Господин Шико пришел навестить своего посыльного на второй день возвращения к жизни. Когда мой внешний вид был чуть лучше, чем в нашу встречу с графом. Во всяком случае, мой лекарь утверждал с самого утра, до прихода посетителя, что выгляжу я — чудесно.
В это утро на мне был длинный теплый, расшитый узорами халат и, теперь можно было не скрываться под одеялом, как во время визита Бюсси.
Я облокачивалась на подушки и, полусидя, приветствовала господина Шико в своем доме.
Он вошел, крадучись, словно кот. С порога осмотрелся и довольно хмыкнув, прошел поближе ко мне, оглядывая комнату пристальным взглядом, будто бы собирался её купить.
— Госпожа Катрин, а вы неплохо расположились! Говорят, это теперь ваш дом? Вот не повезло, я бы и сам приобрел такой!
— Господин д" Анжлер, как же я рада вас видеть!
— И я, дорогая Катрин, признаться, очень рад видеть вас на этом свете. Что же вы так легкомысленно поступаете, заставляя сильно волноваться? И, заметьте, не только меня, — с этими словами Жан-Антуан вытащил из-за пазухи крыса.
— Роки, малыш мой! — воскликнула я, едва сдерживая слезы. Крысенок заводил носиком и бросился ко мне. — Соскучился, глупыш! Спасибо вам, сударь! Вы не забыли о моей просьбе, — благодарила я Жана, тиская крысенка, который почти не сопротивлялся, видимо, действительно, скучал по своей пропавшей хозяйке.
Мой господин сделался очень серьезным и с какой-то не то тоской, не то болью посмотрел мне в глаза:
— Как я мог её не исполнить?
Потом улыбнулся и добавил:
— А ваш малыш весьма прожорлив! Особенно ему понравились мои великолепные кожаные туфли, которыми теперь хорошо муку просеивать!
— О, ужас! — засмеялась я, — Роки, как ты мог?
— По-видимому, с удовольствием, мог! — улыбнулся Жан. — Я очень рад тому, что вы улыбаетесь. Как вы себя чувствуете, сударыня?
— По сравнению с тем днем, намного лучше, — ответила ему, не вдаваясь в подробности. Довольно тяжело ощущала себя на тот момент — постоянная тошнота, рвота и головокружение — упадок сил (как выражался Реми) — за два дня, изрядно утомили.
Он помолчал, а потом спросил:
— Вы хотели — уйти… Но, почему?
'Вот как!? Оказывается, он раскусил мой поступок, догадался, что я не просто так согласилась на эту дуэль. И от этого человека, я хотела скрыться? Да, господин Шико, я вас недооценивала. И как же вы не узнали во мне Катрин в первый же день или узнали?' — мысли пронеслись в голове и заставили сердце стучать быстрее, чем следовало бы. Жан заметил мое волнение и взял мою руку в свою ладонь, нежно поцеловал её, ожидая ответ.
— Сударь, все очень непросто. Я пока не готова к такого рода откровениям. Могу только сказать, что очень заблуждалась…
— А сейчас?
Я пожала плечами, стараясь на него не смотреть. Как можно рассказать ему то, что хотела вернуться на несколько веков назад и не нашла лучшего способа, но и этот оказался совсем никудышным. И, к счастью, всё, так или иначе, обошлось.
— Но вы можете хоть объяснить: от чего бежите, от кого прячетесь, устраивая из своей жизни бесконечный маскарад?
— Господин д" Анжлер, простите меня за то, что я сейчас вам скажу…. Некоторым секретам лучше оставаться секретами, потому что ни вы, ни я не знаем, какую беду может принести с собой их раскрытие, — ответила, удивляясь себе. "Да, послушать меня со стороны, так прямо светская львица. И когда только научилась изъясняться, словно всю жизнь прожила в Париже в 16 веке и не была еще совсем недавно москвичкой? Видимо, обстановка накладывает свой отпечаток, приходится соответствовать", — думала ожидая ответ мэтра.
— Кхм…, Катрин, а вы ведь правы! Действительно, зачем открывать ящик Пандоры?! Но, я могу, хотя бы надеяться, что когда-нибудь узнаю вашу тайну? Я очень любопытен, сударыня, буквально — чрезмерно!
— И, кроме того, вы чрезвычайно — хитры! — улыбнулась в ответ. — Вы тоже ведь совсем не сразу сказали, как вас зовут при дворе.
— Ах, это… считайте, что мы квиты, дорогой мой Антуан! Да и кроме того, мне чрезвычайно приятно слышать из ваших уст мое имя. А то я уже и сам начал его забывать.
— Господин Жан, вы мне еще не рассказали о том, как же вам удалось опознать меня в мужском костюме?
— Легко! По маленьким мелочам, в сущности — пустякам, которые, собственно, отличают мужчину от женщины, — от встал и, прохаживаясь по комнате, усмехался в усы.
— Например?
— Например, — Жан развернулся ко мне, сверкая глазами, в которых плясали смешинки. Мне очень нравилось, когда он был в таком настроении, — походка! Как вы ни старались, моя дорогая Катрин, придать ей мужскую небрежность, она все равно у вас была слишком грациозной. Затем — жесты! Вместо резкости, присущей мужчинам, у вас — женственная пластичность. И потом, вы же почти не пьете вино и, кроме всего прочего, я ни разу не застал вас в обществе дам… Продолжать?
— Спасибо, сударь, этого вполне достаточно. Не ожидала, что так легко окажусь узнанной. Но, почему вы ничего не сказали раньше, не разоблачили?
— Зачем? Вы играли со мной в увлекательную игру, мне было интересно наблюдать за её развитием. Вот только я никак не ожидал, что в неё вмешается Бюсси.
Он снова замолчал, думая о чем-то своем, а потом друг спросил:
— Что вас связывает с графом?
— Ничего, если не считать того, что однажды я ему случайно спасла жизнь.
— Вот как? Ну-ка, ну-ка… Поведайте мне эту расчудеснейшую историю, прошу вас!
Я хотела уже начать свой рассказ и только раздумывала с чего бы начать, как в комнату вихрем влетел Реми.
— Господин де Шико! Имейте совесть, наконец! — возмутился мой лекарь. — Вы обещали не тревожить сударыню более пяти минут, а сами уже полчаса ведете беседы, не задумываясь о здоровье госпожи Катрин!
— О, да, конечно. Простите меня, сударыня! Я, действительно, увлекся… Но, надеюсь, при следующей встрече вы мне расскажете обо всем? — Шико поцеловал мне руку и поспешно вышел, оставляя на попечение взбешенного ле Одуэна. Никогда бы не подумала, что это добряк умеет так громко разговаривать. Ни разу не видела его в гневе, а тут он просто не находил себе места, метался по комнате, словно ошпаренный.
— Это надо же! Так лечение нисколько не поможет! А потом будут сами говорить, что я — плохой врач!
— Прошу вас, успокойтесь, господин Реми. А то ваш бег по комнате, я точно не переживу!
После моих последних слов ле Одуэн вначале побледнел, потом покраснел, потом приступил к своим прямым обязанностям — врачевателя.
Я все еще не вставала, когда пришла модистка (на третьи сутки после моего пробуждения) и сняла все необходимые мерки, а еще через три дня у меня появилось два великолепных платья, как у настоящей барышни. Одно — темного бархата с длинными рукавами и высоким воротником, другое — шелковое, светло синего оттенка, с соблазнительным декольте. Оба платья пришлись по душе, к тому же мой гардероб пока был почти пуст. И теперь совсем не мешало его заполнить подобающими для девушки нарядами.
