- Почему вы не пошли провожать вашу кузину? - спросила она.
Клиффорд удивленно на нее посмотрел.
- Как почему? С ней пошел Роберт.
- Совершенно верно, но ведь обычно вы этого ему не передоверяете?
- Да, но я хочу отправить бостонцев - видно, они первый раз в жизни взяли в руки вожжи.
- Так вы не поссорились с вашей кузиной?
Клиффорд секунду подумал, потом с тем полным простодушием, которое больше всего и сбивало баронессу с толку, сказал:
- Да нет, мы помирились.
Баронесса устремила на него взгляд, но Клиффорд начал с некоторых пор побаиваться этих взглядов баронессы и старался быть вне пределов их досягаемости.
- Почему вы ко мне не приходите? - спросила она. - Вы мной недовольны?
- Недоволен вами? Еще не хватало, - сказал Клиффорд, смеясь.
- Тогда почему же вы не приходите?
- Да боюсь снова угодить в заднюю комнату и сидеть там впотьмах.
- Я думала, вам это придется по вкусу, - сказала, не сводя с него взгляда, Евгения.
- По вкусу! - воскликнул Клиффорд.
- Мне бы пришлось, будь я молодым человеком, который явился с визитом к очаровательной женщине.
- Что мне за польза от очаровательной женщины, когда я заперт в этой задней комнате?
- Боюсь, от меня вам везде мало пользы! - сказала мадам Мюнстер. - А я ведь так хотела быть вам полезна.
- Вот и коляска, - заметил вместо ответа Клиффорд.
- Забудьте вы на минуту про эту коляску. Вы знаете, что я вас покидаю?
- Вы имеете в виду - сейчас?
- Я имею в виду - через несколько дней. Я уезжаю совсем.
- Вы возвращаетесь в Европу?
- Вы угадали, и вы должны побывать в Европе и навестить меня там.
- Да, да, я там побываю.
- Но до того, - заявила Евгения, - вы должны навестить меня здесь.
- Ладно, только я уж буду держаться подальше от этой темной комнаты! заявил ее наивный молодой родственник.
Баронесса помолчала.
- Вы правы, вы должны прийти смело... открыто. Так будет гораздо лучше. Теперь я это вижу.
- И я вижу, - воскликнул Клиффорд. - Ах ты... что там с этой коляской! - добавил он тут же, уловив своим привычным ухом какой-то неположенный скрип колес у подаваемого в этот момент к крыльцу бостонского экипажа и бросаясь со всех ног выяснять причину столь серьезной неисправности.
Баронесса, возвращаясь домой одна при свете звезд, спрашивала себя: неужели она так и уедет ни с чем? Неужели она так ни с чем и уедет?
В маленьком кружке, составившемся возле двух джентльменов из Бостона, Гертруда Уэнтуорт сидела молчаливой зрительницей. Сами гости были ей неинтересны; она наблюдала за мадам Мюнстер, как наблюдала теперь за ней постоянно. Она знала, что и Евгении гости неинтересны, что она скучает, и Гертруда прилежно изучала, каким образом Евгения, несмотря на все свое безразличие, свою рассеянность, умудряется сохранить этот чарующий тон. Гертруда тоже хотела бы обрести этот тон; она решила выработать его в себе и желала одного, чтобы - ради большего очарования - ей впредь приходилось как можно чаще скучать. В то время как Гертруда занималась своими скрупулезными наблюдениями, Феликс Янг отправился на поиски Шарлотты, которой ему надо было кое-что сказать. Ему вот уже несколько дней как надо было кое-что сказать Шарлотте. И нынче вечером диктуемая чувством приличия необходимость этого важного разговора окончательно назрела и переросла в радостное нетерпение. Он слонялся по просторному нижнему этажу, переходя из одной пустынной комнаты в другую, и наконец набрел на эту молодую леди в небольшом помещении, именуемом по не совсем понятным причинам "конторой" мистера Уэнтуорта и представлявшем собой тщательно прибранную, без единой пылинки, комнату, где на одной стене выстроились стройными рядами своды законов в потемневших от времени кожаных переплетах, на другой висела огромная карта Соединенных Штатов с теснившимися по обе стороны от нее гравюрами Рафаэлевых мадонн, а на третьей было несколько витрин с засушенными жуками и бабочками. Сидя под лампой, Шарлотта вышивала по канве комнатную туфлю. Феликс не стал спрашивать, кому она предназначается; туфля была очень большая.
Придвинув поближе к Шарлотте стул, Феликс сел, улыбаясь по своему обыкновению, но сначала ни слова не говоря. Задержав в воздухе иглу, Шарлотта смотрела на него с тем робким и трепещущим видом, который появлялся у нее всякий раз, как к ней приближался ее иностранный кузен. Было в нем что-то, удесятерявшее скромность Шарлотты, ее застенчивость; если бы это зависело только от нее, она предпочла бы никогда не оставаться с ним наедине; и в самом деле, знал бы ее иностранный кузен, которого она, между прочим, считала человеком в высшей степени незаурядным, блестящим, доброжелательным, - знал бы он, к каким она прибегала боязливым ухищрениям, чтобы, упаси бог, не оказаться с ним tete-a-tete [с глазу на глаз (фр.)]. Бедняжка Шарлотта вряд ли могла бы объяснить, чем это вызвано, не погрешив против себя или своего кузена; единственное, что она могла бы сказать - вернее, чего она в жизни бы не сказала, - что в таком слишком уж мужском обществе ей не по себе. Поэтому она не испытала успокоения, когда Феликс, сияя восторгом, еще больше подчеркивавшим смысл его слов, начал:
- Моя дорогая кузина, какое счастье, что я застал вас одну.
- Я очень часто сижу одна, - заметила Шарлотта и тут же добавила: - Но я не чувствую себя от этого одинокой.
- Такая умная женщина, как вы, не может чувствовать себя одинокой, сказал Феликс, - ведь с ней всегда ее верный друг, ее прекрасная работа. И он бросил взгляд на большую комнатную туфлю.
- Я люблю работать, - сказала Шарлотта просто.
- И я тоже, - заявил ее собеседник. - Правда, я люблю и побездельничать, но к вам я пришел не от безделья. Мне надо сказать вам одну важную вещь.
- Ну конечно, - пробормотала Шарлотта, - если вам надо...
- Моя дорогая кузина, - сказал Феликс. - Я не собираюсь говорить ничего такого, что не предназначено для ушей молодой леди. По крайней мере так мне кажется. Впрочем, voyons [послушайте (фр.)], предоставляю судить об этом вам. Я без памяти влюблен.
- Но, Феликс... - начала Шарлотта Уэнтуорт очень сдержанно. Однако именно ее сдержанность и не позволила ей докончить фразу.
- Я влюблен в вашу сестру, влюблен без памяти, Шарлотта, без памяти! продолжал молодой человек. Шарлотта опустила на колени вышивание и, положив поверх него свои сжатые руки, сидела, не поднимая глаз. - Одним словом, моя дорогая кузина, я влюблен, - сказал Феликс. - И я хочу, чтобы вы мне помогли.
- Помогла вам? - спросила дрожащим голосом Шарлотта.
- Я не имею в виду вашу сестру, с ней мы прекрасно друг друга понимаем; о, какой у нее дар понимания! Я имею в виду вашего отца и вообще всех, в том числе и мистера Брэнда.
- Бедный мистер Брэнд! - сказала медленно и с такой искренностью Шарлотта, что Феликсу сразу стало ясно: молодой священник не посвятил ее в их недавний разговор.
- Полно вам говорить "бедный" мистер Брэнд! Мне совсем не жаль мистера Брэнда. Мне жаль немного вашего отца; я не хотел бы его ничем огорчить. Поэтому я и прошу вас похлопотать за меня. Как, по-вашему, я выгляжу не слишком неприглядно?
- Неприглядно?! - ахнула Шарлотта, в глазах которой Феликс был олицетворением всего, что есть в джентльменах изысканного и блестящего.
- Я говорю не про свой внешний вид, - сказал, рассмеявшись, Феликс, поскольку Шарлотта упорно смотрела на его ботинки. - Я говорю про свое поведение. Как, по-вашему, я не нарушил законы гостеприимства?
- Тем... тем, что полюбили Гертруду? - спросила Шарлотта.
- Тем, что я объяснился. Потому что объяснение состоялось, Шарлотта; я не хочу ничего от вас скрывать... Оно состоялось. Конечно, я хочу на ней жениться, в этом-то вся и трудность. Я держался сколько мог; но она так пленительна! Она очень необычна, Шарлотта, я не думаю, что вы ее на самом деле знаете. - Шарлотта снова взялась за вышивание и тут же снова его отложила. - Мне известно, что ваш отец мечтал о лучшей для нее партии, продолжал Феликс. - И, наверное, вы разделяли его мечты. Вы хотели выдать ее замуж за мистера Брэнда.
- О нет, - сказала Шарлотта, - мистер Брэнд всегда восхищался ею. Но мы ничего такого не хотели.
Феликс удивленно на нее посмотрел.
- Но ведь речь шла о браке?
- Да. Но мы не хотели выдавать ее.
- A la bonne heure! [В добрый час! (фр.)] Дело в том, что это очень рискованно. С этими вынужденными браками потом не оберешься бед.
- Никто не стал бы ее вынуждать, Феликс, - сказала Шарлотта.
- Я рад это слышать. Потому что в этих случаях даже самая безупречная женщина невольно начинает думать о том, чем себя вознаградить. На горизонте появляется какой-нибудь красавчик, и voila! [вот вам! (фр.)] Шарлотта сидела молча, не поднимая глаз, и Феликс через секунду добавил: Почему вы отложили туфлю? Мне так приятно смотреть на вас, когда вы вышиваете.
Шарлотта взялась за свою многоцветную канву и с отсутствующим видом украсила несколькими синими стежками большую круглую розу.
