1), что Британия одной из сторон своего треугольника, составляющей 4300 или 4400 стадий и тянущейся от устья Рейна до Аквитании и Пирены, то есть до самых берегов Испании, обращена к равному по длине кельтскому берегу. Это значит, что Страбон представлял себе кельтское побережье от Пиренеев и до Рейна в виде почти прямой линии, протянувшейся с юго-запада на северо-восток и не образующей ни Бискайского залива, ни значительно выступающего к западу полуострова Бретань.
В другом месте Страбон, правда, говорит о том, что осис-мии и венеты живут на мысу, выдающемся в океан (IV, 4, 1), но тут же оговаривается, что мыс этот далеко не так велик, как утверждает Питей. Необходимо признать, что, критикуя Питея и Эратосфена, Страбон исходил все-таки из тех же самых, что и они, представлений о соотношении размеров Кельтики и Британии, допустив при этом ошибки, которых избежали названные его предшественники, лучше и правильней представлявшие себе кельтское побережье Атлантики и положение Британии перед его северной частью.
Страбон упоминает о нескольких островах близ Британии, называя из них один лишь остров Иерна (Ирландию). Он сообщает о нем еще меньше, чем Цезарь, ссылаясь на свое незнание и дикость его обитателей. Цезарь помещает остров Иерна к западу от Британии, определяя его размеры в половину против нее. Страбон же, характеризуя Иерну как остров, занимающий большее пространство в длину, нежели в ширину, помещает его к северу от Британии (IV, 5, 4) и называет пределом обитаемой земли (1,4, 3), полагая остров Туле необитаемым и не давая веры сообщениям о нем Питея.
На этом исчерпываются знания Страбона о северных странах, основанные на великих открытиях IV столетия до н. э. и значительно пополненные сведениями, полученными в результате римских завоеваний во времена, близкие к началу нашей эры. Страбон не чужд, как мы видим, глубокого скептицизма по отношению к данным своих предшественников и предпочитает отговариваться незнанием там, где они, как считалось, располагали верными сведениями, не пользующимися, однако, его доверием.
Скифский север в сочинениях Помпония Мелы и Плиния
Историко-географические труды, возникшие в Риме в эпоху республики под пером Катона, Варрона и Корнелия Непота, до нас не дошли, а от географических экскурсов «Историй» Саллюстия сохранились лишь сравнительно немногочисленные отрывки. Поэтому очень трудно высказать какое-либо суждение о предшественниках Помпония Мелы и Плиния в латинской географической литературе. Но насколько можно судить по их трудам, географическая наука хотя и развивалась в Риме всецело на основе греческой географии, однако воспринимала греческое наследство своеобразно и далеко не полностью.
Если описательная часть «Географии» Страбона и построена по принципу перипла в угоду традиции, сложившейся еще в ионийскую эпоху, то Страбон все же ни на минуту не забывает о том, что его «География» — это география земного шара. Что же касается Помпония Мелы, а в значительной степени и Плиния, то, несмотря на вводные заявления или на отдельные замечания, разбросанные в «Хорографии» и в «Естественной истории», их землеописания — это, как и у ионийцев, география земного диска, или, точнее, того, что римляне называли «кругом земель» (orbis terrarum).