Казалось, сами небеса благоприятствовали визиту Линды в Москву. Никто заранее не сговаривался, но в результате удивительного совпадения она оказалась в российской столице в то же время, что и семья Салливан из Флориды, приехавшая с тем, чтобы завершить процедуру усыновления и увезти с собой Андрея. Том работал менеджером в отеле. Его жена Роз воспитывала двоих детей — Джона Дэвида и Сару. Убежденные, что живут правильной жизнью, они и сейчас не сомневались, что поступают по совести, и это дало им силы одолеть российскую бюрократию. Россия встретила их не слишком ласково, но они не жаловались.
Наступил день, когда Салливанам предстояло забирать Андрея из дома ребенка № 10. Никогда еще старое здание не принимало стольких гостей сразу. Первой прибыла Сэра, которая и привезла Салливанов. Адель пожелала самолично приветствовать официальных гостей, чтобы никто не смог обвинить ее в отступлении от правил. Следом приехал Алан, рассчитывавший написать продолжение статьи о двух мальчиках. С ним вместе был профессиональный фотограф. Наконец, появились Вика и Линда с Ваней, которому разрешили ненадолго покинуть санаторий, чтобы попрощаться с другом.
Встреча двух мальчиков была очень трогательной, ведь они не виделись целых три месяца.
— Андрюша, где ты был? — восторженно закричал Ваня.
Адель ради такого случая открыла актовый зал. Одну стену полностью закрывала огромная фотография солнечного Средиземноморского побережья с соснами, спускающимися с гор к синему морю. Под фотографией, контрастируя с мрачной обстановкой за стенами зала, по распоряжению Адели поставили накрытый стол с разнообразными салатами и покупными пирогами. Адель суетилась, самолично разнося гостям чашки с уже налитым чаем.
Все шло прекрасно — хотя, конечно, не обошлось без казусов. Восьмилетняя дочь Салливанов, не в силах терпеть пропитавший помещение запах вареной капусты, время от времени выскакивала на улицу глотнуть свежего воздуха. Новые Ванины кроссовки, купленные в Лондоне после многочисленных измерений его ножек, мистическим образом исчезли, и он поневоле был обут в старые розовые ботинки. Адель, которая вроде бы угомонилась, но так и не смогла преодолеть глубокое недоверие к иностранцам, что-то настойчиво шептала на ухо Алану.
— Похоже, эти Салливаны приличные люди, — говорила она, словно требую подтверждения. Но Алан давно ее раскусил и не поддался на провокацию.
— Да, вы совершенно правы… — невозмутимо отвечал он. — Прекрасная христианская семья.
— Они ведь не продадут его на органы, как вы думаете?
— Побойтесь Бога, Адель? С чего бы им это делать?
— Иностранцы всегда так делают. Я в газете читала. Крадут больных русских детей, разрезают их и продают органы для трансплантации.
— Адель, да вы только посмотрите на них. Они верят, что Андрей послан им Божьим промыслом и их долг — дать мальчику хороший дом.
Алан не стал напоминать Адели, что, если бы не Салливаны, которые увезут мальчика в Америку, Андрея ждала бы медленная смерть в российской психушке.
Фотограф стал выстраивать присутствовавших, чтобы сделать общий снимок — в центре две приемные мамы в обнимку с сыновьями, рядом — остальные. Поразительно, но всем сразу бросилось в глаза физическое сходство русских мальчиков и их вновь обретенных родственников. Белокурый кареглазый Андрей был похож на свою новую сестру как родной брат. У Вани были вьющиеся, как у Линды, волосы.
Подобно многим детским праздникам, этот тоже закончился слезами. Плакал Ваня, узнавший, что его друг со своей новой семьей уезжает в Америку.
— Я буду скучать по тебе, Андрюша, — всхлипывал он. Ему было и грустно, и хорошо — оттого, что все взрослые не отрываясь смотрели на них с Андреем. Особенно грел его взгляд обнимавшей его женщины. Он предчувствовал, что она еще сыграет в его жизни не последнюю роль.
Салливаны настояли, чтобы Сэра сфотографировала детей из второй группы. Валентина Андреевна взяла на руки Андрея. Роз обнималась с Аделью, которая радостно улыбалась, наконец-то избавившись от всех своих подозрений. После этого Салливаны унесли Андрея.
“И вдруг я услышала горестный плач, — вспоминала Сэра. — Обернувшись, я увидела Машу, которая, как всегда, сидела в ходунках. По щекам девочки текли слезы. У меня не было никаких сомнений: она поняла, что Андрей нашел семью. В ее рыданиях слышался отчаянный призыв: “Возьмите и меня тоже”. Она знала, что ей никогда не стать центром чьей-то вселенной*.
Следующие несколько дней были посвящены улаживанию формальностей, связанных с усыновлением Андрея. Для Вани и Линды все тоже пока вроде бы складывалось неплохо. Русский судья без колебаний удовлетворил иск об усыновлении Андрея, в соответствии с требованиями американского законодательства мальчик прошел полное медицинское обследование, и американское посольство немедленно выдало визу. Андрей без особых усилий запоминал английские слова и пристрастился к хрустящим колечкам cheerios. Его новые брат и сестра уже души в нем не чаяли.
Салливаны среди прочего засняли на видео, как Андрей открывает для себя Москву. Должен же мальчик знать, откуда он родом! Его свозили на Красную площадь и в Кремль, покатали на речном трамвайчике. Это была экскурсия по родине для ребенка, который понятия не имел, что такое родина. С самого своего рождения, все пять с половиной лет, он видел только четыре стены второй группы дома ребенка № 10 и не только не знал своего города, но даже не слышал о нем.
Прощаясь с Линдой, Салливаны настойчиво рекомендовали ей своего адвоката, молодого человека по имени Григорий, которого им, в свою очередь, рекомендовали в американском посольстве. Григорий сделал себе имя как борец с коррупцией в сфере усыновления. Линда встретилась с ним в крошечной комнатке, арендованной в Министерстве внешней торговли, и Григорий рассказал ей о том, какие колоссальные деньги крутятся, смазывая шестеренки международного бизнеса по усыновлению детей из России. Солидное американское агентство за каждого ребенка берет по тридцать тысяч долларов!
— Если вы позволите мне представлять ваши интересы, то ни единый цент не будет потрачен на взятки, даю вам слово, — заверил Линду Григорий.
Уже пакуя чемоданы перед возвращением в Лондон, Линда еще раз подтвердила свое непоколебимое желание усыновить Ваню. Она уже воспринимала его как члена своей семьи и страшно огорчалась из-за того, что он не получал прописанных врачом ежедневных сеансов физиотерапии. Кроме того, ее беспокоили возможные осложнения с разрешением на усыновление со стороны британских властей. Но ничего, успокаивала она себя, она поговорит с родственниками, они учредят специальный фонд и соберут необходимые несколько тысяч фунтов стерлингов.
Прошло десять дней после отъезда Линды, и вот рано утром Алана разбудил телефон. Звонили из лондонского офиса международного отдела газеты:
— Ваш парень опять на первой странице! Снова будет то же самое? В прошлый раз мы несколько недель не знали, куда деваться от читательских звонков!
— Можете не волноваться, — ответил Алан. — Больше я писать о нем не буду. Он переезжает в Англию. Пусть им теперь занимается отдел внутренних новостей.
Еще через полчаса позвонила Линда. Ее голос дрожал от волнения:
— Фотография просто огромная! Там Ваня с Андреем, я, а чуть позади Вика. Ваня со своими кудряшками прямо ангелочек!
Больше всего ее поразило, что Ваниной истории газета отвела больше места, чем переезду Тони Блэра на Даунинг-стрит, 10 и несанкционированному проникновению посторонних в Букингемский дворец.
На внутренних страницах было напечатано еще несколько снимков, в том числе фото Вани, наголо обритого в психушке. Под статьей приводился номер банковского счета для перечисления благотворительных взносов.
И потек денежный ручеек. В фонд поступали и пятифунтовые купюры от небогатых пенсионеров, и чеки от более состоятельных читателей. Все хотели помочь Ване обрести новую жизнь…
Популярность Вани в Англии все росла, а в России тем временем продолжалось его лечение. Весна сменилась летом, и из санатория № 26 мальчика снова перевезли в больницу № 58. Ему предстояла еще одна операция. Выписали его в сентябре и вернули в дом ребенка. В общей сложности он пролежал в больнице девять месяцев.
