Он махнул рукой — и в Валентайна полетели уже новые камни и комья грязи. Только в отличие от первого раза они вполне способны были достигнуть цели, если бы не…
Валентайн даже не пошевелился, но пейзаж мигом утратил краски. Утонул в вязком мареве ледяной тишины, грязь с шипением растворилась на подлете, камни, словно состарившись вмиг, посыпались вниз, разваливаясь на части. Такого поворота явно никто не ожидал, адепты вмиг вооружились магией, но тщетно. Тьма плеснула из реки на берег, поползла к ним, с шипением растворила первое же боевое заклинание, зацепив ногу и форму стоявшего впереди. Он первым взвыл и бросился в раскрытый портал, за ним гроздьями посыпались остальные.
Спустя мгновение на берегу не осталось никого, кроме рыжеволосой девушки. Не без труда я узнала в ней ректора Эстре: слишком юной она была, а еще без агрессивного макияжа и без этого своего снисходительного-надменного выражения, когда дерьмом положено начинать себя чувствовать еще до того, как она откроет рот.
Темная магия потянулась к ней, но она не отступила. Упрямо сложила руки на груди:
— Я хотела тебя предупредить, — негромко произнесла она, глядя на Валентайна. — Но ты не стал со мной разговаривать.
— Мне не о чем с тобой разговаривать. Убирайся. — Его голос напоминал звучание Смерти, холодный и безжизненный, если бы Смерть могла говорить, разумеется.
— Ты хочешь стать одним из нас. Но ведешь себя, как один из них.
— Не твое дело.
— Может быть. Но ты никогда не вольешься в мир светлых, пока будешь противопоставлять себя всем.
— Мне не нужна ваша милостыня и подачки! — Темная магия взметнулась вверх, осыпав крошку песка и камней на Эстре. Она ощутимо побледнела, застыв в каких-то миллиметрах от способной все обратить в тлен темной грани. Побледнела, но не двинулась с места. Портал открыть тоже не попыталась.
— И что дальше, Валентайн? — спросила, глядя ему в глаза. Спокойным, неестественно-спокойным голосом.
Не представляю, сколько их дуэль продолжалась на самом деле, мне же показалось, что вечность. Или мгновение?
Валентайн отвернулся, и берег вмиг обрел краски, цвета и даже казавшийся сейчас невероятно живым лунный свет хотелось потрогать. Чтобы убедиться, что ты все еще жив.
Эстре стряхнула песок с форменного пиджака и шагнула вперед. Видеть ее такой было необычно, непривычно, и вообще. Рыжие тугие колечки волос, сверкающие глаза, упрямо сжатые губы.
— Я, кажется, сказал: уходи, — Валентайн повернулся снова. Брови сдвинуты, взгляд как ночная буря, того и гляди снова хлестнет тьмой. Наотмашь.
— А я не хочу. И я тебе не подчиняюсь. — Эстре зашла в воду прямо как была, в форме. Приблизилась, положила руки ему на плечи, но за миг до того, как она поцеловала бы его, меня вернули обратно в реальность. Мираж воспоминаний развеялся перед глазами, и я изумленно уставилась на стоявшего передо мной Валентайна. Разумеется, того, к которому я привыкла, а не того, кого видела только что.
— Амильена стала для меня своеобразным якорем, — произнес он. — Мостиком между двумя мирами. Да, Лена, мы были любовниками, но друзьями — гораздо больше. И, прежде чем ты выдашь с десяток ехидств по поводу укрепления нашей дружбы, сейчас между нами ничего нет. Не было и в ту ночь. Когда ты заглянула ко мне и увидела ее.
— Правда? — Я сложила руки на груди. — А что, прости, это тогда такое было, если не очередное укрепление вашей дружбы?
— Она ночевала у меня в комнате.
— Невероятно! Как трогательно!
— Потому что я хотел сделать тебе больно. Так же больно, как ты сделала мне. Хотел тебя оттолкнуть, потому что наши отношения ведут меня к краю.
— Хотел? У тебя получилось. Доволен?! Нет больше никаких отношений, которые подведут тебя к краю, а насчет сделать больно — будем считать, что мы в расчете.
Я развернулась в поисках двери, через которую отсюда можно было выйти. Честно — лучше бы он сказал, что бурно трахал ее всю праздничную ночь во всех позах. Это я по крайней мере могла пережить, это, а не то, что он выдал. Все-о-о-о, с меня хватит!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дверь обнаружилась чуть дальше, в небольшом таком флигеле, к которому я и устремилась. Или, почти шагнула, потому что Валентайн перехватил меня сзади и прижал к себе.
— Лена, — выдохнул он, скользнув дыханием и моим именем по коже, как лаской. — Лена. Лена-Лена-Лена… мы с тобой наделали столько ошибок. И я безумно хочу все исправить.
Глава 17
Глава 17
Исправить он хочет!
— Валентайн!
Мне было невыносимо спокойно в его руках. Мне так давно и ни с кем не было спокойно, но оставаться там дальше — значит, предавать себя. Ведь я, по сути, для него девочка, которую можно оттолкнуть. Которую можно приблизить. Которой можно сделать больно. Постфактум сказать, что ты хочешь все изменить — и что?
— А завтра ты опять захочешь сделать мне больно, — отрезала я. — Тот факт, что через несколько месяцев ты попытаешься все исправить, ничего не изменит. Эстре была права, Валентайн. Тебе проще отталкивать всех, чем открыться по-настоящему. Чем перешагнуть через свое прошлое, через свою силу, которой ты придаешь слишком большое значение. Темная магия, может быть, и сильна. Но она не сильнее того, на что способен любой из нас… во имя любви. Прости, но то, что ты мне предлагаешь — не про любовь.
Он разжал руки, и я отступила. Повернулась.
Не стоит убегать, это правда. Я же шла, чтобы расставить все точки над «i» здесь и сейчас. Во время ужина.
— Я перееду в Академию, — повторила я. — Пока, до конца учебного года. Сдам все экзамены, потом найду жилье. И потихоньку верну тебе все, что потратила. Пока могу отдать все, что сейчас есть. Чтобы…
— Считаешь, что я дал тебе магию, Лена, чтобы ты ее мне возвращала?
Он смотрел на меня, и мне невыносимо хотелось вернуться в его объятия. Просто чтобы закрыть глаза и забыть все, что было, но я сказала правду — пока Валентайн не решит, что темная магия — это всего лишь магия, пока он зациклен на планах отца, на черной страсти, на том, что я — попаданка, ничего у нас не получится.
— Не знаю, — я пожала плечами.
— Я знаю. Не для этого. Я никогда не дарил тебе ничего, чтобы потом забрать. Ты ничего мне не должна.
Почему-то от этих слов стало особенно горько. Наверное, гораздо проще расставаться, когда бойфренд истерит и требует вернуть даже трусы, которые подарил тебе для романтической ночи, которая не состоялась. С другой стороны, Валентайн никогда не был мне бойфрендом. Мы просто жили в одном доме, я носила его кольцо. Носила… ношу. Кстати, о кольце.
— В Академии я под защитой. С ректором Эстре я договорюсь, буду либо уходить на время прибытия неприкосновенных, либо что-то еще…
— Я поговорю с Эстре сам. Проблем с переездом у тебя не будет.
Ладно. Хорошо. Он не против.
— Кольцо…
— Кольцо будет на тебе по меньшей мере до завершения слушания. Потом решим, что с этим делать.
— Хорошо.
Я собиралась уйти, но он кивнул.
— Ужина это не отменяет, я надеюсь.
— Зачем? — я все-таки это спросила.
— Я не могу тобой надышаться, Лена, — он почему-то улыбнулся, — но я все же попробую.
Это точно было неправильно, но я все-таки позволила проводить себя к столу, отодвинуть для себя стул. Хотя в наших с ним отношениях все изначально было неправильно, так что теперь. Удивительно, но именно сегодня, на грани расставания, я поняла, что по ощущениям знаю его целую жизнь, хотя не знаю о нем почти ничего.
— Та девочка, — спросила я, когда Валентайн сел напротив меня. — Кто она?
— Элея. Мать бросила ее, когда ей было два с половиной, сбежала с каким-то моряком. Девочку подобрала банда, сначала ее использовали, чтобы собирать деньги — сажали рядом с грязной оборванной женщиной, женщине и ребенку всегда подают лучше. Потом, когда она чуть подросла, лет в пять, она уже промышляла самостоятельно. За хороший «улов» ее кормили и не били. Я оказался рядом, когда она попалась. Мужчина хотел сдать ее стражам, я дело замял. Так Элея оказалась в приюте Женевьев, правда, после основательного разговора со мной. Она сама хотела сбежать от банды, но боялась, потому что тех, кто пытался уйти до нее, находили с перерезанным горлом. Там было много детей, в основном они использовали детей. Они и до нее попытались добраться.
