– Ох, Люда, Люда…
Дениса он взглядом даже не удостоил. Быстро одевшись, вышел из квартиры и возник снова через пару часов, ввезя в дом коляску, упаковку с деревянной кроваткой, сумку с ползунками и пеленками и, что самое смешное и трогательное, картонную коробку из ресторана, в которую были тщательно и с любовью упакованы переложенные бумагой (чтобы не остыло) шашлык, еще теплые лепешки с сыром и без, курица в ореховом соусе, тушенные с чесноком баклажаны и даже кусочки торта, проложенные салфеткой и все же слегка покалеченные и примятые, со сбившимися набок шоколадными украшениями.
Он строго посмотрел на мать, твердо сказал:
– Люда! – и кивнул на коробку.
Мать все поняла, покраснела и бросилась на кухню – разбирать всю эту сказочную вкусноту и накрывать на стол.
Потом был быстрый кивок в сторону молодого отца, и закипела работа. Была собрана кроватка, разложены пеленки и бутылочки, расставлены пузырьки с марганцовкой, зеленкой, детским кремом и укропной водой.
– Ну, вы даете! – с восторгом выдохнула Марина.
– Опыт, девочка, сын ошибок трудных… У меня ведь два внука. И очень бестолковая невестка, – тяжело и грустно вздохнул он.
Маминого мужа, Валерочку, она тогда полюбила сразу и навсегда, грустно отметив, что жизненная несправедливость еще раз явила себя во всей красе – везет совсем не тем, которым повезти должно и обязано. Мать, конечно, человек родной и любимый, но… Росомаха – не приведи господи! А вот повезло так повезло, нечего сказать. И это при нынешнем-то дефиците мужиков любого возраста. Не говоря уже про людей зрелых и жизнью пообтертых.
Судьба! Та, что и на печке найдет!
Девочка, названная Юлькой, оказалась беспокойной – ночи были бессонными и словно в тумане. Денис раздражался, хватал подушку и уходил спать в соседнюю комнату: «Мне завтра на работу, а ты можешь дрыхнуть хоть целый день».
Дрыхнуть! Насмешил. Не было и получаса, чтобы приклонить голову. Марина моталась, словно сомнамбула, – все на автомате, голова ничего не соображала, руки дрожали, как у пьяницы, подкашивались колени.
Хотелось одного – спать, спать и спать. Вот лечь в кровать, рухнуть и… провалиться в счастье. И чтобы сутки или двое… Не слышать детского плача и не думать о том, что надо вскочить, развести и подогреть смесь и поменять пеленки.
Иногда снова наваливалась апатия: неужели это никогда не кончится? Неужели она никогда больше не будет принадлежать себе? Не сделает прическу, маникюр… Не наденет красивое платье. Не сядет в ресторане за столик, где свет такой мягкий и приглушенный, и ее спутник (почему-то представлялось, что это вовсе не Денис) не будет смотреть на нее нежно и с интересом, который может вызвать только молодая, очень красивая и желанная женщина.
Людмила Петровна приезжала раз в неделю, и то, как предполагала Марина, по настоянию Валерочки. Он заезжал за ней после работы, обязательно поднимался в квартиру, тетешкался с Юлькой и приносил несколько пакетов с провизией и подарками для внучки – именно так он называл Маринину дочь.
Мать помогала бестолково – крутилась под ногами, проливала суп и колотила тарелки. Марина раздражалась:
– Ты, мам, как во сне или в глубоком обмороке.
А мать по-прежнему словно пребывала на другой планете. Только когда появлялся на пороге «Валерочка», она по-прежнему вспыхивала, как девочка, и сразу хорошела лицом.
Радость за мать, конечно, была. Но и раздражение никуда не делось. «Лучше бы не приезжала вовсе», – думала Марина, выметая из-под стола осколки разбитой тарелки или чашки.
Денис с дочкой был довольно сдержан и на Маринины просьбы «погулять с ребенком хотя бы в выходные», чтобы она могла приложиться к подушке на час или полтора, слышала всегда одно: «А я не устал? Я, между прочим, всю неделю работал!» И, громко хлопнув дверью, он уходил в свою комнату. Конечно, начались скандалы. Напряжение росло не по дням, а по часам. Однажды Марина бросила:
– А я и не знала, что ты такая сволочь!
Денис, сузив глаза, спокойно ответил:
– А что ты хотела? Пламенной любви? Помнится, речь о ней никогда и не шла – ни с твоей, ни с моей стороны. Или я что-то путаю? Да и вообще, – он брезгливо поморщился, – этот наш с тобой брак, знаешь ли… Чушь какая-то и хрень на постном масле.
– А Юлька? – закричала Марина. – Тоже чушь собачья и хрень?
Не разговаривали три недели. Марина ничего не просила – сама ходила в аптеку и за хлебом. Продукты, слава богу, по-прежнему подкидывал Валерочка.
Ах, если бы она могла уйти! Подхватив Юльку, бросив в коляску свои и дочкины тряпки. Вот только куда? Валерочка жил у Людмилы Петровны, оставив свою квартиру младшему сыну, у которого родился уже третий ребенок.
Нет, можно было, конечно, поставить условия им с матерью… Но, что называется, язык не поворачивался. Марина помнила все то добро, что сделал и продолжал делать мамин муж. И еще понимала – если что, рассчитывать она может только на него. Уж не на Дениса – определенно.
* * *
В девяностых Денис, как, впрочем, и все или почти все, решил зарабатывать деньги. И, к большому удивлению Марины, это у него здорово получалось. Теперь он снимал офис (комнатушка в здании проектного института, огромного, с бестолково длинными и холодными коридорами), где сидели он, его единственный сотрудник и секретарша Светлана – молоденькая приезжая деваха с боевым раскрасом североамериканских индейцев на смазливом личике.
Она неторопливо снимала трубку и важно, в нос, говорила:
– Компания «Феникс», чем могу быть полезна?
Все это было смешно, но компания «Феникс» могла быть полезна по многим вопросам. Например, можно было партиями закупить вертолеты или колготки. А также теплые куртки американских ВМС и женские прокладки.
Спустя полтора года Денис снял офис побольше, сменил секретаршу на более толковую, расторопную и длинноногую и одновременно поменял машину – вместо старых «Жигулей» пересел в не более свежую, но достойную БМВ, почувствовав себя настоящим и успешным бизнесменом.
То, что муженек загулял, Марина поняла быстро – возвращения под утро и подшофе, пустые и злые глаза, раздражение, упреки, переходящие в скандалы. А однажды он замахнулся…
Она, белая от ненависти, совсем не испугавшись, схватила кухонный нож и прошипела:
– Только посмей!
Он быстро все понял и, мотнув, как бык, головой, убрался к себе.
Больше такого не повторялось, но… Жизнь ее от этого краше не стала. Ужасна была ее жизнь. Ужасна и, казалось, абсолютно беспросветна…
Людмила Петровна старалась не замечать Марининого настроения – так было проще. А когда дочь однажды, не выдержав, попрекнула ее, расплакалась и даже обиделась:
– Ну неужели я не имею права на счастье? Ты только вспомни, сколько лет у меня не было ничего, кроме одиночества и отчаяния. И вот, когда мне так несказанно повезло, ты, моя дочь, упрекаешь меня и осуждаешь!
Ладно, все. Так, значит, так. Значит, такая судьба – что поделаешь. В конце концов, есть Юлька и есть здоровье. Хотя при таких нервах смешно говорить о здоровье. И еще она поняла, что деньги, которые ей швырял на пол пьяный муж, она больше не возьмет. Никогда. Лучше пойдет мыть полы в подъезде. Или просить милостыню у метро.
А вообще, когда она слышала пьяный храп из соседней комнаты, ей казалось, что она в западне, из которой нет выхода. Там – счастливая до дурости мать, здесь – вечно пьяный хам, швыряющий шальные деньги направо и налево. И выхода нет.
А однажды, когда поздно вечером позвонил муженек и под крики пьяных же девок сообщил ей, что он в сауне и чтобы она поджарила мясо к его приезду, она, слушая невообразимые визги и базарный мат, поняла, что это – край. Конец, пропасть, бездна, тухлая черная яма. И если она из нее не выберется, то погибнет. Вместе с дочерью, кстати. А пока она продумывала пути отступления, готовя разговор с Валерочкой (мать по-прежнему была далека от реалий), подумывала даже о том, чтобы куда-нибудь уехать – далеко-далеко, например, в глухую деревню где-нибудь за Уралом, снять там угол у доброй старушки и пойти работать, скажем, в школу или в детский сад, милый муженек влип в дикую историю, вполне характерную, впрочем, для тех безумных лет.
Все – и новая машина, огромный блестящий, похожий на гигантскую акулу черный джип, и офис, уже тоже, кстати, огромный, уставленный добротной дубовой и кожаной мебелью, и сам, собственно, бизнес, в котором Марина ничего не понимала и понять не старалась, – все это «великолепие», весь этот непременный антураж успешного человека накрылся медным тазом и был отобран за долги – тоже вполне обычная, рядовая история. В список отобранных и любимых мужниных игрушек вошла еще и квартира.
И был обозначен срок – два месяца, а не то…
Что означает это «не то», Марина уточнять не стала – слишком жалок был ее супруг, трезвый и притихший, сидящий напротив нее на кухне и жалобно излагающий всю эту историю.
