Раньше она страдала душой и телом, теперь же ее душа мучилась больше, чем тело.
Все дни Пьяри проводила всегда в глубоком раздумье. Ничто теперь не удерживало ее у Рустамхана. Она ненавидела его и во всем винила Сукхрама. Почему он не заберет ее отсюда? Рустамхан стал снова прикладываться к вину. Когда он приходил из участка, Пьяри сказывалась больной. Его снова часто навещал Банке, и они подолгу о чем-то совещались.
В один такой день, когда Рустамхан и Банке, как всегда, коротали время за разговором, Пьяри спустилась вниз и стала подслушивать.
— …теперь ты совсем здоров.
— Похоже, что выздоровел.
— А эта твоя поправилась?
— Поправилась, потаскуха!
— Что-то ты не очень лестно о ней отзываешься.
— Что с них взять, все они такие.
— Я тебе раньше говорил об этом. Она же натни. Разве можно им доверять? А ты еще поселил ее у себя. Теперь-то хоть выгонишь?
— Нет, Банке, в ней что-то такое… она мне нужна! Сначала закончи то дело.
— Я готов.
— Нет, нет, — Пьяри будто увидела, как Рустамхан делал предостерегающий жест, — подожди немного.
— Почему?
— Займись пока Дхупо, но только чтобы никто ничего не узнал!
— Не беспокойся.
— Не нравится мне все это!
— Что не нравится?
— А ну взгляни, где Пьяри — у себя наверху? Я начинаю ее бояться.
Пьяри припала к стенной нише. «Дхупо!!! — подумала она. — Ей грозит беда. Но чем я могу ей помочь? Сукхрама нет. А если и придет, с какой стати я буду рассказывать ему об этом? Опять впутается в какую-нибудь историю! В мире сотни мужчин, сотни женщин. Я всех их оберегать не обязана».
В полдень солнце так палило, что казалось, оно сожжет все небо. Пьяри сидела у себя одна. Во дворе, недалеко от окна, примостился Чакхан. Вдруг Пьяри услышала знакомый голос.
— …Хорошо, брат, теперь все позади.
Вспыхнув, Пьяри бросилась к окну. Во дворе стоял Сукхрам, позади него — Каджри.
Он все-таки привел ее! Но теперь Пьяри не испытывала к ней ничего, даже простого интереса. «Как они друг другу подходят!» — подумала Пьяри. Каджри была одета во все новое. Сукхрам казался здоровей, чем прежде. Пьяри вдруг почувствовала себя больной и разбитой. Она не могла побороть в себе чувства растущего безразличия ко всему. Удар по самолюбию заставил ее забыть все желания. Отчаяние овладело ею.
От слабости у нее закружилась голова. Она добралась до кровати и легла.
Каджри и Сукхрам поднялись наверх.
— Кто там? — окликнула Пьяри, хотя знала, кто. — Ты? — С притворным удивлением она села на кровати. — Наконец-то! А я уж думала, что ты покинул наши края.
Она умышленно не обращала на Каджри никакого внимания, но та ничего не замечала. Она вертела головой во все стороны и с любопытством разглядывала убранство комнаты. Сукхрам и Пьяри вместе, не сговариваясь, посмотрели на нее. Сукхрам улыбнулся. Заметив его улыбку, Пьяри вспыхнула от обиды и с мольбой взглянула на него, будто спрашивая: зачем он причиняет ей такие муки?! Но Сукхрам только отвел глаза.
— Каджри! — позвал он с укором.
— Да? — вздрогнула Каджри.
— Ну что ты глазеешь по сторонам?
Каджри смутилась.
— Видишь, вот сидит моя старшая жена.
— Позволь мне взять прах с ее ног! — насмешливо произнесла Каджри и, подражая тхакурани, несколько раз почтительно провела руками по ногам Пьяри, начиная с колен и до ступней. Лицо Пьяри стало пунцовым от стыда. Ей оставалось лишь произнести полагающиеся в таком случае слова: «Пусть улыбается тебе судьба, пусть растет твое счастье! Купаться тебе в молоке, растить одних сыновей». Затем она повернулась к Сукхраму и приказала:
— Садись!
Сукхрам сел на пол, а Каджри осталась стоять.
— Так это и есть твоя Каджри? — спросила Пьяри.
— Это она.
— Хороша! — одобрила Пьяри.
Каджри прыснула и покрыла голову платком.
— Ну а ты что скажешь? — спросил ее Сукхрам.
Каджри отвернулась.
— Что говорить? — притворно смутилась она. — Я не знаю, куда деваться от стыда.
Пьяри нахмурилась и, взглянув на Сукхрама, укоризненно покачала головой.
— Садись, Каджри, — сказал Сукхрам.
— Ах, я и забыла пригласить, — попыталась оправдаться Пьяри.
— Я и без приглашения могу сесть, — безо всякого смущения ответила Каджри. Она казалась беззаботной и счастливой, в ней играло все очарование весны.
— Иди, сядь со мной, моя саут, — позвала Пьяри, показывая рукой рядом с собой, на кровать.
Но Каджри опустилась на пол рядом с Сукхрамом, как будто не считала нужным обращать внимание на слова Пьяри. Она будет поступать так, как ей захочется. Ее решительная поза говорила о том, что она нисколько не смущена присутствием Пьяри.
— Я хотела, чтобы ты села здесь, — недовольно произнесла Пьяри. В ее взгляде горело нетерпение, а еще больше — уязвленное самолюбие. «Как ты посмела ослушаться моего приказа, да еще в моем доме!!!» — звучало у нее в голосе.
— Мое место рядом с ним, — отрезала Каджри.
— Ну что ж, — согласилась Пьяри и покачала головой, словно хотела что-то добавить. Сукхрам понял, что творилось в ее душе. Она признала превосходство Каджри и поэтому пригласила ее сесть рядом с собой. Но Каджри, как настоящий лесной цветок, отказалась сидеть на расшитом фальшивыми цветами покрывале.
— Да, тебя трудно переспорить, — усмехнулась Пьяри. Она попыталась все обратить в шутку.
Но Каджри и на этом не успокоилась.
— Мы бедные люди, хозяйка, нам и тут хорошо. Я не украшу твою кровать, если усядусь на нее рядом с тобой. В шатре я привыкла сидеть на полу, зачем же отступать от своих привычек?
— Что ж, оставайся там, где сидишь, — разозлилась Пьяри. — Воля твоя. — И приступила к делу.
— Без разговора с хозяином не обойтись, — сказала Пьяри.
— Я сам поговорю, — ответил Сукхрам.
— А ты прикидывайся больной, ладно? — добавила Каджри.
— Насчет этого не беспокойся, — улыбнулась Пьяри, погладив ее по голове.
— Значит, ты уже во мне не сомневаешься? — с усмешкой спросил Сукхрам.
— Ты меня изводишь! — недовольно сказала Пьяри.
Сукхрам рассмеялся.
— Не сердись, сестрица. Я все устрою.
— Когда-то ты теперь придешь! Смотри, не забывай, когда пойдешь назад, что ты кому-то задал урок.
— Я ему об этом что ни день твержу, — вставила Каджри.
— Не возьму ее больше с собой. Мне не напастись новых тряпок, чтобы приводить ее сюда. А в старых она нипочем не пойдет.
Сукхрам и Пьяри засмеялись, а Каджри покраснела.
— Она же младшая жена, — мягко сказала Пьяри.
— Ну ладно, нам пора, — проговорила Каджри.
— Еще придешь?
— Позовешь — так, конечно, приду.
Дойдя до дверей, Каджри остановилась.
— В следующий раз не забудь, пожалуйста, втереть мне краску в ноги, — лукаво улыбнулась она.
19
Наступил вечер. С полей и лугов потянулись стада. Пыль, поднятая сотнями копыт, забивалась в ноздри. То там, то тут всплывали тонкие струйки дыма, наполняя рот чем-то терпким и вязким. Надвигающаяся темнота окутала все вокруг легким прозрачным покрывалом, над которым временами стремительно взлетали птицы, словно вырываясь из невидимых тенет. Однотонный и тревожный звук храмовых колоколов окрашивал все вокруг в тусклые суровые тона.
Дхупо сидела дома и беседовала с женой Дина, человека из касты бхарбхуджа. Их беседе, казалось, не будет конца. Дхупо уже успела забыть и о Пьяри, и о Банке. После того как Банке избили, она больше не думала о мести. Жизнь вошла в привычную колею. До прихода Дина обе женщины наговорились досыта. Увидев его, жена тут же покрыла голову краем накидки.
Дин не стал заходить в дом, он сел на пороге. С ним пришло еще несколько человек — друзья.
Прислушиваясь к мужской беседе, жена Дина проворчала:
— Все, теперь уселся, забыл про еду и питье.
Дхупо вспомнила о своем муже.
— Эх, сестрица, — вздохнула она. — Мужчинам есть о чем потолковать.
— Да-да! А лепешки стынут.
Дин не был ни ученым попугаем, ни моряком. Он был всего лишь мусульманином. Под навесом шел разговор о мирских делах.
— Послушайте-ка, я расскажу вам одну историю, — предложил Дин.
Он прочел молитву и громким, проникновенным голосом начал:
— Посмотрите, как играют нами божественные силы! Это они заставили йеменского падишаха совершить паломничество в Мекку. Он отправился туда вместе с сыном. В то время не было обычая брать с собой дочерей, поэтому он оставил свою дочь дома. Но стоило ему уехать, как его визирь задумал черное дело. Принцесса была такой красавицей, что описать невозможно. От ее нежного смеха трепетали лепестки цветов. Куда она ни взглянет, все расцветает, и ночь превращается в день. Стройна принцесса, как молодое деревце! А уж добродетельная была! Пришел к ней визирь и говорит: «Принцесса, приходи сегодня ко мне». А она отвечает: «Возвращайся к себе во дворец и жди моего ответа». Визирь повиновался, ушел, но пораженное красотой сердце не знает покоя. Ядом наполнилось оно, и страсть, извиваясь, как змея, шипела у него в груди. В душе у него пылало пламя. Что делать? Как поступить? И тут к нему в душу и проник демон. Проник и зашептал: «Не жди ответа. Вставай и иди к ней. Силой возьми ее. Разве она сама уступит?» Наконец настала ночь, взошла луна. Она сияла, как лицо принцессы, и визирь не смог устоять и пошел ко дворцу. А принцесса сидела перед зеркалом в своей опочивальне. Вдруг она увидела в зеркале крадущегося к ней визиря. «Что мне делать? — задумалась она. — Отец далеко и братец уехал вместе с ним. Я одна. Если я потеряю честь, как мне потом жить?» И приказала принцесса слугам закрыть ворота, а визиря забросать камнями. Так они и сделали. Пришлось визирю убираться восвояси.
