- Валя, вам что-то угрожает? - спросил Пафнутьев.
- Как и всем нам,- ответила девушка.
- Откуда опасность?
- У вас есть ко мне вопросы? - не отвечая, проговорила красавица.- Давайте приступим.
- Давайте,- и Пафнутьев, соглашаясь с молчаливым предложением Овсова, взял стакан с виски, чокнулся с хирургом и выпил. С некоторым недоумением заглянул в пустой стакан, оставил его и взял протянутую Овсовым шоколадку.
- Простите,- сказал он Вале.- Я немного отвлекся. Итак, вопросы. Овсов рассказывал вам о девочке, которую я только что упомянул?
- Да, рассказывал.
- Как вы объясняете то, что ее до сих пор никто не хватился, никто не ищет?
- Списанная девочка,- Валя затянулась и выпустила к потолку струю дыма.
- В каком смысле? - Пафнутьев отшатнулся, услышав такое простое, спокойно произнесенное объяснение.
- В самом прямом смысле слова, Павел Николаевич. В списанные попадают дети, от которых отказались мамаши. Причины самые разные... Некоторые отказываются по малолетству, если бабе двенадцать, тринадцать, даже пятнадцать лет - какая из нее мамаша? Отказываются. И возвращаются в свои подвалы, на свои чердаки, где их уже заждались юные отцы. Некоторые отказываются от собственных детей по причине полной испитости. Бомжихи часто не хотят забирать детей, беженки всех стран и народов... Ей самой деваться некуда, а уж с ребенком и подавно. Одна она и под мостом переночует... Ну, и так далее,- Валя опять затянулась, потом погасила сигарету о блюдце, в котором Овсов подал конфетки к столу, подняла на Пафнутьева глаза.- Что-нибудь неясно?
- Мне неясно одно... Что вы, Валя, имеете в виду, когда говорите "и так далее"?
Валя некоторое время молча смотрела на Пафнутьева. А потом перевела взгляд на Овсова - как, дескать, быть?
- Говори, Валя,- сказал Овсов.- Раз уж начала.
- Хорошо...- девушка тронула пальцем свою сигаретку в блюдце, передернула плечами, как бы говоря, что, мол, она готова продолжить, но за последствия не отвечает.- Слова "и так далее" означают следующее... Детишки остаются не только от бомжих и пятиклассниц. Остаются и от тех, кто не в состоянии их прокормить или считает, что не в состоянии прокормить ребенка и одновременно обеспечить себе ту жизнь, к которой призывают ваши телевизионные рекламщики, дикторы, дикторши, подохнуть бы им всем! - в сердцах закончила Валя.
- Почему? - наивно удивился Пафнутьев.
- А потому, что они показывают жизнь, которой никто, нигде в мире не живет. И убеждают этих дурех в том, что только такая жизнь и может называться жизнью. И наши писухи покарябанные стремятся к ней, несутся куда-то, ищут вокруг причины, которые мешают им жить такой вот раскрашенной телевизионной жизнью. И, конечно, такие причины находят. Чаще всего получается, что именно младенец стоит на пути к такой жизни. Значит, надо от младенца избавиться. Одни его душат, другие топят, выбрасывают еще живых, некоторые, кто половчее, продают...
- И находятся покупатели?
- Сколько угодно. Покупателей столько, что на всех и младенцев не хватает. Чтобы всех обеспечить, приходится списывать младенцев.
- Это как?
- Наутро после родов матери говорят, что ребеночек, дескать, помер. Она поплачет-поплачет и смирится. А ребеночек жив и здоров, еще покрепче прочих будет. В некоторых городах прошли судебные процессы над торговцами детьми... У нас еще нет. Дело за вами, Павел Николаевич,- улыбнулась Валя и, щелкнув зажигалкой, закурила следующую сигаретку.
- За мной не заржавеет,- заверил Пафнутьев.
- Сомневаюсь.
- Не сомневайся, деточка моя! - сказал Пафнутьев неожиданно жестко, неожиданно холодно, даже Овсов удивленно вскинул брови. Такого тона от Пафнутьева он не слышал.- Скажите мне вот что... Чтобы признать ребенка умершим, нужны ведь и заключения, и экспертизы, и подписи... То есть, в этом участвуют многие люди, я правильно понимаю?
- Почти. Многим в этом деле делать нечего. Достаточно главного врача. А уж он поставит в нужные места своих людей. Доказательств, следов, как выражаются в ваших кругах, не остается. Мертвые младенцы уничтожаются.
- Фамилия главного врача?
- Я не назову ни одну фамилию.
- Почему?
- Жить хочется.
- Кто-то мне постоянно говорил примерно эти же слова.
- Наверное, не только мне хочется жить,- улыбнулась Валя.
- А покупатели? Кто покупатели?
- Спонсором нашего роддома является некий... Простите, вы знаете, кто спонсор нашего роддома. Если вы обратитесь к нему, то это будет... По адресу.
- Чем-то, кроме пеленок и пипеток, он вас снабжает? - спросил Пафнутьев все еще раздраженным тоном.
- Да. Кадрами.
- Ага,- Пафнутьев склонил голову, осмысливая услышанное.- Так. Если я правильно понимаю... Главврач - его человек?
- Разумеется.
Пафнутьев хотел было еще что-то спросить, но тут вдруг увидел совсем рядом покачивающийся стакан с виски, который протягивал ему Овсов. Это была уважительная причина, чтобы промолчать, и он был благодарен Овсову за неожиданную паузу. Пафнутьеву все-таки требовалось время, чтобы осмыслить услышанное, слишком шокирующие сведения прозвучали. Он молча чокнулся с Овсовым, выпил, прислушался к себе и, убедившись, что все в порядке, что виски прибыло по назначению, осторожно поставил стакан.
- Ладно,- сказал Пафнутьев.- Обойдемся без фамилий,
- Я могла бы назвать одну,- смущенно проговорила Валя.- Это наш спонсор, в этом нет никакой тайны. Мы все его любим и надеемся, что он не откажется от нас и в будущем.
Пафнутьев некоторое время смотрел на Валю в полном недоумении - ее слова настолько расходились с предыдущим разговором, что он впал в какое-то оцепенение и только странные жесты Овсова убедили его, что он не совсем сошел с ума - тот показывал на собственное ухо, потом на вентиляционную решетку дескать, в этой связке надо искать отгадку. И Пафнутьев сообразил наконец Валя опасается, что ее слова записываются и могут принести неприятности. Странно, но именно эта маленькая заминка, эта дурацкая опасливость, уверенность, будто они живут в страшном окружении, которое всесильно и всеохватно, больше всего взбесило Пафнутьева.
- Знаете, ребята, кончайте дурака валять! Страшно им, видите ли, боязно им, видите ли! Я на острие ножа, я! А Андрей, мой водитель, вчера вашему спонсору, этому вонючему Бевзлину, в штаны выдавил бутылку мексиканского соуса, который по остроте может сравниться только с серной кислотой. До сих пор, наверное, отмывается ваш любимый спонсор! Но и это еще не все - его белоснежный шестисотый "мерседес" Андрей доверху наполнил говном из городской канализации. И после всего этого прекрасно себя чувствует!
- Этого не может быть,- побледнев, сказала Валя.
Пафнутьев, не говоря ни слова, выхватил из кармана документы Бевзлина, которые передал ему Андрей, и бросил всю пачку на стол.
- Смотрите! Вот его записная книжка со всеми адресами! Вот его удостоверение! Вот его международные карточки, по которым он может, не тратя ни копейки, совершать кругосветные путешествия, жить на виллах Испании и Таиланда! Андрей попросту набил ему морду как последнему шибздику и отобрал все эти бумажки! Это было вчера вечером. А сегодня утром Андреи привез меня сюда и в данный момент сидит в машине и поджидает, пока мы тут с вами перестанем шептаться и на решетки, на дырки, на щели в стенах оглядываться!
Длинным перламутровым ноготком Валя осторожно подцепила обложку какого-то банковского удостоверения и, увидев портрет Бевзлина, подняла на Пафнутьева изумленные глаза.
- Никогда бы не поверила,- прошептала она.
- А теперь, когда поверила, ответь мне, пожалуйста, на три вопроса. Только на три, не больше. Годится?
- Заметано,- кивнула Валя.
- Вопрос первый. Куда идут эти младенцы, кому они нужны в таких количествах, для каких таких целей?
- На запчасти идут. На Запад. На цивилизованный, культурный, благоустроенный Запад. Там люди тоже иногда болеют, а спасти их может только настоящий человеческий орган - печенка, почка, глаза, сердце... Состоятельные люди готовы платить любые деньги... Любые, в самом прямом смысле слова. Оставшаяся часть младенца идет на всевозможные инъекции, сыворотки, выжимки... Некоторым престарелым гражданам какой-нибудь Германии или какой-нибудь Голландии очень помогает. Не всегда, не всем, но помогает. Надежда умирает последней,- без улыбки закончила Валя.
- Хорошо,- кивнул Пафнутьев, хотя вертелись у него на языке десяток уточнений, хотелось ему все выяснить до конца, но надо было соблюдать уговор.Вопрос второй... Как мог ребенок попасть в руки этого пропойцы и прохвоста Самохина?
- Трудно сказать,- Валя повела плечом, словно отгораживаясь от этого вопроса.- Можно только предположить... Дети были подготовлены к отправке, законсервированы...
- Это как? - не удержался Пафнутьев.
- Что-то им вводят в организм, чтобы они какое-то время спали. Другими словами, чтобы вели себя смирно, не кричали, не визжали, не поднимали шум. Мало ли - таможня, досмотр, проверка... А они, возможно, упакованы в ящики, контейнеры... Об этом можно только догадываться. Так вот, дети, возможно, были законсервированы, подготовлены к отправке потребителю или заказчику, называйте его, как хотите... А тут подвернулся Самохин... И он попросту украл ребенка. Это одно из предположений. Другие можете придумать сами.
